Дар божий. Соперницы

— Пусть действительно останутся на память, — сказал он, — не каждый день такие послания получаешь, — и, не долго думая, убрал листы во внутренний карман пиджака, висевшего на соседнем стуле.

* * *

Всего за какую-то неделю всё неузнаваемо изменилось: в город пришла настоящая, щедрая на тепло весна. Незаметно, словно по мановению волшебной палочки, дворы и скверы завернулись в тяжёлые зелёные шали листвы; покрылись нежно-сиреневой дымкой бульвары, выбросили тонкое ришелье соцветий вишни; лопнули, разлившись ароматным розовым соком, яблони. Чирикая до хрипоты, сходили с ума воробьи; прищурив глаза, млели от тепла и неги развалившиеся на тротуарах и колодцах кошки. В воздухе держался стойкий аромат молодой травы и древесных соков. Настежь распахнув ворота, город встречал приближающееся аршинными шагами лето.

Подразумевалось, что командировка в Канаду продлится недолго, всего десять дней, и первый день лета Вороновский встретит уже у себя дома, в Москве. Как и полагалось, накануне отлёта ребята из клиники провожали его всем миром. Дорожная сумка была давно собрана, во внутреннем боковом кармане дожидалась своего времени зелёная папка Натаныча.

Сегодня отец сам проводил ребят в школу. Это случалось не так уж и часто, потому что почти каждое утро он выходил на работу, когда они ещё сладко спали. Держа мальчишек за руки, он шёл уверенными широкими шагами, и по его виду каждому было понятно, что он гордится своими сыновьями и что они для него самые лучшие на свете. Высоко задрав носы и сияя, словно надраенные медные самовары, близнецы старались поспеть за размашистым шагом отца, время от времени подпрыгивая и делая короткие пробежки. В такие моменты в рюкзачках раздавалось бряканье карандашей и книжек. Миновав школьный двор, уже у самых ступеней, Вороновский остановился и развернул ребят за плечи к себе.

— Сегодня я улетаю в Канаду на конференцию, но скоро вернусь, — серьёзно сказал он. — У меня к вам будет большая просьба.

— Какая? — в один голос спросили братья. От неожиданности ответа, прозвучавшего в унисон, они даже переглянулись.

— Очень серьёзная, — с важностью произнёс Лев. В ответ на его слова две пары бровей тут же сошлись домиком на переносице. — Вы остаётесь с мамой одни. Прошу не забывать о том, что мама у нас — единственная девочка, и обижать её нельзя ни в коем случае.

— Мы знаем об этом, — важно проговорил Гришка. Стоящий рядышком Андрейка согласно кивнул головой.

— Меня не будет полторы недели, можете ли вы мне пообещать, что здесь всё будет, как надо?

— Можем, — серьёзно произнёс Андрей. — Не волнуйся и лети в свою Канаду со спокойной душой, мы постараемся тебя не подвести. За маму не бойся, мы её в обиду не дадим.

— Главное, чтобы сами не обидели, — улыбнулся Лев.

— Мы же мужчины! — напыжился Гришка.

— Это хорошо, что мужчины, — сдерживая улыбку, сказал Лев, — тогда я волноваться не стану. Что вам привезти, придумали?

— Мне толстую книгу, где всё-всё-всё про Канаду рассказывается, и чтобы там были красивые цветные фотографии, — попросил Гришка. — И ещё мне бы очень хотелось железную дорогу с настоящим паровозиком.

— Хорошо, — кивнул Лев, — а тебе, Андрей?

— А мне привези первое, что тебе очень понравится.

— А если мне понравится то, что не понравится тебе?

— Исключено.

— Ты уверен?

— Да, пап, пусть это будет сюрпризом.

— Путь будет, — согласился Лев. — А теперь бегите, а то опоздаете на урок — учительница будет недовольна.

— Хорошо, папочка, пока! — Андрей хотел обнять отца за шею, но, поглядев по сторонам и увидев общих школьных знакомых, постеснялся. Вместо этого он, словно взрослый мужчина, крепко пожал протянутую руку.

Зато Гришка, ни на кого не обращая внимания, повис у отца на шее и звонко чмокнул его в щёку.

— Мы будем ждать тебя, прилетай скорее, — прошептал он в самое ухо, — а за маму не бойся.

Потом Лев видел, как, взявшись за руки, близнецы бегом миновали ступеньки и, помахав последний раз рукой на прощание, исчезли в дверях школы.

В аэропорту было много народа. Все суетились, переходя с одного места на другое и выжидательно поглядывая на табло. Приглушённый гул голосов, отражающийся от мраморной поверхности стен и пола, напоминал гудящий улей потревоженных пчёл. Щёлкало перекидными цифрами табло, каждый раз вызывая суматошную поспешность пассажиров, желающих протиснуться к выходу на поле непременно в первых рядах; с грохотом проскакивали мимо большие стальные платформы — тележки, доверху гружённые модными твёрдыми чемоданами на колёсиках; за столиками кафешек коротали время ожидающие вылета. Около выхода плотной толпой, плечом к плечу, держали оборону крутые частники, не допускающие на свою территорию чужаков и требующие за проезд в город астрономические по любым меркам суммы.

Маришка стояла рядом со Львом, держащим на плече обыкновенную спортивную сумку. Размер поклажи был невелик, поэтому сдавать её в багажное отделение не требовалось.

Всё было давно решено и обговорено. Маришка с необъяснимой тоской часто оборачивалась и посматривала на табло, где каждую минуту происходили какие-нибудь изменения. Она и сама не могла понять, чем было вызвано это тревожное ощущение наступающей беды. Уже много лет она вот так провожала и встречала Льва из далёких поездок, и можно было смело сказать, что к этому она привыкла. Ей не внове был гул турбин набирающего высоту самолета и редкие международные телефонные звонки. Сейчас всё было так же, как всегда, за исключением того, что сердце самой Маришки стучало рваными гулкими ударами, больно отдающими в спине, и тревожная волна подсознательного предчувствия спазмами сжимала горло.

— Может быть, ты не полетишь? — Маришка подняла глаза на Льва.

— Ты предлагаешь мне двинуться в Канаду на велосипеде? — усмехнулся он.

— На катамаране, — безучастно откликнулась Маришка.

— Вот он и проявился в полной мере, твой корыстный интерес, — изрёк Лев. — Просто тебе тоже хочется побывать в Канаде, нажимая на вторые педали катамарана.

— Безусловно, ты прав, если учесть, что за всю свою жизнь я не только ни разу не побывала в этой стране, но и ни разу не крутила педали транспорта с загадочным названием — катамаран, — созналась Маришка.

«Не уезжай! — кричало её сердце, — останься со мной! Я никуда тебя не отпущу, любовь моя».

На Маришкины плечи неожиданно навалилась невыносимая слабость, разрывающая всё существо на части, лишающая всего: сил, воли, желаний. Горло перехватило жёстким железным обручем, и глаза засыпало чем-то сухим, впитавшим в себя в один момент все непролитые слёзы. Маришка чувствовала, что голосовые связки будто отекли, стали слабыми, словно ватными; противный свербящий звук, вибрирующий где-то в грудной клетке, доводил до отчаяния, а душа всё так же беззвучно кричала, но голос её, неистовый и потерянный среди других звуков, так и не был услышан.

— Внимание! Пассажиров рейса 1298, Москва — Оттава, просьба пройти…

Звенящий женский голос раздавался в глубине зала, заполняя собой все переходы, лесенки, коридоры. Маришке хотелось плотно прижать ладошки к ушам и не слышать этого звука, но вместо этого она взяла Льва за руку и крепко-крепко сжала его ладошку в своей.

— Всего десять дней, малыш, и мы снова будем вместе. — Лев прижал её голову к своему плечу и, словно маленькую девочку, нежно погладил по голове. — Не надо, а то мне будет в дороге тяжело, — попросил он.