Дар или проклятие

Нину он помнил плохо, вспоминались только огромные голубые глаза и пшеничные волосы. А вот радость свою при ее появлении помнил хорошо…

Оставаться у реки было опасно. Петр Михайлович развернул машину и прямо по целине въехал в лес.

Ему предстояло страшное и необходимое дело. Он не мог допустить, чтобы Александрина испытала шок от того, что всю жизнь жила с преступником. С убийцей. Он защитит ее от этого, хотя она его больше и не любит.

Как же все-таки он станет жить без нее?..

Вероятность встретиться в огромной Москве с родственниками Калгановыми была нулевой, но невероятное случилось. Пристроить молодого программиста его попросил знакомый из министерства. Девочка хорошая, говорил он, институт с красным дипломом окончила. Увидев Наташу, он почти потерял дар речи. Даже не глядя в документы, знал, кто перед ним. Слишком она походила на молодую мать, смеющуюся с многочисленных фотографий, которые он любил рассматривать в детстве.

Он тогда совершил ошибку, и теперь это понимал. Но не было причин отказать министерскому работнику, тем более что он сам жаловался тому, как трудно найти хороших программистов. К тому же, хоть Петр и не признавался себе в этом, ему нравилось, что она работает в его фирме. Он словно нес ответственность за веселую неопытную родственницу, и ответственность эта была приятной. Тогда ему не приходили в голову мысли, что Калганова может оказаться для него смертельно опасной. Или приходили?.. Ему вдруг стало холодно в обогреваемой машине. А ведь он знал с самого начала, что не допустит, чтобы она сунула нос куда не надо. Может, поэтому и взял ее на работу? Чтобы быть в курсе… происходящего?

Думать об этом было страшно, и он попытался думать о матери, но мысли перескакивали на Александрину.

Он понял вдруг, когда жена изменилась. После его сентябрьской командировки. Он вернулся поздно, в мокром плаще – шел сильный дождь, а Александрина, обычно сдержанная, повисла на нем и все не хотела отпускать. Ему было неудобно стоять одетому и хотелось скорее переодеться и выпить горячего чаю, и плеснуть коньяку, потому что он устал и замерз, и тогда он чмокнул жену в лоб и отодвинул, и очень удивился, увидев, что она чуть не плачет. Он не обратил на это внимания. Но тогда она его еще любила… Точно любила.

Мать он почему-то никогда не вспоминал плачущей, хотя плакала она часто, особенно после смерти отца. А вот после «смерти» сына перестала. Впервые в его новой жизни они встретились через год, когда он после работы на металлургическом заводе поступил в институт. Совсем в другой, естественно, не в тот, где когда-то мечтал учиться. Они встретились на ВДНХ, как настоящие шпионы, и он заплакал, глядя на неузнаваемо постаревшую измученную женщину. Они сидели на лавочке под огромным боярышником, и она гладила его по голове и боялась, что кто-нибудь обратит на них внимание.

До встречи он звонил ей каждую неделю и все стасовские новости знал, но все равно жадно выспрашивал про всех соседей, про больных, которых она лечила. Ту, совсем давнюю встречу с матерью он помнил в мельчайших подробностях, а последующие встречи – не очень.

Петр Михайлович не сразу понял, что плачет.

Права была соседка Шура, ничего хорошего не вышло из его давней любви. Только горе.

Пистолет оттягивал сумку, и Дарья взяла ее под мышку. Ее спас бог, не иначе. Ведь могла прикончить недавнего любовника, вполне могла. Сейчас ее мучило не то, что она запросто могла убить человека – по ее мнению, другого он и не заслуживал. Сейчас она холодела от страха, представляя, как Олег всю оставшуюся жизнь стеснялся бы матери-уголовницы.

А ведь, пожалуй, Георгий деду нравился, поняла Дарья. Он бы не позволил ей выйти замуж за ничтожество, видя несчастную жизнь дочери. Деду Гера нравился, а она, Дарья, портила себе жизнь, мечтая о другом. Сейчас она понимала, что никто другой ей не нужен и никогда не будет. Им было хорошо вместе, сначала втроем с Олежкой, а потом вдвоем, когда Олег вырос и у него начиналась своя жизнь.

Дарья не представляла, чем она займет длинные вечера и бесконечные выходные без мужа. Кому она станет рассказывать обо всем забавном, что случилось за день на работе? Подруг у нее не было, да она и не слишком верила в женскую дружбу. У нее был Гера, на которого она без конца злилась, а он заменил ей всех подруг, вместе взятых.

Впрочем, сейчас нужно думать о другом.

Дарья села в подвернувшийся троллейбус, крепко прижимая к себе тяжелую сумку с наградным пистолетом, потом снова прошлась пешком и миновала турникет в офисном здании. Она не думала, что кто-нибудь выйдет на службу в субботу, дверь в одну из комнат была открыта, и она, заглянув туда из любопытства, кивнула Юле Борисовой. Пока компьютер загружался, Дарья сварила себе кофе, а потом долго изучала счета за текущий год, аккуратно от руки записывая нужное на клочок бумаги.

Потом она снова шла пешком и ехала в троллейбусе и подошла к выдринскому подъезду, не слишком рассчитывая на успех. Ей повезло, она еще тыкала в кнопки домофона, когда он собственной персоной вылез из подъехавшего такси.

– Я сегодня гостей не принимаю. – Он слегка отодвинул ее от двери.

Это был другой Анатолий, постаревший и измученный, Дарье стало его жалко, и она порадовалась своей жалости. Нет в ней никакой черствости, зря мама наговаривает.

– Придется принять. – Она спокойно вошла за ним в подъезд, а потом в лифт.

– Даша, уйди, – попросил он, – пожалуйста.

– Не могу, – объяснила Дарья, глядя на него с сочувствием. Ей очень хотелось спросить, кого он сшиб так, что за ним приходила полиция, но не стала.

Он молча, не обращая на нее внимания, вошел в квартиру, скинул плащ, бросив его на стоявший около двери стул, и включил свет в ванной.

– Подожди, Толя, – попросила Дарья, – ты сейчас сделаешь то, что я скажу, и я уйду.

Он обернулся и, уставившись на направленный ему в лицо пистолет, процедил:

– Стерва.

– Может быть, – согласилась она.

Он, кажется, не испугался, и Дарье это понравилось. Она немного отступила, давая ему возможность пройти в комнату, и повела дулом, приглашая.

– Психопатка, – хмыкнул он.

Она пожала плечами – думай что хочешь.

– Иди, Толя, не задерживай ни себя, ни меня.

Он хлопнул дверью ванной и прошел в комнату, не глядя на пистолет, и это тоже ей понравилось.

– Включай компьютер. Ты сейчас переведешь на счет… – она левой рукой достала из кармана бумажку и прочитала реквизиты, – четырнадцать миллионов триста тысяч. На самом деле нужно немного больше, но это мы с Петром тебе прощаем.

Он перевел. Дарья, стоя за его спиной, дождалась, когда операция будет выполнена, и убрала пистолет в сумку. Ей очень хотелось пить. Хотелось простой холодной воды, но пить она не стала.

Еще ей хотелось спросить, как он предполагал заставить ее молчать, но она не спросила.

– Я тебя ненавижу, – вымученно сказал он ей вслед.

Она обернулась уже от двери и покачала головой.

– Нет, Толя. Ненавидеть умеют те, кто умеет любить.

По лестнице она, как и в прошлый раз, спустилась пешком.