Дар на веревочке

–  Эль-фий-ский лес, - прочитал Таш.
– А откуда ты знаешь, какие цветы растут в сказочном лесу?

–  Мне мама рассказывала. Правда, красиво?
– Девочка любовалась своей работой.

–  Она там была?
– вытаращил глаза Таш, готовый поверить во всё, что скажет Делька.

–  Это же сказочный лес!
– Девочка укоризненно посмотрела на брата.
– Там побывать нельзя… Можно только помечтать.

–  Мечтатели, - Малуша взяла в руки картинку и подивилась фантазии Дельки, - убирайте всё и садитесь есть.

Два раза никого просить не пришлось. Делька и Таш дружно бросились убирать рисовальные принадлежности.

–  Надо же, - Курьян взял из рук жены рисунок, - цветы, словно живые, только не пахнут.

–  А мне иногда кажется, что от моей любимой кружки с маками идёт аромат летнего луга. Зимой, так особенно.

Дети влетели в комнату и со смехом плюхнулись на лавку. Таш выбрал самый румяный крендель и протянул Дельке.

–  Расти большая, Неделька!

Девочка смутилась. Неделькой её брат называл только наедине, словно это была их тайна. Курьян и Малуша переглянулись. Гончар тихо хмыкнул.

–  Ешь, доченька, - Малуша стала разливать душистый взвар по кружкам.
– И вы, мужички мои, угощайтесь!

В разгар веселья, на праздничные ватрушки, заглянула сестра Малуши, Ганя с маленькой дочкой Юнькой. Вместе с ними пришёл высокий мужчина в рясе.

–  Падуб!
– вскочила Малуша.

–  Какими судьбами?
– подал руку божнику Курьян.

–  По служебным делам, - улыбнулся Падуб, осенил избу и людей храмовым знаком и поклонился.

–  Это мамин брат, - шепнул Таш.
– Он жрец в городе Колодезь. Очень важный человек.

Делька молча кивала Ташу, во все глаза рассматривая дядьку. От него ощутимо тянуло опасностью. Девочка теснее придвинулась к брату. Парень удивлённо посмотрел на сестру, на дядьку - жреца и нахмурился.

–  С прибавлением семейства, - Падуб церемонно уселся во главе стола.
– Усыновление сирот дело благое. Пресветлые вас не оставят.

–  Благослови на усыновление, светлый жрец, - попросил Курьян. На праздник Источников хотим родительский обряд провести. Как раз год будет.

–  Благословляю, - снова сотворил знак Падуб, и жестом пригласив всех продолжить трапезу.

Находиться в одной комнате со жрецом Дельке было неуютно. Она поблагодарила Малушу за угощение, взяла у Гани маленькую Юньку и унесла её в свою коморку. Таш последовал за ними.

–  Откуда сиротка?
– равнодушно поинтересовался Падуб, отламывая от жареной курицы ножку.

–  Из Пыксова приюта, - без задней мысли поведала Малуша.

Ох, нет, чтобы ей промолчать дальше. Ведь Падуб и подумать не мог, что девочке одиннадцать лет. На вид, от силы - восемь. Но Малуша откровенно поведала брату печальную историю Дельки. И как голодала, и как сторож над ней издевался, и как чуть не погибла при обрушении храма в Загорье. Брат только молча качал головой, из чего женщина сделал заключение, что тому тоже жаль сиротку.

Уходя, Падуб предупредил сестру, что завтра, перед отъездом в Колодезь, он к ней зайдёт попрощаться. Малуша, ничего не подозревая, тепло простилась с братом.

Этой ночью Делька спала очень беспокойно. Металась во сне, звала кого-то, отбивалась от невидимых врагов. Утро не принесло облегчения. Девочка встала, прибрала свои вещи и в ожидании уселась на лавку, по привычке смотря в окно. Когда на улице появился Падуб, сердце её упало в пятки. Она затихла, стараясь не дышать и не выдать своего присутствия.

–  Здравствуй, Малуша!
– раздался голос Падуба.
– Я уезжаю и забираю сироту с собой!
– приказным тоном сообщил он сестре.
– Собирай девочку.

Малуша охнула и схватилась за сердце.

–  Братец, да зачем? Разве сирот в мире мало, что надо эту в храм забирать?

–  Она принадлежит храму!
– холодно ответил жрец.

–  Так разрушен тот храм!

–  Значит, будет служить в другом! Не спорь, Маланья, иди и собери её в дорогу. Иначе, я её так заберу, как она сейчас есть!

И нет, что бы Дельке сбежать из дома. Ведь слышала всё. Могла бы к Ташу убежать, на озеро. Или к Курьяну в карьер, куда он за глиной с утра уехал. Нет. Сидела на скамье, словно приклеил её кто. Сидела и тихо плакала.

–  Она же нам родная!
– взмолилась Малуша, падая на колени перед братом.
– Оставь ребёнка! Ведь сам вчера благословил на усыновление!
– выпалила женщина последний аргумент.

–  Я не знал, что она уже была передана храму! Веди девчонку, если не хочешь, чтобы храмовая стража за ней прибыла!

Делька поняла, что даже, если она убежит сейчас, её всё равно заберут в храм. Потом… Стража…

Малуша с ужасом увидела, как убитая горем, потерянная Делька, беззвучно всхлипывая, вышла из своей светёлки и покорно подошла к Падубу.

–  Не надо стражи, я сама пойду.

Падуб метнул на сестру требовательный взгляд, и женщина обречённо пошла собирать котомку в дорогу найденной и потерянной дочери. Подхватив пожитки сироты, Падуб вскочил на коня, посадил Дельку перед собой и тронул поводья. Делька в последний раз взглянула на Малушу, высунувшись из-за плеча божника, и грустно улыбнулась.

–  Я люблю тебя, мама…

Таш увлечённо таскал карасей, радуясь небывалому клёву. Он уже мечтал, как они с Делькой будут их, жареных в сметане до хрустящей корочки, уплетать прямо со сковородки. А потом облизывать жирные пальцы…

–  Та-а-аш!
– пронёсся над озером крик птицы.

Парень вздрогнул от неожиданности. Почудится же такое! Словно не птица это прокричала, а Делька позвала его, откуда-то издалека. Делька?! Таш резко вскочил на ноги, на секунду замер, не прокричит ли снова лесная птица, и опрометью понёсся в деревню, даже не вспомнив про карасей и удочку. На опустевшем бережке из опрокинутой бадейки выливалась вода вместе с уловом, и золотистые карасики, почуяв свободу, бодро шлёпая по траве, возвращались в родное озеро.

Таш влетел в дом и замер в проёме двери, стараясь не зареветь, словно девчонка. А вот мама плакала. Горько. Беззвучно, а от того, особенно страшно. Отец прижимал к груди вздрагивающую голову жены. Обернулся на сына, и не смог выдержать молящего взгляда Таша.

–  Жрец забрал её, Асташ, - Малуша вздрогнула и, как утопающий, вцепилась в руку мужа.

–  За что-о-о?
– простонала женщина.
– Ведь он - мой брат! Родной…

–  Прежде всего, он - божник, служитель храма, - зло выпалил Курьян.
– Там теперь его семья!