Дар богов
Шрифт:
– Так вот что вам нужно! – воскликнул граф. – Деньги!
– Совсем немного, – возразила Алиса. – Ровно столько, сколько требуется, чтобы хватило купить одну вещь, которая сделает мою сестру безмерно счастливой.
– И что же это за вещь?
Алиса спохватилась. Надо же так разговориться! Это все виновато шампанское!
– Это секрет, милорд, – сказала она. – А теперь, пожалуйста, расскажите мне о себе. Я никогда не видела дома, в котором столько сокровищ.
– Вы имеете в виду мои книги?
– Не только. Поднимаясь по лестнице, я заметила
– Тогда, может быть, поговорим о них? – поинтересовался граф.
– Даже не знаю, что привлекает меня больше – ваши книги или ваши картины. Знаю лишь, что отныне, глядя на книги нашей домашней библиотеки, я буду вспоминать те, что увидела у вас. То же самое касается и картин.
– А где вы живете?
– В маленькой деревушке в Хартфордшире. Боюсь, название ее вам ничего не скажет.
– Другими словами, вы и его желаете оставить в секрете. Но к чему эти тайны?
– Могу ли я, милорд, в свою очередь поинтересоваться, почему вы так любопытны?
– Полагаю, ответ на этот вопрос очевиден, – сказал граф и, видя, что Алиса смотрит на него с недоумением, добавил: – Я все теряюсь в догадках, как это вам удалось добиться того, что ваша кожа выглядит почти прозрачной и вместе с тем нежной, как лепестки розы.
Голос его при этом звучал так сухо, что, казалось, он читает вслух отрывок из книги, а не делает комплимент. Алиса невольно рассмеялась.
– Чему вы смеетесь? – удивился граф.
– Мне еще ни разу не говорили, что я похожа на розу. С розой обычно сравнивают мою сестру. А меня – с фиалкой, маленьким скромным цветочком.
– Который прячется под зелеными листиками, – заметил граф.
– Да вы просто поэт, милорд!
– В моей библиотеке очень много стихов. Алиса вздохнула.
– Как я вам завидую! Наш папенька – не любитель поэзии, поэтому у нас дома стихов почти нет.
Дворецкий принес новые кушанья. Придвигая к себе тарелку, граф проговорил:
– Если я вас правильно понял, вы с сестрой редко бываете в Лондоне?
– Да, очень редко, хотя в ближайшем будущем мы, возможно, приедем сюда.
– Продавать кремы?
– Да… конечно, – торопливо согласилась Алиса.
– Не очень-то, наверное, весело юной девушке жить в деревне и развлекаться лишь созерцанием природы да изготовлением кремов, продлевающих красоту других женщин.
– Очень надеюсь, что мадам Вестри… они понравятся.
Говоря это, она не сумела скрыть беспокойства, подумав вдруг, как будет разочарована Пенелопа, если их план не удастся. Им придется шить себе платья самим, но это безнадежно: в Лондоне никто не обратит на них ни малейшего внимания.
А еще ей пришла в голову мысль, что один серебряный поднос, на котором подавали еду, стоит столько, что на эти деньги можно было бы с легкостью купить полдюжины великолепных нарядов и, подобно сестрам Ганнинг, покорить Лондон.
«Прошу тебя, Господи! – взмолилась Алиса. – Сделай так, чтобы мадам Вестри наши кремы пришлись по душе!»
Она молилась с таким рвением, что совершенно забыла, где находится,
и, услышав голос графа, испуганно вздрогнула.– О чем вы сейчас думаете?
– О мадам Вестри.
– Вы восхищаетесь ею?
– Я слышала… что она… отличная актриса.
– Я спрашиваю не об этом. Мне показалось, что, войдя в гримерную, вы были шокированы.
– Наверное… вы сочтете меня… дерзкой, – чуть слышно проговорила Алиса, – но я и в самом деле подумала… что мадам Вестри одета… несколько нескромно.
– Естественно! – бросил граф. – Именно поэтому «Джованни в Лондоне», спектакль в общем-то неважный, пользуется в столице таким громким успехом.
– У мадам Востри, по-моему… хороший голос. Такое мелодичное контральто.
– Публику больше интересуют ее ноги, – с неожиданной злостью сказал граф.
Алиса вспыхнула.
Она считала, что обсуждать подобный предмет – верх неприличия.
– Если вы приедете в Лондон, – продолжал граф, – то вам придется идти в ногу со временем. Так что, быть может, вам лучше сюда не приезжать?
– Почему? – удивленно спросила Алиса.
– Потому что все мужчины тут же начнут восхвалять вашу красоту, и это вскружит вам голову. Вы станете самонадеянной и самоуверенной особой, излюбленное занятие которой – пускать пыль в глаза.
– Как вы можете говорить такое! – воскликнула Алиса. – Ничего похожего не случится! И потом, я совсем не уверена, что кто-то станет петь мне дифирамбы.
При этом она подумала о миссионерах и священниках, с которыми общается тетя Генриетта. Они ее и замечать-то не будут, не говоря уж о том, чтобы делать ей комплименты.
– А зачем же тогда вы вообще едете в Лондон? – спросил граф.
– Шить одежду для африканских детей. Отправляясь в Африку, миссионеры возьмут ее с собой.
Граф уставился на нее с таким изумлением, что Алиса, обругав себя за излишнюю откровенность, поспешно проговорила:
– Вам это неинтересно, милорд, а мне уже пора идти. Прошу вас… разрешите перед уходом еще раз взглянуть на ваши книги.
– Пожалуйста, – сказал граф, но тут дворецкий поставил на стол графин с вином, и Алисе стало неловко.
– Простите меня! Ваш обед еще не закончен, а я вас уже тороплю. Это очень невежливо с моей стороны…
– Мой обед закончен, – успокоил ее граф. – Вина я не хочу, так что прошу вас в библиотеку – еще раз взглянуть на мои книги.
Сгорая от стыда, Алиса встала из-за стола и нерешительно направилась к двери.
Как пройти в библиотеку, она помнила и, войдя, вновь замерла в восхищении. В солнечном свете, струящемся через окно, тисненые кожаные переплеты загадочно и призывно поблескивали, и Алисе неудержимо захотелось взять краски и кисти, чтобы запечатлеть на холсте это великолепие.
Над камином вместо обычного зеркала висела картина, изображающая коня, работы, как показалось Алисе, художника Стаббса. Впрочем, она не решилась высказать свою догадку вслух.
Пока она оглядывалась по сторонам, граф подошел к столу у окна и уселся в кресло.