Даниил Галицкий. Первый русский король

А Андрей эту жердочку качать вздумал! К чему было в Каракоруме, скрипя зубами, все их обычаи исполнять, столько подарков возить, выю гнуть, чтобы ныне все одним махом испортить?! Столько твердили они с митрополитом, что помощи от папы Иннокентия и рыцарства ждать не стоит, они либо утешеньем отделаются, либо и вовсе земли заполонят, потом не выгонишь. А Батый, если узнает, головы поснимает! И не одним князьям, как вон Михаилу Всеволодовичу, а всему княжеству!

И было до слез обидно, что разумный брат, стоило зайти речи о покорности, без которой пока не обойтись, становился упрямым. Геройства ему захотелось, верит, что стоит начать, как вся Русь поддержит. Какая Русь?! Новгород за лесами и болотами, к нему попробуй доберись, Смоленское княжество не знает, как самому от Литвы отбиться, Роману Брянскому тоже не до татар, Миндовг покоя не дает, Даниил Галицкий далече, пока сообразят, что к чему, Батый успеет Владимир и Переяславль Залесский с землей сровнять!

Но Андрей Ярославич этого словно не видел, смотрел, все знал, но понимать не желал. Потому и тоскливо у старшего брата на душе, что младший мог отчинные земли снова под напасть подвести своим неразумным поведением. А новая женка ему в том знатная помощница!

И Александр решился: он попросит Батыя отдать ему Владимиро-Суздальское княжество, оставив Новгород, а Киев пусть берет Андрей. С тестем по соседству, пусть с Куремсой бодаются, это не Батый, с ним можно. На Куремсу голос хорошо повысь, со страху пригнется. Конечно, силы у наместника немало, иначе Батый не посадил бы, пожалуй, даже крепче Сартака будет, но у Сартака за спиной Батый, а про Куремсу хан еще подумает… А без поддержки из Сарая и Куремсу побить можно!

От этой мысли на душе у Александра даже посветлело, показалось, что нашел выход – если княжествами поменяться, то и Андрей при деле будет, и ему лучше. С митрополитом бы посоветоваться, но тот снова в поездке, был в Ростове, да уехал… Да и с самим Андреем не мешало бы поговорить, но к тому времени, когда Невский все это продумал, Владимирские земли остались позади. Не возвращаться же, тем паче, что и Андрей должен быть в Сарае, гонец сказал, что Батыга обоих звал. Кроме того, Александр решил сначала остановиться у Сартака, поговорить с ним. Вроде как посоветоваться. Пока он будет у царевича, Андрей успеет приехать в Сарай раньше.

Невский не подозревал, что Андрей категорически отказался ехать в Сарай и страшная лавина уже начала свое движение. Да если бы и знал, то сделать уже ничего бы не успел…

Батый от услышанного просто обомлел – князь Андрей Ярославич женился! Казалось бы, обычное дело, почему бы молодому, сильному князю не жениться? И какое дело хану до женитьбы князя Андрея? Но главным было то, на ком он женился!

Владимирский князь взял в жены не царевну из рода Кият-Борджигин (рода самого Чингиса!), родственницу Бату, как ему предлагали, а дочь галицкого князя Даниила! Неужели в подвластных ему землях вызрел заговор?!

Батый вызвал к себе Сартака. Пусть ответит за своего названого брата, неужели и Александр с ними в сговоре?! Хан не любил в трудные минуты размышлять в юрте, нутро требовало простора. Приказал отвезти себя в степь, но не охотиться (он болел), а просто посидеть, подышать полынным запахом, дать глазам отдохнуть от бесконечных препон в виде юрт, снующих людей, всадников… Это нынешние молодые ханы любят, когда вокруг стены… стены… а старики вроде Бату тоскуют по простору. Разве можно сравнить степь, где глазу вольно, с городом с его домами, заборами, стенами?! Бату не любил городов и редко в них бывал, только по необходимости, когда приходилось осматривать очередной сожженный. В степи даже думалось по-другому, так же вольно…

Вот и теперь хан сидел на холме, оглядывая окрестности. Но отдыхал Бату только глазами, но не душой. Душа болела. Огромный улус раскинулся широко, земли в нем богатые, дань платят исправно, только нужно уметь не разорять, как это до сих пор делает глупый Куремса, а договариваться, как договорились с владимирскими князьями. Столицу Сарай хорошо поставил, угрозы ниоткуда быть не должно, эти неповоротливые рыцари разбиты так, что долго не опомнятся. В Каракоруме свой Менгу сидит, тоже пока тихо. Можно на юг войска отправлять, не ожидая удара в спину.

И вдруг эта женитьба… Нет, не только обида за пренебрежение его внучкой мучила Батыя, через такие вещи он умел переступать, если глупый урус не захотел породниться с самим родом Борджигинов, значит, говорить не о чем. Батыя неприятно поразило другое: один сильный русский князь договаривался с другим, причем хан точно знал, что обоих пытался привлечь к себе папа Иннокентий. Вот это попахивало уже заговором.

Заговоры пресекаются быстро: вызвать к себе и лишить жизни, чтобы некому было сговариваться! Батый не раз так поступал, ни в чем не сомневаясь. Почему же теперь ему не хотелось этого делать? Хан пытался разобраться сам в себе, что мешает показать власть, почему он раздумывает?

Батый смотрел вдаль, но все примечал вокруг: от летней ставки отделилась группа всадников, охрана хана напряглась, но почти сразу успокоилась – увидели высоко поднятый знак царевича Сартака. Тот хорошо понимал, что, не признав его, не только к отцу не допустят, но могут и побить стрелами при подъезде.

Сартак остановился далеко, оставил коня и пошел к сидевшему на кургане Батыю пешком. Приблизившись, он подполз, привычно приветствуя отца и правителя. Тот глазом не повел, выдержал положенное время, сделал знак, чтобы сын поднялся и подошел ближе.

Батый долго беседовал с сыном. Его интересовало одно: не готовят ли братья Ярославичи заговор и знал ли Александр о женитьбе Андрея.

– Конечно, знал. Только они не во всем согласны.

– Я в Сарай звал. Знаешь, что мне этот шакал ответил? Ему некогда!

– Кто, Александр?!

– Нет, Андрей. Александр вовсе ничего не ответил!

– Невский в Новгороде, может, еще не успел.

По едва заметному движению глаз отца Сартак понял, что того новость заинтересовала.

– Думаешь, приедет?

– Думаю, да.

Батый почти с удовольствием огляделся вокруг, хмыкнул:

– Если приедет, ему ярлык отдам! А Андрея вон!

– Куда вон?

– Пусть к своему Даныле едет, там ему место!

Хан сделал знак, чтобы Сартак оставил его одного, но не успел тот отодвинуться, как услышал:

– Я непокорных наказываю. На Андрея Неврюй завтра выходит! Передай, чтобы дальше его земли пока не шел. Если Александр не приедет, то пусть Неврюй сровняет Новгород с землей!

И такое послышалось в голосе Батыя, что даже Сартаку стало не по себе. Отец действительно не прощал предательства.

– И не смей отправлять гонца предупреждать никого из них!

Сын только склонился в знак согласия.

– Тот, кто предал тебя раз, предаст и еще, от него можно получить стрелу в спину, тогда ее меньше всего ждешь. Иди!

Высоко в небе кружил, выглядывая добычу, орел, как раз когда Батый произнес последние слова, птица вдруг устремилась вниз. «Вот еще одна жертва», – подумал Сартак.

За годы общения с татарами их юрты стали привычными, привык князь и к запахам, и к крикам, уже знал язык, и ребятишки больше не дразнили его по-своему. Князя Александра в Орде звали Искандером, ждали его подарков, крупных и мелких, а потому, как только ладья ткнулась носом в берег, по ставке Сартака разнеслось ребячьими голосами: