Дар памяти

Может, тебе стоит поговорить с Эрнесто. Он лечил нарушения памяти. Даже писал по ним работу и на конференции выступал. Если ты не помнишь.

Это-то я помню, - пробормотала Эухения Виктория. – Но кому бы понадобилось стирать мне память? Если бы это сделал Эрни, он бы никогда не напоминал мне о том, что произошло. А он меня в каждом разговоре стремился задеть или унизить. Как будто бы это все могло меня унизить! Как будто в принципе может существовать что-то еще хуже, чем то, что случилось со мной тогда. Когда я смотрела, как Чарли слизывает драконью желчь со своих перчаток и понимала, что опоздала с первой секунды. Потому что от драконьей желчи вообще никакого противоядия нет. Господи боже мой, даже от поганого маггловского цианистого калия есть противоядие, а от драконьей желчи нет…

Полина Инесса вздрогнула от холода. Отодвинулась от окна. Надо было повернуться к сестре, сидевшей теперь на кровати, подойти и обнять ее, но сил на это не было. Она сама слишком хорошо помнила ту ночь, когда, не разбирая дороги, бежала по городу, ведомая лишь одной мыслью – с ее сестрой случилось несчастье, и именно она виновата в нем. Потому что она забыла о сестре, думая лишь о себе, о своих сиюминутных желаниях.

Полина Инесса вздохнула и вдруг почувствовала, как теплая миска ткнулась ей в спину, как бы подбадривая. Ей нравилась эта домашняя магия, когда вещи вели себя так, как будто обладали интеллектом и даже не нуждались в направляющих заклинаниях. Должно быть, они были сделаны добрыми, понимающими волшебниками, которые на себе испробовали тяготы нищенского быта. Много таких вещей, созданных бабушками и дедушками, было в Фуэнтэ Сольяда. Смогут ли они восстановить их теперь, когда замок впервые за всю историю поместья был по-настоящему разрушен?

Что-то еще случилось в тот момент, - хмуро произнесла Эухения Виктория.

Полина Инесса оглянулась.

– Я имею в виду тот момент, когда умер Чарли. И вот это что-то я и не помню. Потому что следующее, что я вижу – как огонь гонится за мной, а я бегу к Энни, которая подлетает ко мне. И я уже знаю, что они все мертвы.

Полина Инесса смотрела на сестру вопросительно:

Разве ты этого уже не говорила?

Да. Но я теперь вспомнила, что Макс рассказывал про Обливиэйт. Как они в школе подрались с кем-то, а потом Крам тому второму парню память стер, чтобы Макса из школы не выгнали. И он сказал ему что-то вроде: «Ты шел по коридору». Когда человек забывает под воздействием Обливиэйта, он замещает это воспоминание каким-то другим. И тот парень просто помнил, как он шел по коридору и никакой драки. А я – я точно знаю, что какого-то воспоминания нет. И меня это НЕ ВОЛНУЕТ. Как будто все так и должно быть. Полли, - прошептала она, - мне страшно. Мне страшно, что мне все равно.

Полина Инесса вернулась на постель и села рядом с сестрой, наконец обнимая ее.

Ты вымоталась. Постарайся поспать, - сказала она тихо, гладя Эухению Викторию по каштановым прядям. И повторила еще раз, как будто это могло помочь: - Утро вечера мудренее.

Уложив сестру, Полина Инесса спустилась вниз. В полутемном холле в кресле у камина сидел Хуан Антонио, а на ручке кресла пристроилась Мартина. Увидев Полину Инессу, она мгновенно вспорхнула, пробормотала «Извините, сеньорита» и, подхватив поднос, умчалась на кухню.

Хуан Антонио казался немного смущенным. Откашлявшись, он невербальным беспалочковым заклинанием разворошил угли в камине. А вот Инчендио ему не удалось, и он вытащил палочку.

Тебе она нравится? – спросила Полина Инесса, усаживаясь в соседнее кресло. – Я думала, тебе нравится моя сестра.

Это не одно и то же, - заметил Хуан Антонио, вспыхивая.

Я тоже хочу выпить, - сказала Полина Инесса, увидев в его руке бокал с темной жидкостью.

Тебе еще рано напиваться с горя.

Я уже совершеннолетняя и могу делать все, что хочу. Где мама?

В… Мадриде.

Ночью? Зимой?

Вообще-то сейчас восемь.

Восемь. Ага, - Полина Инесса с подозрением посмотрела на него.

Хуан Антонио налил ей вина:

На. Напивайся, сколько влезет.

Это дрянь, да? – спросила Полина Инесса, делая глоток.

Это?!! – тот едва не подпрыгнул. – Это эльфийское вино двухтысячелетней выдержки!

Вау.

Мария Инесса достала его из подвалов Фуэнтэ Сольяда.

Не знала, что эльфийские вина так гадки на вкус…

Хуан Антонио улыбнулся.

– Оставь его, - сказал он. – Я налью тебе другого.

Он заменил бокал, и на этот раз вкус оказался вполне приличным.

Должно быть, это была «Правда чувств».

«Правда чувств»?

Ну да. Если ее пьет человек, которому хорошо, у вина отличный вкус, - пояснил Хуан Антонио.
– А если человек, которому плохо, то вкус кажется гадостным.

Удивил. В этом доме все наперекосяк, и только ты выглядишь довольным.

Хуан Антонио только пожал плечами:

С учетом того, что у меня не было выходных уже полгода, могу я иногда расслабиться? А с кем мне еще говорить о родине, как не с Мартиной?

Она не так проста, как кажется, - заметила Полина Инесса. – Вдруг она шпионка твоей сестры?

Ты говоришь чушь, - возразил Хуан Антонио, однако в его голосе не было убежденности. – Тебе всюду мерещатся враги.

Полина Инесса понизила голос до шепота:

Она утверждает, что Инес хотела убить ее, и поэтому ей пришлось бежать, но никто не знает, из-за чего. Даже мама этого не знает. А это о чем-то говорит! Потому что мама обычно знает все.

Неужели ты думаешь, что она не залезла ей в голову? – пробормотал Хуан Антонио.

Полина Инесса хотела было привести еще пару аргументов, как вдруг склоненная к ней голова кузена поплыла у нее перед глазами, и на секунду она обнаружила себя стоящей внизу лестницы в боевой позиции с палочкой в руках.

Полли?

Полина Инесса сморгнула, и видение исчезло.

Полли?

Это… это…

Ты что-то видишь, я знаю, - озабоченно сказал Хуан Антонио, сжимая ее руку своей и осторожно вынимая бокал.

Прикосновения были ей неприятны. Полина Инесса в принципе переносила только руки двоих человек, и она никогда не обнималась даже с матерью, но обижать кузена ей не хотелось, и она встала, чтобы таким образом освободиться от него. И тут же упала обратно, складываясь пополам от ужасной боли, пронзившей грудь.

Перед глазами появился удушливый густой туман, а на полу под ее ногами была кровь. Повсюду лежали тела, будто располосованные ножом, а справа виднелась дверь с двумя толстыми засовами. Один из них начал дергаться, и Полина Инесса знала, что она должна успеть сделать что-то, потому что если эта дверь откроется, она умрет. Потом она выкрикнула чужим, охрипшим голосом какое-то смутно знакомое заклинание и, скорее почувствовав, чем увидев, как фиолетовая вспышка врезается в нее, потеряла сознание.

Дева Мария! – открыв глаза, Полина Инесса увидела над собой круглое лицо жены Эрнесто, Соледад. Закатав рукава толстого свитера, та водила над ней палочкой.– Лежи! – прикрикнула колдоведьма, едва Полина Инесса попыталась подняться.

Где я?

В библиотеке, - подал голос Хуан Антонио. – Я тебя отнес на ближайший диван.

Помолчите. Оба, - буркнула Соледад. В жизни она казалась довольно беспомощной женщиной и часто плакала, но когда дело касалось работы, все знали, что ей лучше не перечить. Переглянувшись с кузеном, Полина Инесса не стала возражать.