Дар памяти

Вообще, из-за периодической и периодически катастрофической бедности и в семействе Вильярдо, и конкретно, в той ветви, которая именовалась отпрысками барона де Ведья-и-Медоре, каждый занимался, чем хотел. Систематическое планомерное образование состояло из простейших чар – им учила баронесса, самых известных боевых и защитных заклинаний – в них натаскивали всех Хуан Антонио и Ромулу, в свое время освоившие их с помощью португальского дядюшки, а также из необходимого минимума колдомедицины. Последняя в семье была в большом почете, а портретная галерея Вильярдо состояла из знаменитых колдомедиков, чередующихся со знаменитыми полководцами. Неплохой семейный подряд: одни дырявят, другие исправляют последствия.

Обязательным знанием, за которым следили строже всего, в семье была окклюменция – умение защищать сознание. Старшее поколение Вильярдо, из которого в живых остался только один полупарализованный и слепой девяностолетний герцог Толедский, отец Марии Инессы, всю вторую мировую маггловскую войну работало в магическом сопротивлении и сделало коллективный вывод, что защита сознания – навык, совершенно необходимый для выживания. Теперь всех, кто достигал тринадцати лет, окклюменции учила сама Мария Инесса.

Все остальные знания ее чада черпали из книг, коих в многочисленных семейных библиотеках было предостаточно: когда-то Вильярдо были могущественными и богатыми, и считали своим долгом быть еще и самыми просвещенными. Теперь от былого величия остались жалкие крохи – поместья были либо разрушены, либо заложены, либо – в лучшем случае - сданы в аренду, которая давала возможность худо-бедно сводить концы с концами и выплачивать залоговые платежи. Но книги, несмотря на бедность, хранили с особой тщательностью, составляли описи, бережно восстанавливали и пользовались ими с нежностью, с которой относятся скорее к живым существам. И, книги – на то они и волшебные, отвечали взаимностью.

Любая библиотека в семье Вильярдо – будь то в доме герцога Толедского, в особняке барона де Ведья-и-Медоре, в заброшенном поместье бабушки Миранды или в квартире Диего Авилара, двоюродного племянника герцога, мгновенно откликалась на призыв, подбирая нужную литературу и подсказывая изо всех сил. Что, в свою очередь, порождало желание взаимодействовать с книгами еще больше. Поэтому ничего удивительного не было в том, что, при отсутствии элементарных знаний, например, в трансфигурации, не имея понятия об арифмантике, астрономии или истории магии, в других областях волшебники из семьи Вильярдо достигали выдающихся успехов.

Эухения и ее младший брат Эухенио знали о зельях больше, чем кто-либо другой в Испании, Максима, брат-близнец Эухении, к четырнадцати годам выучил магическую юриспруденцию на уровне министерского минимума и свободно побеждал в дискуссиях магов старше его на несколько десятков лет, Ромулу планировал волшебные дома с той же легкостью, что и не волшебные, а Эрнесто в свои двадцать семь лет считался одним из самых авторитетных колдомедиков Мадрида.

Полина Инесса, как уже упоминалось, избрала боевую магию и прорицания. В первом предмете ей удалось достичь уровня взрослой волшебницы, и она ни в чем не уступала жене Ромулу Рите, с которой периодически дралась на магических дуэлях, со вторым было хуже – ее способности проявлялись стихийно, и положиться на них не было никакой возможности. Все, что Полина Инесса изучала по прорицаниям, как то – гадание по чаинкам или на кофейной гуще, чтение судьбы в хрустальном шаре, толкования снов и прочее, казалось ей непроходимой чушью. Зато ее часто мучили неясные видения будущего, и в них было столько мрачного, что она, если и допускала то, что они сбудутся, то предпочитала никому не рассказывать. По большей части она не делилась даже с Эухенией Викторией, с которой жила в одной комнате и спала на одной кровати. Однако, несмотря на замкнутость и некоторую внутреннюю дикость Полины Инессы (она часто пряталась по углам и чуралась всякого общества), сестры были очень близки, и даже молчаливое присутствие одной давало другой ощутимую поддержку.

Вот и сейчас, когда Полина Инесса, не говоря ни слова, проскользнула в комнату, Эухения Виктория почувствовала это и приподнялась на кровати, чтобы мгновенно попасть в кольцо рук любящей сестры.

– Нет, не вставай, дорогая, - прошептала Полина Инесса, забираясь с ногами на кровать и укладываясь рядом с сестрой так, чтобы было удобно обнимать ее. Делая это, она торопливо пересказывала разговор, подслушанный внизу.

Эухения Виктория расслабилась, закрыла глаза и молчала. Голос Полины Инессы убаюкал ее, и она почти заснула, когда сестра задала ей вопрос:

Так что ты думаешь про Хуана Антонио?

А что ты думаешь? – ответила вопросом на вопрос сонная Эухения Виктория.

Ну, он классный, - улыбнулась Полина Инесса. – В детстве мне казалось, что веселее никого нет.

Ты бы выбрала мужа по этому принципу?

Полина Инесса, продолжая улыбаться, промолчала.

Вот то-то и оно, что нет, - сказала Эухения Виктория.
– Наверняка, у тебя в голове был список из сотни-другой пунктов, по которым ты выбирала Бернардо.

Она широко зевнула и открыла глаза.

Улыбка Полины Инессы стала еще шире.

Я сначала его выбрала, а потом составила список, - заверила она сестру. – Ты ведь знаешь, что он заявил, что хочет жениться на мне, еще когда ему было пять лет. А сколько пунктов в твоем списке?

В моем? – голос Эухении Виктории вдруг сел. – Мне не на что теперь претендовать, да? – она вздохнула и запрокинула голову так, что взгляд ее уперся в оборки балдахина под потолком. – Нет, я не думаю, что Хуан Антонио хотел бы на мне жениться из жалости – он же, в конце концов, не знает, что произошло на ферме, и думает, как многие другие, что мне удастся встать на ноги.

Но ты в это не веришь? – спросила Полина Инесса.

Я не знаю, во что верить, - отвечала сестра. – Я никогда по-настоящему не верила в опасность. Даже тогда, когда Инес прислала то письмо, где писала, что она меня все равно убьет. И сейчас я не могу поверить в то, что произошло. Как будто все это не со мной, как будто это дурной сон. Как будто я открою глаза, и все будет хорошо. Знаешь, как в детстве, в Фуэнтэ Сольяда, когда мы прыгали из нижних окон в озеро, и никто из нас не боялся разбиться о стену замка.

Там стоял магический барьер, - Полина Инесса вновь улыбнулась, но теперь в ее улыбке было столько тревоги и горечи, что даже у совершенно постороннего наблюдателя сжалось бы сердце. – Он отшвыривал нас в озеро, чтобы ничего такого не случилось.

Сестры замолчали, стискивая руки друг друга. По щекам Эухении Виктории покатились слезы. Полина Инесса сжала зубы, чтобы не закричать. Боль была слишком сильной, чтобы она могла вынести ее одна. Но кто тут поможет? Две утопающих на одной кровати. И ласковая волна не подхватит, чтобы бережно вынести на влажный песок, усыпанный мягкими иглами гигантских сосен. Не лизнет напоследок ступни, убираясь восвояси. Скорее – стиснет, затягивая в пучину безжалостной рукой, опрокинет лицом в темный ил, забивая водорослями легкие. И как объяснить сестре, что никогда уже не будет хорошо? Что судьба нещадно перемолола их, по какой-то необъяснимой прихоти, еще до рождения. А если и будет, то - пир во время чумы. И вороны, кричащие над остывающими трупами.

Хен, - сказала она вдруг, - это я виновата.

Что ты имеешь в виду?

В тот вечер. Я знала, что что-то происходит с тобой. Я чувствовала, что что-то не так. Но я... я была с Бернардо. Это был наш первый раз, и я просто была глуха ко всему остальному.

В комнате воцарилось молчание. Несколько минут спустя Эухения Виктория повернулась и ласково провела кончиками пальцев по лицу сестры.

– Не мучай себя, - сказала она.
– Ты бы все равно ничего не смогла сделать. Только бы тоже попалась. И нас было бы двое. Хватит с тебя с того, что ты попала под машину, когда обо всем узнала.