Дарованный остров

— Слава Валарам! Я так испугался, ты почти не дышала.

Мириэль потянулась и скривилась от боли.

Лот подхватил ее легкое тело и бережно прижал к себе. Его руки возвращали её к жизни, разносили тепло по мышцам.

— Ты гениальна! — говорил он при этом. — Ты самая лучшая волшебница во всем мире! Если бы ты сама была там и могла видеть чудо, которое сотворила! Мирэ! Ты просто клад! И ты спасла меня от смерти! — он обнимал её восторженно и нежно, и слёзы текли по его лицу. Они живы, они в порядке, они пережили эту страшную ночь и сделали всё, как надо! Как он был благодарен ей за всё.

Под потоком его любви и ласки принцесса наконец-то расслабилась. Всю ночь она была предельно сосредоточена, и тело, и мозг представляли собой плотный сгусток воли, к тому же она почти окоченела в холодном склепе. Но в объятиях Лота тело таяло и теплело, чувство покоя и защищенности возвращалось к ней. Какое счастье, что Лот оказался в Нуменоре. Она теперь не одна.

— Мы отдохнём здесь немного, да? Прежде чем поедем в Роменну? — предложил он.

— Обязательно отдохнём, — согласилась она, встречая его губы и любя их всей душой.

Тень возникла на пороге у входа в гробницу. Им помешали. Оглянувшись, Мириэль увидела взъерошенного Олвика.

— Ох, я совсем забыл про него! — улыбнулся Лот. — Ты тоже празднуешь нашу победу, белый брат?

Олвик подбежал к ним, но Мириэль недовольно нахмурилась.

— Он вел себя недостойно сегодня! Я не знаю, что с ним случилось! Сначала он рычал на меня, потом и вовсе исчез! Что глядишь? Знаешь, что виноват?

Грустно посмотрел на неё белый волк.

— Иди, гуляй дальше. — Мириэль решила быть строгой. — И не возвращайся, пока я не позову.

Олвик резко отвернулся и убежал. В темноте она не заметила, что он ранен. Только подумала обиженно, что если бы он не бросил её ночью, она бы не замёрзла так сильно. Лот снова поцеловал её, и она забыла об обиде.

Он не помнил про раны, пока бежал, что есть мочи, прочь от Гробниц. Его внутренняя боль жгла куда сильнее, а сердце колотилось так, будто хотело вырваться и бежать ещё быстрее хозяина. Только достигнув Серебряной Струи, он упал в изнеможении, уронив пылающую голову на лапы. А потом, не в силах сдерживаться, завыл, и только луна сочувствовала ему своим скорбным ликом.

В Средиземье, Юниэру удалось вытащить Олвика из-под обвала, но излечить его было, к сожалению, невозможно. В ту ночь Олвик умер у него на руках. В Стране Вечных Льдов люди-птицы и снежные волки — верные друзья. Горько было Юниэру провожать в последний путь могучего зверя. Встреча с ним резко изменила судьбу Юниэра. В Ориене сочли, что ему лучше забыть прошлое. Его память была затуманена, и он считал, что всегда принадлежал к избранному народу и никогда не покидал холодной родины, недоступной для других людей. Но взгляд умирающего Олвика пронзил его до самых глубин, и он обрел свое утраченное прошлое, он вспомнил о том, как нашел маленького снежного волка в лесу и подарил его своей возлюбленной. Юниэр испытал глубокое потрясение и обиду на сородичей. Он чувствовал, что его обманули, обошлись с ним, как с несмышленым ребенком, сделали столь важный выбор за него. Жизнь разделилась на два мира. До сих пор он считал себя человеком-птицей и верил тем добрым идеалам и справедливым законам, по которым они жили. Когда он сравнивал Средиземье с Ориеной, то гордился своей принадлежностью к благородному роду духовно одаренных людей-птиц. Теперь же вся прежняя жизнь предстала перед ним с неумолимой ясностью. Он вспомнил все: бесшабашную, пылкую юность, друзей и ту единственную на свете женщину, предназначенную ему судьбой, которая любила его. А он исчез бесследно, словно выпал из этого мира. Получилось так, что он предал всех, кого любил и считал друзьями, всех, кто доверял ему. Прежде всего — Мирэ. Он почувствовал себя раздавленным, совсем как Олвик под обвалом. Все это случилось не по его воле, но он не искал себе оправдания и молча страдал. Доверие его к людям-птицам пошатнулось. До встречи с Олвиком Юниэр часто общался мысленно с Дилидин и матерью, теперь же он никогда не звал их, а на призывы откликался скупо:

— Я занят, нет настроения, все в порядке….

Трудно было простить тех, кто заставил его забыть часть жизни, любовь и даже имя.

Люди-птицы не хотели, чтобы он покинул Ориену, но над миром нависла угроза. Оракул поведал, что кольцо темных сил сжимается вокруг Эа, и Моргот ищет пути, чтобы вернуться на землю. Ориенцы понимали, что с его возвращением Эа придет конец, и никто не спасётся с тонущего корабля, даже Страна Вечных Льдов, заповедная и прекрасная.

Оракул предрёк, что предотвратить опасность суждено избранному — юному принцу Яшмету, который должен найти и уничтожить Азбуку Врага, прежде чем она попадёт в руки его темного двойника. Как это водится за оракулами, пророчество было поведано в самых туманных выражениях и не содержало указаний, что это за азбука Моргота, и где её надо искать. Что ж, волю Высших сил можно постигнуть лишь по тайным сокровенным знакам, а следовать им или нет — выбор людей.

Тяжело перенесла прощание с ним Орминэ, королева не забыла долгих дней разлуки с собственным сыном и не простила заговорщиков, похитивших ее ребенка. Ей не хотелось расставаться с ним вновь, но слухи о бесчинствах темного двойника Яшмета бередили души ориенцев. Необходимо было пресечь этот беспредел. Ярон был порождением их собратьев, пусть отступников, но родных по крови. Это Ярона искал Яшмет в Прибрежных горах, но обнаружил несчастного Олвика, застрявшего среди глыб. Он похоронил его и тщательно осмотрел все ходы в пещеры в надежде найти доступ в подземелья агнегеров. Там была Мирэ и ей угрожала опасность. На время он забыл о Яроне. Поиски были бесплодными.

Свидетелем страшного зрелища стал он, когда, вдруг, гигантская волна поднялась из самого сердца океана и захлестнула Прибрежные горы. Он едва смог спастись от ее пенистого гребня. «Такими ударами Валары крушили Эа, когда шли войной против Моргота, — с ужасом подумал он, — все погибли». И он почувствовал такую ярость от собственного бессилия, что ослеп на мгновение. Если бы он появился здесь хотя бы немного раньше, Мириэль не попала бы в плен к агнегерам, Олвик не умер бы под обвалом. Не успел. Ему и в голову не пришло, что сокрушительная волна Улмо принесет спасение Мириэль. Он улетел прочь, обернувшись соколом, и вернулся лишь несколько дней спустя. Как не велико было его горе, но люди-птицы надеялись, что он предотвратит угрозу, нависшую над миром, он не посмел обмануть их надежды. Он ничего не боялся, мысли о смерти приносили успокоение. Может быть, в лучшем мире он снова встретится с Мириэль. Но увидел он ее раньше. Лодочка, которую не заметил Горудун, спешивший возвратиться на остров, не укрылась от его зорких глаз. Ликующее сердце рванулось ей навстречу, голова закружилась, но он пересилил себя. Воля темных сил вела сейчас корабль с красными парусами на остров Тол-Фалас. И Яшмет чувствовал, что ему придется сражаться и победить, прежде чем он осмелится предстать перед Мириэль.

Он так и не решился открыться принцессе и появился перед ней в облике Олвика, её погибшего друга. Олвиком она и считала его до сих пор.

Стоило ему пожить с ней рядом, как былая страсть вернулась. После того, как принцесса сблизилась с Лотом, Юниэр понял, как сильно любит её, как она бесконечно дорога ему, и ревность жгла его, застилая разум. Имел ли он право вмешиваться в её личную жизнь теперь? Не рассмеётся ли она ему в лицо в ответ на его притязания? Было мучительно находиться рядом с ней, но и оставить невозможно. К тому же, у нее была азбука Врага. Он чувствовал, как сгущаются тени вокруг его любимой, как злые духи отслеживают каждый её шаг, как близка опасность. Только он был в силах ей помочь.

Сегодня, защищая её жизнь, Юниэр нарушил один из самых суровых запретов людей-птиц. Нельзя проливать кровь другого. Люди-птицы действуют мыслью, а не силой. Борьба двух сознаний считается честной и достойной человека. Но наносить урон чужому телу недопустимо. Люди-птицы говорят, что они не вправе разрушать то, что не они создали. А тот, кто проливает чужую кровь, постепенно превращается в зверя. А он даже не мечом, зубами рвал плоть Саурона, и не чувствовал никаких угрызений совести. Что ж, пусть он навеки превратится в мохнатого белого волка — прислужника, коврик у влюблённых, и когда дикая природа победит его существо, то он восстанет и загрызёт их обоих.

Ещё раз тряхнув головой, распалённой от гнева и обиды, белый волк завыл. Его жуткий вой достиг Арменелоса, где жители, дрожавшие от страха в домах за семью засовами, молились о том, чтобы скорее настал рассвет.

Праздник Благодарения

Это было слишком хорошо, чтобы казаться явью. Ещё прежде, чем Мириэль и Лот вернулись в Роменну, нетерпеливые юные жители организовали восстание и связали дозорных на башне и всех приспешников Фаразона, которых знали в своём городе. Амандил вернулся невредимым и рассказал об удивительных событиях минувшей ночи. Пока он возносил молитвы Валарам, которые, по его мнению, призвали королей прошлого образумить нуменорцев, приблизившихся к краю пропасти, Исилдур и Анарион собрали друзей и сделали то, о чём давно мечтали. Всех своих застигнутых врасплох недругов ребята собрали в таверне «Толстощёк», а теперь шутили и острили на их счёт, и заодно поднимали бокалы и произносили тосты за свободную Роменну.