Дантон
Шрифт:
Раздались крики: «Да здравствует король!»
Людовик приветливо помахал рукой и направился к воротам собора. Его полное лицо выглядело туповатым и угрюмым. Следом за ним шла молодая женщина, одетая о изысканным вкусом. Нижняя губа красавицы была презрительно оттопырена.
— Австриячка!
— Мадам Дефицит!
Толпа шумела и бурлила, и трудно было понять, чего в ней больше: восторга к королю или ненависти к королеве.
Людовик подходит все ближе. Вот он поравнялся с тем местом, где стоит Жорж. Глаза монарха лениво скользят по голубым мундирам и на мгновение останавливаются на необычном лице молодого провинциала.
Затем
Да, все было именно так.
Так оно и запомнилось на всю жизнь.
Но обряда коронации Жоржу все же увидеть не довелось. Хотя он пробился почти к самым воротам собора, дальше ходу не было: шеренга гвардейцев стояла нерушимо, как стена. О том, чтобы прорваться сквозь эту преграду, не приходилось и думать. Жорж несколько раз пытался, став на носки, подняться над общим уровнем голов. Но из этого также ничего не вышло. Все равно алтарь был слишком далеко, да и стоять в подобной позе долго было невозможно.
Наконец Жорж устал и успокоился. Плетью обуха не перешибешь. Оставалось примириться, вдыхать удущ; ливый аромат ладана, слушать ненавистное гудение колоколов да терпеливо ждать конца церемонии.
И по мере того как проходили унылые часы ожидания, юноша все чаще возвращался мыслью к вопросу: а зачем, собственно, он сюда так рвался? Что ему за дело до коронации, короля и всей этой сутолоки?.. Теперь впереди долгий путь, неприятности в коллеже, объяснения с дирекцией. И главное — даже не набрал материала для праздничного реферата: ведь не писать же, в самом деле, о том, как простолюдины поносили Австриячку!..
Молодой король также не задержался в Реймсе. На следующий день после коронации он отправился в Париж. Здесь он выслушал торжественную обедню в соборе Нотр-Дам, после чего посетил коллеж Луиле-Гран, патронами которого считались французские монархи. И приветствовал его от лица воспитанников коллежа некий хрупкий юноша, по имени Максимилиан Робеспьер…
Так, в эти июньские дни 1775 года произошли две символические встречи, которые сами по себе, в отрыве от будущего, не имели никакого значения.
Разумеется, будущего не могли знать ни двадцатилетний Людовик, ни шестнадцатилетний Дантон, ни семнадцатилетний Робеспьер.
Ни один из них не имел ни малейшего понятия о том, как и когда пересекутся их жизненные пути.
По окончании коллежа Дантон продолжал жить в Труа. Он собственными средствами заканчивал образование, много читал и одновременно подрабатывал, помогая в делопроизводстве родственникам.
В столице Шампани их было несколько, в том числе два прокурора, судебный пристав и два священника. Особенно любил Жорж навещать своего дядю Николя, кюре из Барбери, небольшого местечка в полутора лье от Труа. Гостя здесь всегда ожидали вкусный обед и заботливые наставления. Последние, впрочем, для Жоржа были бесполезны. Он твердо решил отказаться от духовной карьеры. Колокольный звон остался для него ненавистным на всю жизнь.
В эти годы он неоднократно бывал и в родном Арси.
Милый Арси, крошечный городок, задремавший вдали от большого мира под шелест старых дубов и вязов!
Юноша мечтал: разбогатев и добившись славы, он обязательно вернется сюда и будет жить здесь, в кругу близких, с матерью, отчимом и сестрами…
Но для этого нужно было стать великим адвокатом, потрясти сердца соотечественников, приобрести состояние и
независимость.Для этого нужно было завоевать Париж. Только Париж.
Путь в Арси лежал через столицу.
Окончательное решение Дантон принял в 1780 году. После смерти отца оставалась его доля наследства, которой он мог располагать по своему усмотрению. Но что ему были эти крохи, ему, который мечтал о большой карьере и большом богатстве?
Он, не задумываясь, передал свою долю господину Рекордену, дела которого к этому времени сильно пошатнулись. А сам немедля отправился в новое путешествие, в город гигантских возможностей, на поиски головокружительной карьеры.
Полный бодрости и надежд покидал двадцатилетний юноша родные места. Его путь от Арси до Парижа обошелся ему дешевле, чем прогулка из Труа в Реймс: владелец дилижанса, в котором он отбыл, старый друг семьи Дантонов, ничего не взял за проезд.
Ну, разве не было это хорошим предзнаменованием?..
Увы! Жоржа Дантона Париж принял с черного хода. Вместо широких улиц его встретили узенькие переулки, вместо дворцов — трущобы, вместо веселых сибаритов — мрачные, измученные труженики, вместо успеха — серенькое прозябание.
Дилижанс доставил путешественника на крохотную грязную улочку Жофруа-ль’Анье, где помещался постоялый двор «Черная лошадь». Его владелец, бравый Лайрон, шампанец по происхождению, принимал по преимуществу земляков. Каждому из них были обеспечены плохонькая комната и дешевый стол. Трактирщик не отказывал им также в протекции и добрых советах.
Именно Лайрон порекомендовал Жоржу обратиться к прокурору парламента, господину Вино, проживавшему неподалеку от «Черной лошади» на улице Сен-Луи.
Господин Вино долго и не без интереса рассматривал физиономию своего посетителя. Затем предложил ему сесть.
Работа?.. Гм… Собственно, ему не нужны служащие. Его штат укомплектован. Разве что по переписке бумаг… Вот перо и чернила. Пусть молодой человек покажет свое искусство.
Жоржа бросило в пот. Он писал так отвратительно, что и сам едва разбирал свой почерк! Но он быстро овладел собой, небрежно отодвинул письменные принадлежности и встал.
— Я приехал сюда, — сказал он, — не для того, чтобы стать переписчиком.
Господин Вино вздрогнул от неожиданности, поднял брови и заново оглядел молодого человека. Потом улыбнулся.
— Люблю наглость, — заметил он. — В нашем деле без нее не обойтись.
И Дантон остался у прокурора в качестве клерка.
Конечно, это был не рай. Но это были квартира и стол, а возможно и тропинка к лучшему будущему. Кроме того, у прокурора была молодая жена, которая отнюдь не отвергала стихов и комплиментов напористого арсийца…
Дантон не подозревал, что в нескольких кварталах от его нового пристанища, в конторе другого прокурора, господина Нолло, служил таким же, как и он, клерком такой же, как и он, полный надежд провинциал, по имени Максимилиан Робеспьер.
Впрочем, пока это имя, как и имя Дантона, еще никому и ничего не говорило.
По долгу службы Жорж вскоре переступил порог Дворца правосудия.
Он был ошеломлен.
Сколько шуму и толкотни!
Кругом снуют хлопотливые люди в черных одеждах. Они о чем-то сговариваются друг с другом, спорят, кричат. Между ними там и сям мелькают продавцы брошюр и листков. Растерянные клиенты стараются кого-то поймать, что-то выведать…