Дара. Рождённая кровавой луной

— Помнишь отвесную скалу в вашем клане? Как она «кричащая» называется.

— Да.

— Вспомни истории о ней. Почему она имеет такое название и вообще, что о ней говорят?

Арон задумывается ненадолго, а потом начинает говорить:

— Мы с детства не пускаем туда волчат. Потому что вода призывает их. Были случаи, когда они играли там и после оказавшись на том самом пятачке смирно вставали и шли к краю, а после прыгали, разбиваясь о скалы. Однажды с двумя малышами была старшая сестра и отвернувшись на секунду увидела их перед прыжком. Она успела схватить обоих. После беседы они оба говорили о том, что их призывал женский голос, и они думали, что это их мать волчица. После этого мы поставили строгий запрет, а поискав легенды и у старшего поколения узнали, что несколько веков назад на нашей земле произошло страшное. Люди узнали о нас. В те времена, итак, шли войны и насилие процветало. Когда не было достигнуто никакого перемирия бывшие враги объединились и нашли тех, против кого стали сражаться. Клан истребили полностью. Последняя женщина пыталась скрыться в лесу. Но младенец плакал и выдавал след. Когда ее загнали в угол у той не оставалось выбора, чем прыгнуть отсюда.

Выслушав версию, я был бы готов согласиться с ним, но слишком складно выходило с одной стороны. С другой, все казалось иначе.

— А это все? Или быть может еще что-то.

— Есть разные версии. По другой, все происходящее было не между людьми и волками, а внутри самого клана. Кажется, там говорилось о… — кажется и до него дошло все, что я хотел ему сказать. — Там говорилось о ребенке. Который был не таким как все.

— Именно Арон. Дара увидела эту версию. И я склонен с ней согласиться. Меня пугает то, как много и часто нас пытаются столкнуть с людьми, ведь мы держим нейтралитет и скрываемся давно и хорошо это делаем. Но всегда случается нечто непредвиденное.

— Думаешь, нас стравливают всех?

— Ну ты сам посмотри, когда была последняя война с людьми, в которой погибли многие наши.

— Лет шестьдесят назад.

— Именно. Каждое столетие что-то случается и творит это не молодое поколение юнцов. Это делает кто-то старший, кто прекрасно знает, чем заканчивается подобное явление себя людям.

— Я почитаю историю и поговорю со старейшиной.

— Будь осторожен в своих вопросах.

— Береги ее, Алан.

— Мы вернемся через неделю. Скорее всего я заберу ее к себе домой.

— Хорошо.

Кладу трубку снова обдумывая свои мысли, когда ко мне подходит вся влажная и игривая девушка.

— Чем занимаешься? — мурчаще обнимает, прижимаясь плотнее к моей спине.

— Ждал тебя, разговаривал с отцом.

— Может поедим?

— Отличная идея, — целую ее руку, которой она меня обхватила поперек плеч. — Но сначала я наслажусь тобой.

Дара

— Поверить не могу, что мои мама и папа волки, — в который раз произношу это вслух, а предложение звучит ужасно странно.

— Самые настоящие, — подтверждает Алан.

Мне вдруг стало интересно, как выглядит мой зверь. Точнее я в обличии зверя. Алан говорит, что я белая, но как это, когда ты стоишь на четырех лапах, бегаешь.

— Нет, это фантастика какая-то, — не унимаюсь я.

Он заключает меня в объятия и тихонько смеется обцеловывая шею.

— Пусть будет фантастикой. Поедешь ко мне?

— Даже не знаю, сначала маме с папой…

— Они в курсе.

— Сказал, да?

— Несколько дней назад.

— Значит у нас всего два дня?

— Этот дом мой. И я планирую сюда переехать, когда все закончится.

— Мне вдруг страшно стало.

— Не бойся. Мы же не раз защищали клан от нападений. Я сын альфы, а ты моя истинная. Мои соклановцы будут стоять за тебя горой.

— Так красиво звучит — альфа.

— И я альфа. Очень сильный прошу заметить, — пытается опрокинуть на траву.

Несколько дней назад до меня дошло что я несколько раз выходила на улицу в ноябре в одной футболке. Меня так удивило то, что я не ощущала холода. Оказалось, что это все магическая сторона меня. Она и является защитой.

Мы сейчас находились хоть и в северном клане, как называются его родные земли, но по сути это все юг континента и тут порой даже в декабре зеленая трава, чуть тронутая осенью. И я все это заметила только сейчас, бегая по ней босиком, вместе с Аланом.

Поведя здесь неделю, я, так кажется, отвыкла от цивилизации и прочего шума города, что стала испытывать ужасное сожаление собираясь уезжать.

— Мы вернемся, не расстраивайся, — гладит мою кисть Алан, когда мы садимся в машину и в последний раз смотрим на место нашего уединения.

— Обещаешь?

— Клянусь. Это наш дом.

Улыбаюсь слову «наш» и со спокойной душой уезжаю.

— У меня нет одежды, Алан. Как я появлюсь в доме твоих родителей и перед ними? — снова волнуюсь, уже подъезжая.

— Все в порядке. Успокойся.

Перед самым въездом через импровизированный шлагбаум, к нашей машине подходит какой-то парень с пакетом в руках, отдает его Алану и не смотря даже в мою сторону убегает прямо в лес.

Я не привыкну к этому так скоро.

— Переодевайся и поедем.

— А… — хотела задать дурацкий и ужасно глупый вопрос «Тут?», но вовремя остановилась.

— Не подсматривай бесстыжий волк, — бросаю в него футболку, в которой так и поехала.

— Зачем трусы сразу надела?

— Чтобы вызвать в тебе чувство голода. Отвернись.

— Дара, ты забыла, что вытворяла первые дни?

— Это была не я.

— Ты в состоянии близком с течкой.

— Не называй это слово. Я к нему еще не адаптировалась, — вспоминаю как впервые услышала все это связанное с моим помешательством, из-за которого мы и приехали сюда, становится ужасно стыдно.

— У меня тоже будет гон. Надеюсь, что после свадьбы.

— И что это значит? — перелезаю на переднее сидение, завязывая шнурки на кедах.

— Это значит что я залюблю тебя в самом прямом смысле этого слова.

— Разве таким можно напугать?

Алан поворачивает голову ехидно улыбаясь.

— Поверь, можно.

И тут я зачем-то думаю о том, что раньше меня у него не было, а этот гон был и он все это проворачивал с другой… другими…

— Эй, — внезапно останавливается и сразу же перетягивает меня на свои колени, усадив верхом. — Сейчас ты в моих глазах одна. И так будет до конца нашей с тобой жизни. Сейчас тебе это сложно понять в полной степени, но потом, ты все сама ощутишь. Я не мальчишка Дара и жил до тебя. Но сейчас, только ты мне нужна. Запомни и никогда не сомневайся. Никогда и ни в чем касаемо меня.

— Хорошо, — срывая свое дыхание зарываюсь в его длинные пряди, как и он в мои.

Царапаемся и сжимаем кулаки причиняя боль. Боль от переполняющих души чувств.

Целую его. Испытываю нужду в прикосновениях. Я и сейчас понимаю все, что он мне говорит. Просто меня раздражает, что другие тоже знают, как это быть с ним рядом. Как это ощущать его губы на своем теле, как это когда он прикасается к тебе, а тебе ничего не остается, кроме как сходить с ума от неописуемой страсти, испепеляющей нутро.