Дар Змеи
Шрифт:
Отшвырнув сковородку, он схватил меня за руку и поставил на ноги.
— Иди сюда, разбойница ты эдакая!.. Получишь так, что мало не покажется!
— Я не виновата!.. — попыталась сказать я, но он не слушал. Он отвесил мне такую пощечину, что моя и без того сбитая с толку голова закружилась еще сильнее.
— Она истекает кровью, — сказал молодой. — Должно быть, порезалась!
— Так ей и надо! Мало ей, воровке.
По правде говоря, только тут я обнаружила, что кровь стекала мне на руку. Где же рана? Где-то сзади, около плеча.
— Я не воровка… —
— Разве? — спросил толстяк. — Тогда мы очень извиняемся, мадмуазель. У вас, несомненно, были свои причины перелезать через чужие стены посреди ночи и разбивать стекла в их теплицах!
— Да, но я…
— А свои извинения, девчонка, припрячь для Местера Судьи! Адриан, запри ее в погребе с припасами. Завтра ранним утром ею займется городская караульная служба!
— Нет! Мне нужно…
— Тебе нужно послушно следовать за Адрианом. Тебе еще подфартило, что я не огрел тебя как следует! — Он угрюмо оглядел остатки великолепной оранжереи.
Адриан взял меня за другую руку, ту, что не кровоточила.
— Идем! — приказал он. — Лучше не поднимать суматохи! И не перечить!
Его хватка была значительно мягче, чем у толстяка, а последние слова прозвучали скорее как доброжелательный совет, нежели как угроза.
И тогда я услышала звуки флейты. Слабые-слабые, какая-то нежная успокаивающая музыка.
И тут они замерли, как два пса, услыхавшие, что их хозяин играет на флейте где-то вдали. Но вот музыка прекратилась, и Сецуан скользящими шагами, бесшумно вынырнул из мрака. На нем был длинный синий плащ.
Длинный синий плащ.
Я лишь на какой-то краткий миг увидела того, кто напал на меня, но я подумала…
Я прижала свободную руку к виску. Это было похоже на Сецуана. Но когда я увидела его сейчас… Нет! Это не Сецуан избивал меня палкой. Но кто ж тогда?
— Я могу помочь? — учтиво и тихо спросил он.
Адриан отпустил мою руку. Седобородый толстяк стоял с подсвечником в руке, выставив его перед собой как щит, но внезапно он переменился и залебезил.
— Мы нарушили ваш сон, Мессир? — спросил он. — Сожалею! Это была лишь воровка…
Сецуан затаенно улыбнулся.
— Никакая это не воровка! Это моя дочь!
— О! — воскликнул седобородый с таким видом, будто воровка, которую он поймал, вдруг оказалась переодетой принцессой. — Вон оно как! Мы очень извиняемся! — Он просто ошалел.
— Разумеется, я возмещу ущерб! — заверил Сецуан.
— Само собой! — пробормотал седобородый. — Спасибо, Мессир. Да, но… Я могу быть чем-то полезен Мессиру и юной фрекен?
— Принеси мне немного теплой воды.
— Будет сделано! Сюда или?..
— В покои!
— Да! Само собой. Адриан, возьми подсвечник и проводи Мессира и мадмуазель наверх в их покои.
— Дай мне подсвечник! — велел Сецуан. — Мы сами найдем дорогу наверх!
Адриан и толстяк попятились — каждый с кротким поклоном. Сецуан постоял немного, разглядывая меня при свете восковой свечи.
— Я знал, что ты придешь, — сказал он. — Но почему не войти через парадную дверь?
Кровать
была не смята, так что, быть может, он и вправду ждал меня. На столе лежала открытая книга, горела масляная лампа.— Садись! — сказал Сецуан, указав на один из трех стульев у стола.
Я села. Я чувствовала себя по-прежнему разбитой после падения, голова кружилась, а плечо начало по-настоящему болеть, так что я старалась не откидываться на спинку стула.
Сам Сецуан не садился. Стоя неподалеку от стола, он разглядывал меня.
— Ты пришла из-за брата? — немного погодя спросил он.
Я кивнула.
— Ты слышала все, что я говорил твоей матери, разве не так?
— Да!
Мой голос был грубым и хриплым, как у вороны. Он частенько становился таким, когда я волновалась.
— Но твоя мать не знает, что ты здесь.
— Нет! — прошептала я, не смея даже подумать о том, что она сделает, когда обнаружит это.
Он медленно улыбнулся. Против ожидания, в его улыбке не было ничего страшного. В ней ощущались суровая торжественность и радостный свет триумфа, словно он выиграл, а мама проиграла.
— Бедная Мелуссина! — произнес он, однако в словах его не было жалости. Его покровительственный тон привел меня в ярость. Но нельзя было дать волю своему гневу, если я хотела воспользоваться Сецуаном, чтобы помочь Давину и Нико.
В дверь постучали. Сецуан отворил, и вошел Адриан с кувшином теплой воды и несколькими полотняными полотенцами.
— Для мадмуазель, — объяснил он и, поклонившись мне и Сецуану, ушел.
— Умойся, — велел Сецуан. — Промой рану и умойся. Я не переношу нечистоплотности.
Он произнес это без особого нажима. Я даже не смогла сообразить, было это задумано как оскорбление или нет. Но все же он заставил меня почувствовать себя маленькой грязнулей. И я не собиралась расшнуровывать лиф платья и снимать блузку, покуда он глядел на меня.
— Ну, собираешься ты что-нибудь делать? — спросил он, когда я некоторое время просидела молча.
— Пока ты смотришь на меня, нет! — застенчиво, хотя и твердо ответила я. И он бы не сумел заставить меня.
Он поднял бровь.
— Упаси бог!
Взяв книгу со стола, он повернулся ко мне спиной и принялся читать. Я сняла лиф и осторожно спустила блузку с плеча, что кровоточило. Серая ткань насквозь пропиталась кровью, а царапина тянулась вдоль всей руки. Я повертела головой во все стороны, но никак не могла разглядеть рану целиком.
Блуза теперь немногого стоила. Я сняла ее совсем, окунула в теплую воду и использовала как мочалку. Нелегко было промыть рану, которой не видишь. А еще труднее было наложить повязку из полотенец, которые принес Адриан. Я все время думала, что, будь здесь мама, меня бы бинтовала она. Ведь это она всегда занималась нами, когда мы хворали или с нами приключалось что-то еще. И теперь, пожалуй, пройдет немало времени, прежде чем я увижу ее вновь. А если Сецуан осуществит свою волю, если у меня есть Дар Змеи и если ему удастся пробудить его во мне — захочет ли матушка вообще знаться со мной?