Дар дождя

Он мне не ответил, вместо этого сказав твердым, ровным голосом, который дрогнул только один раз и тут же снова был взят под контроль:

– В Истане есть радиопередатчик. По-моему, дочь хозяина дома использует его, чтобы передавать информацию на континент.

– Он лжет, – быстро возразил я. – Он не может смириться со смертью дочери.

– Давайте проверим, – сказал Фудзихара. – Думаю, тебе стоит поехать с нами.

Фудзихара вышел собрать своих людей, а я пошел в кабинет Эндо-сана и рассказал ему о намерениях шефа кэмпэнтай.

– Он действует в пределах своих полномочий, ты не можешь рассчитывать на мое вмешательство.

– Вы можете предотвратить дурное обращение с моей сестрой.

Он знал о стычке между Фудзихарой и Изабель в Истане перед капитуляцией, но я еще раз ему напомнил.

Он покачал головой.

– Мандат Фудзихары-сана выдан представителем императора в Малайе, и это…

– Саотомэ, – закончил я за него.

– Который выказал личную заинтересованность в этом расследовании, – произнес Фудзихара, входя в комнату. – Я только что с ним разговаривал. Он сообщил, что хочет лично присутствовать на допросе этой девицы Хаттон.

Он улыбнулся мне; я впервые в жизни видел его улыбку.

– Твоей сестры. Поехали?

Я умолял про себя Эндо-сана, направляя к нему свои невысказанные мысли: «Поезжай со мной, только поезжай со мной, и дай мне силы!»

– Думаю, я тоже поеду с вами, Фудзихара-сан, – сказал он.

Шеф кэмпэнтай, победоносно раздув ноздри, сразу же согласился.

– Вы всегда желанный гость, Эндо-сан. Я подожду вас снаружи.

– Принеси мое пальто, – сказал мне Эндо-сан.

Я вышел в гардеробную и остановился, прислушавшись. Убедившись, что вокруг никого нет, я позвонил Таукею Ийпу.

– Предупредите мою сестру, чтобы уничтожила все, что у нее есть. Сейчас приедет кэмпэнтай.

Я думал, что это была ошибка. Зачем Изабель было поддерживать связь с антияпонским сопротивлением? Она вряд ли знала кого-нибудь, кто был с ним связан, и никогда не пошла бы на такую глупость, подвергая опасности себя и свою семью. Торопливо вылезая из машины, я пытался убедить себя в этом, но все мои усилия оказывались напрасны перед всепоглощающим ужасом.

Всю дорогу до Истаны я видел только трепещущий на ветру флажок на капоте. Две машины въехали на подъездную аллею между каменными колоннами, которые теперь зияли пустотой, как беззубый рот. Все железные детали и украшения в стране были реквизированы, переплавлены и отправлены в Японию. Меня опечалило запущенное состояние сада: деревья разрослись почем зря, неподстриженный газон усыпали опавшие листья. А ведь до войны отец так гордился своим садом! Окна в доме были закрыты, за исключением одной ставни, и тонкий край занавески то вылетал за нее, то исчезал внутри, как язык у собаки, будто посмеиваясь надо мной.

Я стоял у машины, сомневаясь, что это все еще мой дом, сомневаясь, что они меня здесь признают.

Два офицера кэмпэнтай поднялись по ступеням и постучали в дверь. Дядюшка Лим смотрел прямо перед собой, возможно, вспоминая, как впервые вошел в эти двери, чтобы познакомиться с хозяином дома. На меня он смотреть отказывался.

Отец открыл дверь, увидел меня, и его плечи обмякли. Я отчаянно надеялся, что Таукей Ийп успел его предупредить.

Фудзихара оттолкнул его и вошел внутрь.

– Мы приехали обыскать ваш дом. Вот этот человек, – он указал на дядюшку Лима, – уверен, что ваша дочь передает информацию тем, кто сочувствует нашим врагам.

Офицеры поднялись на второй этаж.

– Позаботьтесь, чтобы никто из слуг не вышел из дома, – сказал им Фудзихара.

Я попытался пройти следом, но Эндо-сан остановил меня, тронув за плечо.

Отец перевел взгляд на дядюшку Лима и снова на меня, но его голубые глаза оставались непроницаемы. Сказать было нечего. Я чувствовал тяжелую тишину в доме, нарушавшуюся только звуками открываемых и закрываемых дверей. Из библиотеки до нас донеслись звон разбитого стекла и треск дерева – офицеры уничтожали коллекцию бабочек, – но отец оставался бесстрастен.

Они спустились вниз.

– Там никого нет. И мы ничего не нашли.

– В лодочном сарае, – сказал дядюшка Лим.

Мы спустились на берег, и морской ветер, навевавший воспоминания о беззаботных, счастливых днях моего детства, совсем не вязался с причиной нашего там появления. Мы подошли к сараю. Это была простая деревянная хижина, достаточно большая, чтобы вместить мою лодку и маленькую парусную яхту отца, которой тот уже давно не пользовался. В шкафу, где мы хранили лески и удочки, нашли ящик. Еще они нашли Изабель, спрятавшуюся в каюте отцовской яхты. Когда ее вытаскивали наружу, она пиналась и пыталась вырваться. Фудзихара вытянул руку и, прежде чем я смог ему помешать, отвесил ей две пощечины и повалил на песок.

– Где сейчас твоя винтовка? – спросил он и пнул ее в лицо.

Я удержал отца, чтобы тот не бросился к Изабель.

Ящик открыли, и я молча выругался. Из него выпал маленький передатчик и наушники с микрофоном. Порыв ветра разметал стопку листков бумаги, и офицеры бросились ловить их, словно гоняющие по пляжу мальчишки.

– Нет, – прошептал отец. – Лим, что ты наделал? Зачем?

– Ваш сын виновен в смерти Мин, господин Хаттон. Это справедливость.

– Все было совсем не так, – возразил я, но меня никто не слушал.

– Теперь у нас есть неопровержимые доказательства, – заявил Фудзихара. – Благодарю вас, господин Лим.

– Изабель… – Я взял ее за руку и поднял на ноги. – Зачем? Зачем тебе понадобилось так рисковать своей жизнью?

Она посмотрела на меня с такой осязаемой ненавистью, что я вздрогнул как от удара.

– Уильям с Питером мертвы, Эдвард день за днем умирает в лагере, а отец работает до изнеможения, чтобы сохранить компанию и жизни сотрудников. Каждый играет свою роль в борьбе с этими животными. Каждый, кроме тебя. Ты выбрал легкий путь – работать на япошек. Мне жаль тебя, потому что когда англичане вернутся и вышвырнут твоих друзей, этот дом, этот остров, эта страна больше никогда не станут для тебя своими. Ты будешь слишком много помнить. И слишком многие никогда не забудут то, что ты сделал.

Я подумал о Саотомэ и Фудзихаре, которым не терпелось ее допросить.

– Разве ты не знаешь, что тебя ждет? Ты когда-нибудь думала о последствиях?

– Помнишь, что я сказала тебе, совсем недавно, в ту ночь на Горе?

Я понял, я помнил. Но она повторила это снова, словно чтобы убедиться, что я запомню навсегда: «Я бы предпочла умереть, чем просто подумать о работе на них».

Эндо-сан грубо дернул Изабель и сказал:

– Пошли, хватит нести чушь. Фудзихара-сан, соберите радио и все, что вам еще потребуется, и поедем обратно. Солнце печет.

Изабель вырвалась и обняла отца.

– Прости меня, – прошептала она.

Отец погладил ее по голове, втянул запах ее волос.

– Ты поступила правильно. Мы найдем способ тебя вытащить.

Я стоял в одиночестве, в стороне, зная, что у меня не было права сейчас быть рядом с ними.

Фудзихара вынул из футляра фотоаппарат и ходил вокруг лодочного сарая, делая снимки и напевая себе под нос. Эндо-сан обратился к Изабель так тихо, что мне показалось, это просвистел ветер:

– Ты не должна сбежать.