Дары инопланетных Богов

На сей раз Реги-Мон остался и не убежал, ссылаясь на множество дел. Может, ему и некуда было идти. Поэтому все пришли в его мастерскую, как одну из самых просторных, но далеко не роскошную. Напротив, самой неряшливой и пыльной она оказалась, как будто там никто и не жил, не работал. Да так оно и было в последнее время. Реги-Мон впадал в апатию, жил неизвестно где, творчество забросил. Вернее, сам-то он знал, где обитал, да прочих в это не посвящал. Ни малейшего смущения перед дорогой гостьей он не испытывал, относясь к ней всё с тем же лёгким и как бы родственным пренебрежением, как в прошлом.

Внезапно ему взбрело в голову изобразить из себя безнадёжно влюблённого в прибывшую блистательную гостью. Такая роль ему, бывшему актёру, нравилась, и он заметно приободрился. Посверкивал глубинным светом своих обманчивых глаз и не забывал при этом, как он смотрится со стороны. Может, кто из окружающих тому верил, а Нэя нет. Заметив, что никто им не интересуется, да и Нэе он интересен только как персонаж далёкой юности, Реги-Мон впал в скорбную задумчивость и стал самим собою. Он сидел в стороне от всех, выглядел постаревшим в сравнении с тем, кого она запомнила во время прощания в «Ночной Лиане». Правда, тогда это произошло утром, и дом яств, почти пустой, напоминал красивую, но сонную оранжерею. В утренний час среди зарослей хаотично порхали разноцветные бабочки, потревоженные хмурой прислугой, убирающей последствия ночных бурных пиршеств. И смутно перед Нэей возникали похожие картины из детства, когда у них в роще был собственный растительный павильон, где по утрам они пили напитки, и она баловалась, пытаясь сунуть пойманную бабочку в чашку к отцу. Даже спустя годы было жалко бабочку, утопленную во фруктовом напитке. Бабочка из пласта времени, принадлежащего другому миру, где жила другая Нэя, да и маленькая к тому же, тем не менее осталась её личным незабываемым грехом…

Нэя подошла к Реги-Мону, он счастливо устремил глаза ей навстречу. Она ощутила вину за погубленную бабочку, вспомнив о ней повторно, но так как всё было давно и не казалось даже реально происходившим с нею, то всплывшая и оставшаяся на поверхности давняя детская вина непонятно почему соотнеслась с Реги-Моном. Нэя прикоснулась к его поседевшей гриве, но поговорить им не дали. Их окружили женщины во главе с нарядной Мирой.

— Ты сегодня такая… невероятно-очаровательная! — искренне восхитилась Мира. — Ты прошла, наконец, обряд в Храме Надмирного Света с тем таинственным, кого от нас прячешь? А то слышала я от одной твоей, скажем так, приятельницы странные речи о твоей загадочной жизни в таинственном городе… Я так и не поняла её. Муж, вроде, есть у тебя, а живёшь ты, вроде, одна…

— Приятельница? Кто же? — не поняла её Нэя.

— А ты думаешь, что тебе удалось надёжно скрыться за стенами от тех, кто знал тебя прежде? Так ты была с ним в Храме Надмирного Света?

— С кем это? — Нэя, задетая бестактностью Миры, ушла от ответа на вопрос.

— Ты думаешь, что мы так и не поняли ничего насчёт тебя и того, кто и купил все картины Нэиля? А кстати, зачем ему понадобилось дилетантское творчество твоего брата? Нэя, без обиды, Нэиль был талантлив, но не профессионал… — Мира, чем-то озабоченная, не проявила обычного радушия. Видимо, выпал ей на сегодня пасмурный расклад дел.

— Не завидуй, — сразу же ужалил бестактную хозяйку творческого улья один из «пчёлок-тружениц» мужского пола — Реги-Мон, давно ставший трутнем. Мира угрожала выгнать его из творческого сообщества, поскольку он не только не отчислял процент от продаж, но и за аренду мастерской с жилой клетушкой при ней тоже ничего не платил. Возможно, ревнуя Реги-Мона, Мира и выглядела неприязненной.

— Картины Нэиля украсили холл одного из зданий ЦЭССЭИ, и тот, кто их приобрёл, уж конечно, кое-что понимает в настоящем искусстве. А бездарность весьма часто маскируется под вывеской высокого профессионализма, — Нэя показала Мире переливающийся синий алмаз на кольце, — Подарок от моего избранника, — само определение «избранник» не имело определённого значения. Избранником мог быть и муж, и жених. — Всякий невежда может сказать, что это безделица и подделка. И я нисколько не обижусь, поскольку точно знаю, что камень подлинный — «Слеза Матери Воды».

— Такой огромный? Натуральная «Слеза Мать Воды»? Никогда такого не видела. По виду от полированного и переливчатого стекла не отличишь! — не желала униматься Мира.

— Помалкивай! — буркнул Реги-Мон, не пояснив, кому он даёт своё указание. Завистливой Мире или излишне открытой Нэе. При этом он сжал руку Нэи, как бы желая закрыть своей пятернёй сияние её перстня. — Чем меньше украшений, тем очевиднее высвечивает женщина, что она значит сама по себе.

— Оно и видно, — ответила ему Мира, — как ты предпочитаешь тех, кто серенько выглядит, — она нарядилась в одно из платьев, пошитых в Нэиной «Мечте». Благодаря избыточным фалдам тонкой ткани трудно было определить, полна она или же в норме. Прежде никто не мог так удачно скрывать несовершенство её фигуры, отчего она и сочилась обычно благосклонностью к Нэе. Гладкое и несколько носатое лицо Миры могло принадлежать, как полной, так и стройной женщине, не худое, но и не расплывшееся. Ноги поджарые и ровные, а полнота груди, обвисшей после многочисленных родов, маскировалась феерическим розоватым облаком, похожим на цветник. Нежно-голубеющие, палевые цветы хотелось сорвать, настолько они обманывали своей живостью и выпуклой росой на лепестках. Платье являлось подлинным тряпичным искусством, тем не менее, Миру никто не похвалил. Подружки художников рассматривали камни Нэиной диадемы, трогали ткань юбки и даже притронулись к позолоченной коже корсета.

— Неужели, где-то так живут? — спросила одна из девушек, не скрывая своей грусти.

— Сразу и видно, что ты никогда не была в заповедных зонах аристократов, — одёрнула ту Мира. — А этот «Лучший город континента» настолько зауряден по внешнему облику своих жителей, что даже в нашем квартале, расположенном возле «Узкого рукава Матери Воды», женщины гораздо ярче одеты…

— Но ведь Нэя-то вовсе не заурядная, — не согласилась девушка, подружка одного из художников. — Я аристократок столько повидала, а таких красивых как Нэя что-то не встречала ни разу.

Мира обиженно засопела. Нэя слегка смутилась. Никакая женщина не терпит похвал в адрес другой, даже признавая их объективность.

— Я собиралась со своим другом посетить один дорогой дом яств, вот и разоделась, — оправдывалась Нэя. — Обычно же я тоже не стремлюсь выделяться…

— Ну да, конечно! — перечила Мира, — Ни разу не видела тебя в простой одежде. Вечно ходишь как манекен из витрины, — она будто забыла о собственном виде. Вот уж кто напоминала эту самую помпезную витрину.

— Вы обе отрада для глаз! — сделал попытку задобрить Миру Реги-Мон. — Без таких женщин и жизнь был бы не так привлекательна, девчонки вы мои! Цветы мои утренние, росинки прозрачные…

— Так с кем же ты собираешься пойти в дорогой дом яств? — не желала добреть Мира. — С другом или мужем? Зачем тебе друг, если есть муж?

— Как возможно жить с мужем, если он не друг? — ответила Нэя.

— А так, как и живёт большинство женщин. Муж это деспот, а не друг.

— Разве твой муж деспот? — спросила та же девушка. — Он же сама доброта и щедрость по отношению к тебе.

— И по отношению к нам! — поддержал девушку друг-художник.

— Бывает иногда, — ответила Мира.

— Всегда только великодушный и незаменимый, — ухмыльнулся Реги-Мон. — Без него где бы мы все и были…

— Ты бы, мурлыка породистый, уж точно в канаве жил, и вряд ли тебя, разумную живность, подобрала бы хоть какая состоятельная женщина. Кому ты нужен? Чтобы своими блохами трясти по ухоженным комнатам…

Все примолкли. Мира же разошлась, — Ты забыл, что это я отреставрировала твою поломанную самооценку, дарование?

— Я всё помню, — тихо отозвался Реги-Мон, гипнотизируя свою ревнивую любовницу угрюмо-повелительным взглядом. — Но могу и забыть.

Поразила Ифиса, неожиданно пришедшая в Творческий Центр, будто знала, что там будет Нэя. Или так вышло случайно. Едва Мира увидела Ифису, как тотчас же скрылась в одном из ответвлений запутанного здания, не желая даже поприветствовать очередную гостью. Искристые цветники её наряда растворились в полумраке длинного перехода, уводящего в сторону выхода в Парк скульптур. Ифиса принюхалась к оставленной взвеси её духов в воздухе, — Недёшево, а всё одно пошло! Я различаю качество женщины, даже не видя её саму, по запаху, который она оставляет после себя. Чего не скажу о платье, оно было восхитительным. Уж не ты ли её облагородила? — она обратилась к Нэе так, словно бы вчера её видела. — Зря и стараешься. На кого ты тратишь свой талант?