Дар учителей

Что-то нехорошее промелькнуло в этой улыбке.

Вечер прошёл для Клёна в непривычном формате: пришлось приводить в порядок все апартаменты ВИПа как обычному полотёру. Впрочем, бывало и хуже. От этого не переломишься. Они испугались, это главное. Теперь всё идёт по плану, осталось недолго.

Они возьмут с собой Соболева, но что поделать, на войне потери неизбежны. Он будет в числе тех восемнадцати человек, которым тоже придётся отправиться на смерть. Но это были неизбежные потери: если сейчас не уйдут они, погибнет весь бункер. Они герои, герои необъявленной войны, хотя сами так и не узнают об этом.

Проходя по коридору, Клён услышал знакомую мелодию и звуки протяжно завывающей еврейской скрипки. «Фэйгалэ моя… Был один еврей, говорил, что всё проходит». Он ощутил приступ ярости, но не подал виду и принялся с удвоенным усилием протирать пол у входа в комнату Элькина. «Было время, были силы, а теперь не тот». Да уж, было время, но твоё время скоро закончится, особенно если так пить.

Клён приоткрыл дверь, изобразив неловкое движение, будто хотел протереть около порога. То, что он увидел, полностью подтвердило его предположение: Элькин топил горе в вине. В центре комнаты стоял стол, заваленный пустыми бутылками из-под дорогих спиртных напитков, однако самого «тела» обнаружить в полутёмном помещении комнаты сразу не удалось. В чём только до конца не был уверен Клён – проблевался ли Элькин или нет. Это его интересовало лишь в том смысле, придётся ли ему убирать рвотные массы за этим важным обитателем ВИП-сектора убежища.

Он подумал о том, что Элькин полностью соответствует его образу идеального врага: наживший своё богатство на ростовщическом деле, заинтересованный лишь в приумножении своих богатств, беспринципный и в то же время недальновидный и туповатый. «Как человек может дойти до такого? И вообще, человек ли он? Или дьявол из числа людей…»

Но Элькин пил не один. Его собутыльник как раз отлучался в уборную. Вернувшись, Аликберов допил оставшийся в стакане коньяк. Элькин был уже под столом – не выдержал марафона. На Аликберова нахлынули мутные мысли: кто он теперь? Всё, что у него осталось, – это служебный автомобиль, брендированный набор клюшек для гольфа, пара костюмов да обручальное кольцо с бриллиантами от дорогого итальянского ювелирного дома. Жена ушла от Аликберова ещё полтора года назад, как раз после того позорного провала с Осколково. Двадцатидвухлетняя модель нашла себе более успешного мужчину, а Аликберов продолжал носить кольцо по старой памяти, чтобы выглядеть солидным семейным человеком.

У бывшего вице-премьера за долгие дни пребывания в бункере уже выработалась привычка каждый вечер заходить к Элькину на бутылочку-другую. Вечера плавно переходили в ночи, и тягостные мысли отступали.

Когда-то они с Колей начинали дело по распилу Осколково вместе. Дела Элькина тогда шли в гору, и бизнесмен решил обратить внимание на инновации.

Их обоих радовало, что всё это скоро закончится, но Коля ещё не мог примириться с потерями, он заплатил слишком дорогую цену. Это были первые их посиделки с того самого кошмарного дня.

Почти не говорили, только пили одну за одной, поминали. Рука уже почти не болела, стало веселее. Ничего, скоро весь этот кошмар и этот осточертевший бункер останутся далеко позади, и он займёт причитающееся ему место в Раменках. Скоро всё изменится…

Когда Николай вошёл в комнату оперативного планирования, как пафосно назвал её ординарец Соболева, группа была в сборе. Николай облегчённо выдохнул: все бойцы их группы были одеты в обычный камуфляж. Николай переживал по поводу распоряжения явиться в парадной форме. Из формы как таковой у него были два спортивных костюма, захваченных им из общежития МГУ. Костюм, который он сшил этим летом в Индии и в котором приехал в бункер, изрядно истрепался. Ни первые, ни второй на роль парадной формы не годились, поэтому, поразмыслив немного, он решил идти в том же камуфляже, который обычно надевал в бункере, то есть переодеваться ему не пришлось.

В комнате уже были: бывший командир аэропорта «Быково» подполковник Зуров, командир воинского соединения, охранявшего периметр, полковник Пальшин, майор Смирнов из ГРУ, Ахмад, Цессарский, Клён и ещё несколько человек, которых Николай не знал. Выяснить фамилии незнакомых присутствующих Николай не успел, дверь открылась, и вошёл Соболев. Он единственный из всех был одет в парадный мундир. На золотых погонах были золотом вышиты по одной большой звезде и маленькая звёздочка в золотом венке из листьев.

– Какое у него звание? – прошептал Николай, толкнув Ворона локтем.

– Генерал армии, – одними губами ответил Ворон.

– Позвольте мне, господа, – произнёс Соболев, – как высшему командиру, находящему в бункере ЦКБ, зачитать приказ. Являясь командиром в высшем воинском звании, я, Соболев Дмитрий Оттович, генерал армии, принимаю на себя командование воинскими соединениями, находящимися в бункере ЦКБ и на периметре ЦКБ, и приказываю. Первое: создать единое воинское соединение на базе военнослужащих, находящихся в бункере ЦКБ и поликлинике ЦКБ. Командиром единого воинского соединения назначаю себя. Второе: за проявленную отвагу присвоить воинские звания: Николаеву Максиму Максимовичу – внеочередное звание полковника, Курту Вайсу – внеочередное звание полковника, Краснову Александру Ильичу – звание майора, Воронову Владимиру Сергеевичу – звание майора, Ивлеву Ростиславу Петровичу – звание капитана, Севастьянову Петру Никифоровичу – звание старшего лейтенанта, Акиншенко Петру Серафимовичу – звание старшего лейтенанта, Яблоневу Петру Ивановичу – звание старшего лейтенанта, Захарову Николаю Михайловичу – звание лейтенанта.

Уши Николая зарделись. Он не знал, кто все эти люди, о которых был зачитан приказ. Догадался только: Николаев Максим Максимович – это Макс, а Воронов Владимир Сергеевич – Ворон, а капитан Краснов – теперь уже не капитан, а майор. То, что его заслуги оценены наряду с заслугами Макса, Ворона и Краса, грело душу.

– Третье, – услышал он слова приказа. – Создать отряд следопытов из добровольцев, находящихся на поверхности и в бункере, установив им двойной оклад. Генерал армии Соболев Д. О., подпись моя. Поздравляю вас, товарищи, с присвоением званий. Вольно!

Все разом заговорили, будто только и дожидались этой команды. Ворон тряс руку Лешему:

– Поздравляю, Ростислав, поздравляю! – Потом повернулся к Максиму и Николаю: – Вас тоже поздравляю, господа хорошие!

Они стали пожимать друг другу руки. Николай не мог сдержать счастливой улыбки. Дверь открылась, и два молодых человека вкатили в комнату столик на колёсах, уставленный бутербродами с икрой и шампанским.

– Звания положено обмыть, чтоб звёзды не заржавели, – сказал Соболев, поднимая бокал с шампанским. – Ещё раз поздравляю присутствующих здесь. – Он выпил, закусил бутербродом: – Теперь, господа, позвольте откланяться, мне необходимо ещё зачитать приказ военнослужащим, находящимся на поверхности. Честь имею.

Соболев в сопровождении Квасина вышел из комнаты.

– Нет, ну почему Леший? – пристал к Ивлеву хлебнувший шампанского Николай. – Ворон – понятно, Воронов, Макс тоже, но почему Ивлев Ростислав Петрович – Леший?

– А почему Захаров Николай Михайлович – и вдруг Крол? – ответил Леший.

К максимовцам подошёл с поздравлениями Ахмад.

– Нет, ты представляешь, Ахмад, Леший – это Ивлев, да ещё и Ростислав, да ещё и Петрович! – переключился на новый объект Николай. – А кстати, кто такие старлеи Акиншенко, Яблонев и Севастьянов? А второй внеочередник – полковник Курт Вайс? Ребята, кто они такие? Я их не знаю, – вопрошал Николай, обращаясь ко всем.

За всех ответил Ахмад:

– Не может такого быть, Николай, чтобы вы их не знали. Это же элементарно: Яблонев Пётр Иванович – это Липа, Акиншенко Пётр Серафимович – это Гравий, Севастьянов Пётр Никифорович – это Колода.

– Надо же, три Петра, – восхитился Ворон, – а мы их Гравий, Колода и Липа! А Курт Вайс в миру – это наш Кондор, правильно?

– Да, Кондор – это Курт Вайс. В вашем миру, по крайней мере, – загадочно подтвердил Ахмад.

Николай стоял и во все глаза смотрел на Ахмада.