Данэя
Шрифт:
Наконец нащупал твердую стенку. Долго шарил рукой, пока не удалось зацепиться пальцами за какой-то выступ – Он начал как-то ползти вверх. Потом нащупал ещё один еле ощутимый выступ.
Он поднимался – страшно медленно, затрачивая неимоверно много усилий. Несколько раз рука соскальзывала.
И вдруг стало легче. Беспросветная тьма прорвалась: верхняя часть шлема с шишаком-антенной вышла из песка. Сил больше не было. Откуда-то сверху на Него стекала струйка песка, грозя погрести его снова.
Последним усилием воли Он успел включить радиосигнал о помощи. Катер должен быть цел – он достаточно далеко: сюда Он
Это было последнее, что он помнил: силы оставили Его.
... Сколько Он пробыл без сознания, неизвестно – но, видимо, долго. Очнулся оттого, что что-то стучало по шлему. Было темно: Он, должно быть, был засыпан сверху либо снова опустился.
Стук в шлем прекратился. Дышать было очень трудно, не было никаких сил. Он не думал ни о чем, не испытывал страха: ничего, кроме какого-то полного безразличия.
Сверху доносилось шуршание песка. И вдруг в глаза ударил яркий свет фонаря на голове темной фигуры в скафандре. Он снова стал впадать в забытье.
Очнулся уже в катере. Без шлема. Прежде чем открыть глаза, жадно сделал несколько глубоких вздохов. Над Ним, склонившись, стоял Сын.
– Где Мама? – наконец сумел произнести Он.
– Дома. Что случилось, Отец?
– Метеорит. Близко отсюда, – Он с трудом ворочал пересохшим языком.
– У тебя болит что-нибудь?
– Нет, кажется. Дышать только трудно было.
Сын помог Ему сесть и стал копаться в Его скафандре.
– Регенерационный патрон не в порядке. Тебя сильно швырнуло?
– Не помню даже. А почему здесь ты?
– Я первый принял сигнал. Их дома не было: улетели на фруктовую плантацию. Раньше, чем через два часа Мама сюда бы не поспела. Ну, я и не стал ждать её, – он стал подробно рассказывать.
Он вообще не сообщил Маме – быстро надел панцирь и улетел на втором катере, оставшимся у пещеры. Подлетая сюда, нащупал с высоты Его катер и произвел посадку.
– Катер был пуст. Прикрепил вертолет, поднялся повыше и стал шарить ручным локатором. Долго: я не думал, что ты так далеко от катера. Наконец, нащупал что-то похожее, полетел туда.
Было темно, почти ничего не видно. Мой фонарь освещал только склон горы, и я сел на него. Привязал канат к большому камню, стал спускаться вниз: туда указывал локатор. Там был сплошной песок. Я послал на катер команду, чтобы прилетел аэрокар с лебедкой и инструментом, но ждать не стал: попробовал, держась за канат, отгрести песок от маленькой воронки. Я тыкал в песок длинным щупом, пока не наткнулся на тебя. Ты был не глубоко – я откопал тебя быстро и привязал к концу каната на котором висел. Аэрокар как раз прилетел – лебедкой поднял нас и перенес сюда. Вот и всё!
– Ты уже связался с Мамой?
– Нет. Она ещё не знает.
Он не знал, что и делать: поблагодарить за вовремя оказанную помощь – или отругать? За что? Самовольный полет в катере – не шутка, конечно, но он сделал всё как нельзя лучше, и за это его можно только похвалить.
– Ладно, поговорим дома, – только и сказал Он.
Что сейчас думает Мама? Отложив поиски упавшего метеорита, поднял катер; второй полетел следом, ведомый по радио.
Дурнота прошла. Он говорил с Сыном о метеорите. Катера шли над облаками; в небе сияли сразу две луны: самая большая и самая
маленькая.... Во время полета Он, так и не решив, говорить ли о том, что с ним произошло, отделался радиограммой: “Летим домой”.
Он не успел дома и рта раскрыть, – Мама, возбужденна до неузнаваемости, непохожая на себя, крича и плача, налетела на Сына:
– Как ты посмел!
И вдруг сделала то, что никто никогда не ожидал: влепила Сыну пощечину.
Сын вспыхнул от обиды; Он хотел объяснить ей всё, но вдруг Мальчик сам произнес:
– Мама! Мамочка! Прости: я больше не буду. – И глянул на Него: Он понял, что не надо ничего ни говорить, ни объяснять.
Мама расплакалась, а Сын обнял её и стал успокаивать.
... Они так ничего и не сказали Маме, что с Ним тогда произошло. Но с того дня Он в полную меру почувствовал к Сыну уважение, которое зародилось ещё тогда, когда он отдал Сестренке свое первое яблоко.
Сын заметно взрослел. Помощь его в делах становилась всё ощутимей, утратив первоначальный характер преимущественно воспитательного средства. Он и Мама всё больше обсуждали дела в его присутствии; давали ему возможность, если хотел, высказать собственное мнение.
Он глубоко вникал во всё, что было сделано, делается и должно быть сделано на планете. Летал с Ним и Мамой, а изредка и один во все уголки планеты, посетил все объекты. Многое из того, что касалось природы планеты и её отдельных частей, он помнил даже лучше, чем Он и Мама.
Ему стали поручать решение всё более трудных практических задач, и он выказал способность самостоятельно справляться с ними.
Дочка старалась тянуться за Братом, хотя ей было далеко до него в этом отношении, и не только из-за одной только разницы в возрасте. Но Брат ей полностью передал уход за животными и плантациями: в этих делах почти ничего не менялось – с работой справлялись машины-роботы, и нужно было лишь вести наблюдения под руководством Мамы. Но это занятие пробудило в ней интерес к биологии.
Большую часть времени она, поэтому, проводила с Мамой, Сын – с Ним.
34
Кислорода в воздухе планеты стало хватать для ночного дыхания растений, – начали снимать защитную пленку. Их пребывание на планете подходило к концу.
Крейсер теперь уже нес груз преимущественно на экспресс – батареи с запасом энергии – и возвращался с остатками семян для облесения остатков поверхности планеты и восстановления лесов: после снятия пленки произошло два грандиозных пожара от молний, с которыми едва справились, после чего прекратили демонтаж металлических мачт – установили на них молниеотводы.
... Ещё через два года Они впервые рискнули снять скафандры. Дышать было можно. Но трудно – углекислоты было ещё многовато.
Впрочем, в Их программу и не входило доведение состава атмосферы почти такого же, как на Земле: пока планета не заселена, избыток углекислоты способствовал росту деревьев. И обеспечивал их питание до того времени, когда здесь появятся источники поддержания углекислоты: люди и животные.
Отлет планировался через год, но события заставили Их поторопиться. Началось с того, что вдруг снова отклонился от курса и ушел в пространство крейсер, последний: с гипераппаратом Экспресса опять что-то происходило.