Дариар. Начать сначала
Шрифт:
— И почему маг четвертой ступени, дочь Магистра, вся такая, ну просто отменная воровка, не смогла выбраться самостоятельно? Что-то я не заметил на тебе никаких сдерживающих элементов, буквально прошибающих до слез, если ты только подумаешь о том, чтобы применить свои магические навыки, которыми владеешь в совершенстве? — на меня внезапно накатила иррациональная злость. Я, конечно, нахожусь в этом мире всего сутки от силы, но уже какие-то уроки я успел усвоить.
— Я же не спрашиваю откуда у тебя взялись монеты древних скифов? — проигнорировала она мою тираду.
— А ты в мои дела с Лореном вообще не вмешивайся, — процедил я и прикусил язык. Отлично, теперь меня не только пробивает на увлекательные истории с эффектами полного погружения от Кеннета, так еще и сказать я могу в порыве гнева что-то, о чем не имею ни малейшего представления.
— Как интересно, — хищно улыбнулась
— А мне не понятно, почему так не носились с тобой, и почему мне все это кажется слишком подозрительным, — я, не отрываясь, смотрел на ее не слишком огорченное произошедшим личико. — Что, воров боятся меньше, чем убийц? Или законы действуют в отношении воров как-то по-другому?
— А ты знаешь, что твой любимый Магистр назначил вполне реальную награду, за информацию о твоем местоположении? Я даже подумала, что он способен на такие чувства, как переживания, — она скривила губы, но больше ничего не стала говорить. Видимо, отношение между ворами и убийцами не слишком радужные, либо тут присутствует какая-та личная неприязнь.
Откуда-то издалека послышались крики, в которых отчетливо слышалась команда о перекрытии кому-то путей отхода. Мы с Иельной искренне предположили, что это суетится наша погоня. Воровка четвертой ступени вздрогнула и нервно обернулась.
— Лорену я ничего не скажу. Хочешь от него бегать дальше — твое право. Только смотри, бегай быстро, он любит охотиться.
А затем, она подскочила ко мне, чмокнула в щеку и словно растворилась в воздухе. Я даже глаза протер — нет, мне не привиделось — привлекательная девушка по имени Иельна просто исчезла, бросив меня одного посреди улицы. Вот же… Нет чтобы в качестве благодарности предложить помощь и спрятать меня, пока все не уляжется, ну и накормить для начала.
Одно упоминание о еде заставило желудок сжаться и заурчать. На меня внезапно накатила дикая слабость, и такая жалость к себе, что я не стал себя сдерживать и тихонько застонал. Лишь спустя минуту я взял себя в руки и огляделся по сторонам: я стоял в какой-то подворотне довольно большего города. А еще я не ошибся, когда разглядывал его из-под моста: город чем-то напоминал старый Лондон с его узкими запутанными полутемными улочками и общей мрачной атмосферой. Из-за соседнего дома был виден высоченный шпиль, какой часто бывает на храмах. Чем дольше я на него смотрел, тем более отчетливо в моей голове складывалось ощущение, что я могу пойти туда. Если меня зашвырнуло в это тело и вообще во всю эту непростую ситуацию местное божество, то надо попытаться с этим местным существом договориться: не просто же так он перенес меня сюда. Молиться я не умею, да и не знаю местных богов, но я буду очень стараться.
Тем более, меня терзала одна очень важная деталь: я не должен никогда, ни при каких обстоятельствах попасться этому Лорену, черт бы его побрал, на глаза. Трудно было представить, что он со мной может сделать, когда поймет, что я не тот забитый пацан, который его боялся до жути.
С этими мыслями я почти побежал в сторону храма, рассудив, что в таком явном и часто посещаемом месте меня точно никто не будет искать.
Храм стоял на площади, которая была как бы его продолжением. Внешне он напомнил мне Амьенский собор с его взмывающими ввысь шпилями башен и арками порталов. Я плохо помнил строение разных храмов и соборов, хотя мне это пытались тщательно вдолбить в моей частной школе, но, насколько я знаю, паперть — это непокрытый крышей «предбанник» непосредственно входа в храм, а еще я помнил, что именно в центре паперти стояла купель со святой водой, где верующие могли сполоснуть руки перед входом в святое место, ну и пройти своеобразный кастинг — раньше верили, что нечисть и прислужники дьявола могут загореться, когда на них попадает святая вода. Часто паперть представляла собой большое крыльцо перед массивными дверьми, но в этом храме крыльца не было. Нужно было пройти через арочный портал, чтобы попасть в полукруглое пространство, окруженного колоннами. Купель стояла не в центре, а сбоку, а колонны, образовавшие полукруг этой паперти, плавно уходили прямо, образуя неф. Необычное строение, но не лишенное своеобразного очарования. Уже подходя к центральному порталу я заметил над ним огромный барельеф, на котором был изображен воин, держащий в обеих руках огромный огненный меч. Скульптор был настолько талантлив, что ему удалось изобразить в камне пламя весьма достоверно. Вот только вместо человеческой головы у воина была оскаленная голова льва. Эта голова была
до безобразия похожа на ту, что я увидел перед собственной смертью. Все же я решил, что в своем мире я все-таки умер. Но сразу встал другой вопрос: а что случилось с самим Кеннетом? Проходя под аркой портала, я буквально заворачивал голову, не в силах оторвать взгляд от местного божества. Перед входом в неф мне дорогу перегородил монах. Ну как монах, это был скорее спецназовец: огромного роста, с широкими плечами и бритым затылком, на которого зачем-то нацепили рясу, которая буквально по швам трещала на мощной фигуре.— Ты куда прешься, оборванец? — монах схватил меня за плечо и толкнул на паперть. Толкнул сильно, так, что я сделал пару шагов, споткнулся о камень и упал на колени. Внезапно уже знакомая вспышка словно проткнула голову насквозь и я, схватившись за голову, застонал, а перед глазами замелькали картинки чужого прошлого.
— Куда прешься, оборванец? — охранитель схватил меня за куртку и отшвырнул от входа в неф. А ведь я не собирался делать ничего плохого, я всего лишь хотел помолиться Веруну, чтобы он избавил меня от этой череды бесконечных страданий.
Щека болела так, что перед глазами мелькали звездочки, а края раны никак не хотели сходиться. Я приложил ладонь ко лбу, так и есть, начинается жар, и я не смогу никак его сбить, хоть ветку раскалить и прижечь рану что ли? Так хоть шрам начнет образовываться. «Прижечь» — это слово словно впечаталось в память. Поминутно оглядываясь, я зашел в глухой тупик и сел возле стены. Нужно сосредоточиться и попытаться вызвать в руках тот жар, который испепелил убийцу Ложи, решившего повеселиться с мальчиком в заведении для утех Марты. Нет, ни за что! Лучше сдохнуть от воспаления крови. Я сжал кулаки, и на меня снова накатило то чувство: паника, страх и протест, который перевесил все остальные чувства. И тут я почувствовал, как кончики пальцев потеплели. Резко распахнув глаза, я увидел, как на пальцах зарождается огонь. Быстро, чтобы не передумать, я поднес палец к щеке и провел им прямо по ране. Боль была такая, что я заорал, но сознания не терял, хоть меня и мутило от запаха паленой плоти.
— Значит Марта решила, что может меня ослушаться, — раздался тихий голос, заглушающий боль и заставляющий желудок завернуться в узел. Магистр Лорен, собственной персоной. Как он меня нашел? — Держи, — он стоял надо мной, разглядывая с брезгливым выражением на красивом, но несущем печать порока лице. Рядом со мной на землю упало несколько странных монет. — Всегда носи их при себе. Через неделю ты немного стабилизируешься, и я тебя заберу.
— Зачем я вам? — с трудом разлепив пересохшие губы, спросил я убийцу.
— Ты мой, мне тебя подарили, а я не привык разбрасываться своей собственностью, — он усмехнулся, развернулся ко мне спиной и пошел из тупика, вертя в руке трость, будто он самый настоящий пэр, а не убийца, сумевший взлететь так высоко.
Вот так, Кеннет, запомни, ты всего лишь вещь, которую ему подарили…
Бздынь. Я открыл глаза, оторвал руки от побаливающей, но уже довольно терпимо, головы и уставился на большую явно серебряную монету, лежащую возле меня в пыли. Подняв взгляд, я увидел довольно молодую женщину, которая в это время ополаскивала руки в купели, прежде чем войти в храм. Она словно почувствовала, что на нее смотрят, повернулась и улыбнулась мне, прежде чем продолжить прерванный из-за бродяги путь. А я все смотрел ей в спину, отмечая, что она очень красивая: высокая, стройная, с гривой черных волос, убранных под сетку из серебряных нитей. Когда она смотрела на меня, я видел только карие глаза, которые смотрели на меня с жалостью и участливостью…
— Ах ты, вонючка! — я почувствовал, как меня схватили за воротник и потащили к выходу из храма. Я успел извернуться и подобрать монету, которую мне бросила прекрасная незнакомка, приняв, вероятно, за побирушку. Так как я все еще не отошел от приступа провала во времени, сопротивляться я не мог, поэтому позволил выволочь себя с паперти.
На площади меня отпустили, и я смог, наконец, разглядеть тех, кто это сделал. Как оказалось, вытащили меня из храма самые настоящие нищие. Тот который меня волок, зажал под мышкой костыль, совершенно не пользуясь им и не хромая. Нищих было пятеро. От этой небольшой толпы отделился один: невысокий, коренастый, с жестким волевым лицом. Подняв повязку, закрывающую его, якобы, больной глаз, который невероятным образом оказался исцелен — наверное, на него снизошла благодать Веруна — этот коренастый тип подошел ко мне.