Дар учителей

Перебежав улицу Лебедева, группа остановилась перед закрытыми на замки воротами. С тех пор как в непосредственной близости от Москвы-реки стали собираться мутанты, «студенты», не успевшие мутировать, организовали охрану здания.

Перед воротами Николай и Ворон поменялись местами. Теперь Ворон, сбросив с плеч рюкзак, закрывал тылы, а Николай выдвинулся вперёд, так как его хорошо знали жильцы общежитий. Крас, Леший, Колода и Гравий опустили ящики на землю и заняли круговую оборону.

– Ворон – Максу. Подошли к зданию. Пока всё идёт в штатном режиме. Как у вас?

– Ворон, слышу тебя хорошо. Выполняйте операцию. У нас все нормально. Ящик погрузили. Ждём. В случае ЧС прикроем с «Крокодила», – успокоил Макс.

Николай стоял перед воротами и видел, как со стороны здания через двор к нему приближаются доцент Кульков и проректор по науке Лещин. Проректор близоруко щурился. «Как всегда, потерял очки», – подумал Николай.

– Здравствуйте, Анатолий Алексеевич! – закричал Николай. Голос его глухо доносился из-под противогаза.

– Николенька! – узнал его старый профессор. – Я рад, что ты жив и даже не заражён!

– Здравствуйте, Федор Анатольевич, – поздоровался с Кульковым Николай. – Как вы тут? Много ли наших живы?

– Здравствуйте, Николай. Кое-кто умер. Ваш сосед по блоку, например, мутировал. Пришлось убить Верницкого. У нас теперь коммуна, мы выбрали руководство. Разработали правила…

– Очень жестокие правила, Николенька, – вступил в беседу профессор. – Убиваем всех, кто подвергся мутации. А это всё наши студенты! Я их помню, когда они ещё были первокурсниками. Никогда не думал, что придётся поддерживать такой режим!

– А куда деваться? – очевидно, продолжая давний спор, спросил у проректора Кульков.

– Очень много, Коленька, подверглось мутации аспирантов с юридического факультета, студентов с философского, международного права и политучений. Наиболее крепкими оказались студенты мехмата, физического и химического факультетов, особенно те, кто приехал из Сибири. Я всегда утверждал и буду утверждать, что именно Сибирью будет прирастать Россия! – повернулся к Кулькову профессор. – Я вам всегда, батенька, об этом говорил. Не помните?

– Да помню я, помню, Анатолий Алексеевич. Николай Михайлович не для дискуссии сюда прибыл.

– Конечно, конечно. Извините, – засуетился профессор. – Что же мы вас держим за воротами! Пойдёмте.

Профессор потянул Николая за рукав к проходной.

– Для безопасности оставили один вход, остальные или закрыли на замки, или заварили, – сообщил он Николаю. – Ночью всё закрываем и сами закрываемся в комнатах и блоках до утра. А утром дежурные по этажу делают проверку и докладывают. Иногда ни одного мутировавшего, а иногда по десятку человек. Вначале пробовали изолировать, но они обладают такой нечеловеческой силой, что справиться с ними нельзя. К тому же теряют душу, становясь животными. У них остаётся только инстинкт утоления голода, другие пропадают.

Николай прошёл во двор сектора Б. Наискосок через весь двор белела надпись, сделанная ещё весной каким-то влюблённым студентом: «Прекрасной Кокаревой Валерии из прекрасного града Армавира сии слова: люблю!!!» Николай помнил, что эта надпись вызвала гнев завхоза, он приказал стереть её. Дворники занимались этим целый день, а наутро она появилась вновь. Завхоз пытался отследить нарушителя через камеры наблюдения, но оказалось, что в этом месте по центру двора слепая зона. Так надпись и осталась радовать всех своим оптимизмом и неудержимой энергией. «Вот мир рухнет, – подумалось Николаю, – можно сказать, что уже рухнул, а надпись живёт. Где, интересно, теперь эта Кокарева Валерия?»

Между тем по знаку бывшего доцента, теперешнего председателя коммуны Кулькова, из здания вышли пятеро молодых парней и заспешили навстречу.

– Вот этот молодой человек теперь у нас палач, – профессор показал на широкоплечего молодого парня с добрым лицом, напомнившего Николаю панду. «А если палач мутирует?» – в наушнике внутренней связи раздался голос Ворона. Николай покрутил головой, но Ворона нигде не обнаружил. Не увидел он и Гравия с Колодой. Во двор вместе с ним вошёл только Крас, прикрывая Николая сзади – так, на всякий случай.

«Отставить разговорчики, – вновь ожил наушник уже голосом Макса. – Работаем».

– Федор Анатольевич, – обратился к Кулькову Николай, – в этих двух ящиках и рюкзаках медикаменты: антибиотики, бинты, другие лекарства. Немного оружия и патронов. Как вы просили в прошлый раз. Вы распорядитесь, чтобы их освободили, у нас напряжёнка с тарой. В следующий раз некуда будет паковать. А вот тут соглашение. Полагаю, нам необходимо юридически оформить наше сотрудничество. Вы пока ознакомьтесь, я подожду.

Николай отошёл немного в сторону:

– Крол – Максу. Можно я сбегаю в свою комнату? Заберу кое-какие вещи?

Он услышал, как Макс вздохнул:

– Беги уж, но только в сопровождении Краса. Крас, как слышишь меня? Приём.

– Макс, слышу тебя хорошо. Прикрою.

Николай вернулся к Кулькову:

– Федор Анатольевич, можно ли мне сбегать в свою комнату в общаге, забрать кое-какие вещи?

– Конечно, Николай. Иди. Ключ возьмёшь на коридоре. Там теперь никто не живет.

Николай махнул рукой капитану Краснову и побежал в сторону своего сектора. Они миновали вестибюль, несколько выщербленных ступеней и оказались возле лифтов. Николай на автомате нажал на кнопку вызова лифта. К его изумлению, дверь открылась. Они вошли в лифт и поднялись на девятый этаж. Николай заглянул в блок, где раньше дежурили коридорные.

– Евдокия Павловна? – с удивлением воскликнул он.

– А где мне ещё быть, Коля? Не могу же я пешком уйти в Подмосковье, транспорт-то не ходит. Вот теперь вечная дежурная, – сообщила седая женщина с затейливой причёской на голове. – Тебе, наверное, ключик от комнаты?

– Да, хотелось бы. Прямо дежавю какое-то!

– А ты знаешь, Алёшеньку-то убили… Он мутировал, на меня бросился, но тут как раз был Василий, он его и пристрелил, – сообщила словоохотливая дежурная.

Николай взял ключ и пошёл в конец коридора к своему блоку. Он шёл по коридору, будто и не было тех двадцати с лишним дней, проведённых в бункере. Каждая щербинка в паркете была знакома и будто ничего не изменилось. Но на нём был ОЗК и противогаз, а сзади его подстраховывал Крас, которого он будет вынужден пристрелить, если тот мутирует. «Вот жизнь, жестянка, как всё повернулось», – подумал Николай, заходя в свою комнату.