Дар

Словно для того, чтобы смыть это чувство, она вернулась к себе и легла в ванну.

Когда она вернулась из Ногалеса, то была полна решимости помочь тамошним обездоленным. Проникнутая этой решимостью, она ворвалась в кабинет к Коулмену, и тут он сумел нажать у нее в душе на какую-то кнопку, вызвав тем самым чувство собственной вины. Она винила себя в смерти Дж. Л., и Коулмен прекрасно это знал. Он напомнил ей о жестоких словах, брошенных тогда в лицо деду, и вся ее решимость на этом и угасла. Она подавила в сознании все, связанное с Ногалесом, решила поскорей ото всего отделаться.

Но Мигель заставил ее вернуться к этим размышлениям. А вслед за ним – и Пауло.

Мигель преодолел ту фору, которую ему давали другие, – но разве богатство, оставленное ей дедом, не является, в свою очередь, форой? Мигель нашел в себе силы смириться с этим, преодолеть ограничения, тем самым налагаемые, воспринять фору как дар Божий. Неужели она не в силах поступить точно так же? Мигель, казалось, был убежден в том, что сил у нее на это хватит. Он в нее верил. Рядом с ним она чувствовала себя сильной и неуязвимой, способной совладать с самим Хорейсом Коулменом.

Патриция вышла из ванны и крепко растерлась полотенцем. Она не предаст того, во что верит.

Глава XVI

ЛИССАБОН

Мигель с великой тщательностью выводил Ультимато из боевого состояния после «поединка» с телкой. Эмилио, явно довольный, наблюдал за хлопотами друга.

– Этой телке до твоего Ультимато, как до небес. Мигель, ничего не ответив, принялся интенсивно разминать круп Ультимато.

– Ах ты дьявол! – воскликнул Эмилио. – Вспомнить только, как он развернулся на арене, хлопнув ее хвостом по лбу!

– Я его этому и учил.

– Мне кажется, Ультимато уже созрел для корриды.

– Не уверен, – отозвался Мигель, вводя коня в кузов грузовика. – Не хотелось бы напугать его.

– Напугать – его? Послушай, Мигель, этот конь так и рвется в бой с настоящим большим быком. Что ему моя телка. Так, смех один.

– Нет, ему нужно как следует освоиться, а я не могу добиться этого, занимаясь с ним только раз в неделю.

– А почему тебе не удается вырываться почаще?

– Этому еще не время. Я тревожусь за Пауло. Изредка он появляется в учебном центре, но тренировать-то уже все равно никого не может. Я подробно пересказываю ему вечерами все, что произошло в школе, – и ему кажется, будто он сам там преподает.

– Какая прискорбная ситуация – для Пауло… для тебя… для Ультимато… Этот конь заслуживает того, чтобы его показали публике. Жаль, что Патриция не смогла приехать, чтобы посмотреть, каков он хотя бы в шуточном деле.

– Патриция не любит боя быков. Ей противна сама мысль о том, что животным причиняют боль.

– Придется ей с этим смириться.

– Не уверен.

– Но у вас с нею по-прежнему все в порядке? Мигель поднял борт фургона, закрыл его на засов, отошел на шаг, окидывая взглядом свою работу.

– Мне кажется, я ее люблю.

– Святая заступница! – Эмилио постучал себя по лбу, а затем в насмешливой мольбе воздел руки к небесам. – Любовь – это смертельный недуг.

Мигель рассмеялся.

– А что, разве ты никогда не влюблялся?

– Ну, а как же! В одиннадцатом классе – в рыжую с передней парты. Я даже подарил ей серебряную пряжку со своего ремня.

– Мне кажется, эта любовь не затянулась надолго, ведь пряжка-то по-прежнему у тебя.

– Она отдала ее парню с передней парты, и мне пришлось поколотить его, чтобы заполучить пряжку обратно.

– Настанет день, Эмилио, и ты тоже влюбишься.

– Кто угодно, только не я. Мне нравятся романы острые и быстротечные. Потанцевать в дискотеке, угостить вином, провести пару часов в постели, а наутро – проснуться в одиночестве.

– Да ведь и я придерживался тех же правил – но нашел ту, которая мне нужна, и это все изменило.

Эмилио хмыкнул, заводя «феррари» и медленно отбуксировал грузовик на главную дорогу.

СТОУН РИДЖ

Лаура с бокалом в руке следила за тем, как наемные работники, покидая ферму, торопливо взбираются на борт грузовика с прицепом. Был пятничный вечер, и Эдгар решил угостить их всех пивком в местном кабачке.

Ослепительное солнце клонилось к закату. Кое-как выбравшись через кухонную дверь, Лаура нашла тачку, приставленную к стене сарая, и покатила ее по направлению к инсекторию. Войдя под навес, она оцепенела, заранее приготовившись к самому худшему. Но рои жужжащих насекомых не набросились на нее. Все было тихо. На кирпичном полу прямо перед ней стояли длинными рядами цветочные горшки с люцерной. Этим, вспомнила она слова Патриции, надо кормить плохих жучков. И вот она увидела их – целые гроздья черных жучков, налипших на стебли растений. Не медля, она начала брать один горшок за другим и отряхивать, ссыпая отваливающихся жучков в тачку. При этом она бормотала себе под нос ругательства, утешаясь лишь одной мыслью: «Они мне за это еще заплатят».

Кряхтя и охая, она докатила тачку до розария, где уже начали распускаться белые розы, образуя в закатных лучах солнца искрящийся блестками белый ковер.

ЛИССАБОН

– Мы с Эмилио приготовили для тебя на нынешний вечер нечто особенное, – объявил Мигель Патриции, когда они после занятий вдвоем чистили лошадей в стойлах.

– О Господи! Ну, и что же это такое?

– Он заедет за нами в восемь вечера.

– И мы будем опять втроем?

– Да, разумеется.

– А что, у него нет подружки?

Мигель оглушительно расхохотался.

– Прежде чем вечер закончится, он успеет обзавестись подружкой, а то и двумя.

Патриция с отсутствующим видом погладила Ультимато по голове.

– И ты был таким же?

– Каким?

– Как Эмилио.

Он повесил на стену уздечку и подошел к ней. Обнял ее и хотел было поцеловать, но она отстранилась.

– Или тебе важнее всего была веревка?

Но он уже зажал ей рот поцелуем.

С трудом вжавшись в «феррари» с опущенным верхом (Эмилио неизменно настаивал на том, что поездка должна быть «стилистически безукоризненна»), они на большой скорости домчались до «Байро Альто» – самой модной дискотеки в Лиссабоне.

– Но дискотек полным-полно и в Америке. А когда же мы отправимся в клуб «фадо» и послушаем, как поют при свете факелов? – спросила Патриция.

– Когда отправитесь в путь без меня, – ухмыльнулся Эмилио. – С тех пор, как Мигель бросил пить, он стал малость старомоден. Заставьте его самого спеть для вас одну из этих старинных песенок. – И тут же Эмилио запел сам: – «Я умру, страдая, раз уж ты – такая»…

– Мигель пел мне эту песню вчера, – пошутила Патриция, и все трое расхохотались.