Дар или проклятие

Анатолий Константинович в задумчивости прикусил губу, потом решительно тряхнул головой, отгоняя дурные мысли и не позволяя себе запаниковать. Не хочет Озерцов ему помочь – ну и не надо, в конце концов это не так уж и важно. Важно другое, чтобы завтра все прошло по плану.

Он поднялся с кухонного стула и прошелся по квартире.

Не ко времени Озерцов показал характер. Впрочем, это неважно. С этим он потом разберется. Сопляк и не представляет, как легко он с ним расправится. В таких случаях бить нужно жестоко, насмерть, и он, Анатолий, так и сделает.

Сейчас главное – завтрашний день.

В голове опять прозвучало – «знамение», но он не позволил себе обратить на это внимание.

– Как ты догадалась, что они?.. – Петр Михайлович не смог выговорить, что собирались сделать с его сыном два ублюдка.

– Догадалась, – мрачно ответила Наташа, пожав плечами. Она не столько догадалась, сколько почувствовала, что Сереже угрожает опасность. Только объяснить это было невозможно даже себе самой.

– Ладно, – Петр Михайлович погладил прижавшегося к нему сына. – Разберемся. Спасибо тебе, Наташа. И вам, Вадим. Считайте, что я ваш должник. На всю жизнь.

В кармане задергался и зазвонил телефон, Петр испугался и совсем некстати обрадовался – был уверен, что это Александрина. Она не позвонила ни разу с тех пор, как он назвал ее Сашей, словно чужую, она даже не поинтересовалась, почему Сережу забрала Наташа Калганова, и Петр понимал, что жене страшно на осколках их разбившейся жизни, так страшно, что ни о чем другом она думать просто не может, и жалел ее. Жалел, хотя должен был ненавидеть. И себя жалел. И Сережу.

Оказалось, что это Дарья, и он поморщился, не вслушиваясь в слова истерично частившей женщины:

– Завтра, Даша. Я занят.

Он нажал отбой, но телефон тут же затрезвонил снова, и Дарью пришлось выслушать.

– Ладно. Разберемся, – так же, как несколько минут назад, произнес он, – приходите завтра пораньше.

Бухгалтер опять что-то зачастила, и Петр устало сказал:

– Ладно, Даша. Я все понял. Ложитесь спать, завтра вы мне нужны со свежей головой.

Он снова нажал отбой, и Наташа неожиданно подумала, что Дарье Викторовне нужна помощь.

Почему-то Петр Михайлович в любой ситуации казался главным, во всем разбирающимся и способным решить любую проблему.

– Вы уверены, что здесь были… они? – Директор почти все время обращался к Вадиму, но Наташе это не казалось обидным, даже наоборот, отчего-то было приятно.

– Уверены, – кивнул Вадим, – я сам не понимаю, как они могли нас выследить.

Когда Петр Михайлович вошел в квартиру, они осторожно выглянули в окно – зеленой «Нивы» уже не было.

– Разберемся, – опять повторил Петр Михайлович, – пойдем, Сережа. Бери рюкзак.

– Я не понимаю двух моментов, – признался Вадим, закрывая дверь за отцом и сыном. – Как какие-то недоумки смогли отследить нас до этой квартиры и кто и зачем в тебя стрелял?

– А ты все еще уверен, что в меня стреляли?

Он пожал плечами. Он был в этом не уверен, но и забывать не хотел.

– Давай я посуду вымою, – предложила Наташа, – и пойдем. Поздно уже.

Грязной посуды было немного. Наташа погладила на прощанье тонюсенький пальчик восхитительной куклы-цыганки и уже на улице сказала Вадиму:

– А Петр Михайлович какой-то странный сегодня. Не такой, как всегда.

– Будешь странным, если твоего сына чуть не похитили.

– Да, – согласилась она, – наверное…

И все-таки что-то еще мучило директора, что-то другое, не имеющее отношение ни к Сереже, ни к фирме. Он как будто нес тяжелую ношу и совсем обессилел под этой ношей. Точно, он показался ей совершенно обессиленным, смертельно уставшим и державшимся из последних сил.

А может быть, все это только ее выдумки, и завтра директор снова станет привычным, чуть насмешливым, внешне равнодушным, но добрым и справедливым.

– Наташ, меня тоже поражает, что ты вот так сразу связала одно с другим… Я бы мог и не додуматься помчаться к мальчишке, – честно признался Вадим. – Ты у меня очень умная и храбрая, да?

Он сказал «ты у меня», и ей стало так радостно, так весело, что даже пережитый утром страх показался каким-то детским, ненастоящим.

– Я почувствовала, что с Сережей… беда. Ты только не смейся, – призналась Наташа и испугалась, что покажется ему ненормальной.

– А что тут смешного? – удивился он. – Выходит, ты экстрасенс? Кашпировский?

Все-таки он над ней смеялся, и Наташа разозлилась.

– Я не Кашпировский. Я – это я. И я почувствовала, что с Сережей беда. А в понедельник мне приснилось, что умерла тетка Зинаида, и я уверена, что так оно и есть.

Все, теперь он точно решит, что она ненормальная, и больше никогда не скажет «ты у меня». Ну и пусть.

А ведь она действительно уверена, что Зинаида умерла…

Наталья так смешно дулась, что он не выдержал бы, схватил ее в охапку и начал бы целовать на холодном ноябрьском ветру, но тут им в ноги ткнулась веселая колли, подбежавшая хозяйка стала оттаскивать любопытную собаку, и Вадим так и не поцеловал зеленые глаза.

– Что за тетка?

– Да я о ней не знаю почти ничего. В Стасове живет, это городок такой в Рязанской области. Я даже адреса ее не знаю. Родители приедут, позвонят соседке.

– А где родители?

– В Италии отдыхают. Ой, они же завтра должны приехать, а я и забыла совсем!

– Ну-у, – протянул он, – произошло столько событий, что это тебя извиняет.

Он опять над ней смеялся, и Наташа опять хотела рассердиться, но отчего-то не смогла.

– Да, – подтвердила она и засмеялась, – насыщенная неделя, ничего не скажешь.

Пятница, 13 ноября

Утром Наташу разбудил телефонный звонок. Сквозь неплотно задернутые шторы уже брезжило ясное осеннее утро, туман, окутывающий город в последние дни, растаял, и даже боль от того, что Катя носила ее розовый халат, почти не чувствовалась, и Наташа сначала радостно решила, что звонит Вадим, не сразу сообразив, что он не знает ее городского телефона.

– Наташа? – как всегда, удивилась свекровь.

– Здравствуйте, Вера Антоновна.

– Наташенька, – свекровь тяжело вздохнула, – Витя очень переживает. Ты меня понимаешь?

Наташа промычала нечто невнятное.

– Вы прожили вместе девять лет. Нельзя же сразу рубить сплеча!

– Вера Антоновна, чего вы от меня хотите? – От недавнего радостного настроения не осталось и следа, и даже утро вновь показалось ей хмурым, как накануне.

– Я-а? – удивилась свекровь. – Я ничего от тебя не хочу. Ты просто должна понять, что брак – это очень серьезная вещь. И ломать его из-за минутного увлечения недопустимо.