Дар Божий

Красный и потный от натуги, согбенный, с рюкзаком за плечами, он пёр в каждой руке по кульку. Поднимался по крутенькой дороге наверх к перекату горы, откуда будет видна Ионинская церковь. Когда-то здесь была не дорога, а улица Печерско-Караваевская, и вокруг не питомник раскидывался, а вдоль улицы прятались в садах частные домики, но Миша об этом ни фига не знал.

Как не знал он, что сзади тихо подкатывает «Волга». Непонятно, как так можно, чтобы не услышать ее, но ведь не услышал, или наоборот, услышал, но виду не подал, честному человеку нечего рыпаться, он простой посетитель ботсада, отягощенный алычей из питомника. Скорее так и было. Услышал, но не побежал, алычу не бросил, понадеялся на авось, пронесет.

Автомобиль поравнялся с ним и притормозил:

— Пацан!

Миша повернулся. За отодвинутым окошком сидел милиционер в фуражке. Какой-то светлый околышек у фуражки, или это так кажется? Может особый милиционер, не совсем настоящий, наполовину, карательной власти не имеющий.

— Что? — Миша остановился.

— Это ты фрукты несешь? — упор на «фрукты».

— Да. А что? Сторож мой дядя, мне разрешил.

— А ты куда дальше пойдешь?

— Ну, к выходу конечно.

— Тогда жду тебя на выходе, — и милиционер медленно поехал дальше.

Так Миша и не понял, то ли милиционер в самом деле собирался ждать его на выходе из ботсада, то ли решил припугнуть и отпустил. Тогда-то Миша думал, что конечно же милиционер его ждет. А сейчас — черт его знает. Конечно, Миша сразу свернул на тайные тропы, хотя это удлиняло путь раза в два, а то и три.

Вспоминая этот случай, Гнутов примерил его к Зингерам и тоже решил, что идти в открытую не следует, хотя пробираться матюками с таким грузом будет трудно. А ведь предстояло несколько ходок туда и обратно. Дело обещало затянуться чуть ли не до ночи. Но оставлять машинки бесхозными, под открытым небом, где каждый мог их стянуть, он не собирался. Каждую такую машинку если продать — только за одну можно купить цветной телек, игровую приставку и новый велосипед. Это же антиквариат, причем рабочий.

Толкать тележку тайными тропами оказалось делом трудным, ибо тропы то сходили по склону вниз, то круто взбегали на порядочную высоту, и Миша, согнув руки в локтях, вприсядку, надрывался. Ехали подошвы, взрыхляя усыпанную вековой листвой землю, надувались жилы на шее. Темные цветные пятна возникали в глазах.

Тут во сне, ниже, в сторону забора ботсада, лежащего к шоссе и Днепру, есть несколько огромных бетонных шахт и уходящие в гору тоннели. А наяву нет ничего, кроме великанских деревьев, всё покрывающих тенью, да входа в дренажку и редких пещерок, куда не достичь, не добраться, один только Миша…

Поскользнулся, упал, разжались руки. Тележка, увлекаемая весом Зингера, подскоками покатила в овраг. Всё это время Миша протягивал к ней руки и кричал, тянул непонятный звук, а тележка не слушалась и скоро исчезла внизу, с хрустом ломая сучья. Затихла.

Миша поднялся, отряхнулся, и боком стал сходить по склону, высматривая тележку. Впереди он заметил пещерку малую и приблизился к ней. В суглинок норой уходила чистая, светлая ниша, словно огромным пальцем кто вдавил на длину примерно человека.

На спине Миша вполз туда. Сухо, никаких листьев на полу — странно. Потрогал потолок, стены. Гладкие-гладкие.

Кто это выкопал и когда, и зачем? Верно свежая, потому что нет внутри осенних листьев. Но ведь не видно выкинутого из-под земли грунта, куда же он девался? Чем удалось так гладко обработать потолок и стены?

Миша вылез из пещерки и спустился в овраг к перекинутой тележке. Зингер оттуда вывалился и лежал рядом. Гнутов понял, что наверх его уже не поднять. Поэтому, с трудом положив машинку в тачку… Тут Мишу поразило гениальное открытие — надо было взять с собой веревку, чтобы закрепить Зингер в тачке. И везти было бы много легче!

Миша начал осторожно катить тележку по нисходящему в сторону трассы дну оврага, усеянному буграми, старой листвой и сучьями. Впереди внизу среди деревьев, покрывающих всё густой тенью, белел просвет. Слышался шум трассы.

Когда показался нижний забор ботсада и за ним крыши проносящихся мимо машин, Миша вместе с тачкой загруз в вязкой, рыжей жиже родника. Обессилив опустился на колени и стоял так несколько минут, не в силах подняться.

Метрах в тридцати, по ту сторону увитого хмелем забора из серых металлических прутьев, проносились машины. Внутри в удобстве, мягкости и тепле, при незначительном запахе бензина, сидели люди, ничего не знавшие, не думающие о том, что совсем рядом, на коленях в бурой жиже стоит Миша.

Он сжал зубы и захрипел — эээээээ! Этого никто не слышал, кроме оврага.

Мокрый почти до трусов, Миша оставил тачку, вышел на сухое место — в крапиву, и осмотрелся. С тачкой через забор он не переберется, хотя так заманчиво покатить сейчас ее по гладкому асфальту. Положим, Миша выбросит Зингер и поднимется с тачкой обратно на холм. Тогда можно будет сделать сразу еще одну ходку на свалку…

А силы? Да нет никаких сил, сейчас бы сесть и заплакать.

Посетила очередная мысль, из тех, что нагоняют уже после. Когда он спускался оврагом, то заметил на склоне вход в дренажку. Если дверь открыта, то — спрятать Зингер туда, и вернуться за ним например завтра, подогнав тачку уже со стороны трассы и прихватив в собой веревку. Так, это вариант. А сегодня попробовать забрать остальные швейные машинки.

А силы? Да сейчас речь о них не идет, Миша сверхчеловек, если надо — сделает и глазом не моргнет. Вопрос только во времени.

Вместо того, чтобы сразу тащить машинку к дренажке, Миша отправился туда налегке и, взобравшись по осыпающейся земле, убедился, что дверь не заперта. На ней хотя и висел замок, но только для вида.

Вытащив его из петель, Миша отворил дверь и посмотрел внутрь. Темнота уходящего вглубь горы коридора дохнула на него сыростью и холодком. Был бы фонарик — сходил бы исследовал.

Приглушенно, в недрах, чисто журчала вода. Если держаться всё время правой рукой за стену и идти по лабиринту, то непременно из него выйдешь. Попробовать, что ли?

Миша приложил ладонь к шершавой бетонной стене и шагнул в темноту.

Глава 2

Колотые лушпайки усеяли окрестности крыльца. Надо будет потом замести. Уже смеркалось, холодало, а Миша сидел и бил кирпичом лещину. Кирпич старинный, с клеймом «Я.БЕРНЕРЪ». Миша нашел его наверху, тоже в ботсаду, у кучи торфа, рядом с калиткой в заборе, куда паломники в пещеру ходят. Не так далеко от дома Гнутовых та усадьба с калиткой, почти соседи.

То был двор как двор, а потом завелись эти паломники. Хозяева снизу заходили, с улицы, а паломники шли сверху, из ботсада. В Зверинецкие пещеры.

Страшным ножом Миша выколупывал орешки из зеленых гнездовищ, сбитых ветром. И колол. Орешек за орешком оказывался пустым. А так хотелось лещины. Надо снарядиться на гору к хоздвору. Там лучше.

Совсем похолодало, и Миша зашел в дом.

Скоро забежал Андрей Андреевич, принял у сестры с благодарной улыбкой два мешочка сушеных яблок, и уже на выходе, вернулся из коридора в комнату, протягивая Мише какую-то тоненькую без обложки: