Дары инопланетных Богов

Нэя осталась стоять одна. Внезапно её обнял Антон. Они с Икринкой вышли следом. Икринка облизывала яркие пухлые губы и улыбалась.

— Кто эта расфуфыренная, как свадебный торт, тётя? — спросила она.

— Моя подруга, — ответила Нэя, — Кажется…

— Друзья не могут казаться, — сказала Икринка, — Они или есть, или их нет.

— Прежде мне казалось, что ты тоже моя подруга, — ответила Нэя.

— Тебе не казалось, сказала Икринка, — Я как была, так и осталась твоей подругой.

Она явно была в настроении. Обняла Нэю и поцеловала её сладкими губами. После чего они с Антоном ушли, держась за руки.

— Я сшила тебе красное платье, — сказала Нэя ей вслед. — Как ты и просила.

— Я ни о чём тебя не просила, — ответила она, не оборачиваясь. — Разве я кукла, чтобы обрядиться в красное платье?

— Ты просила… — сказала Нэя, не понимая и Икринку тоже. — И при чём тут кукла? У твоей мамы тоже было красное платье… — тут она замолчала, вспомнив тот ужасный день, когда Гелия и нарядилась в красное платье…

… — Она помешалась на своих платьях, — сказала Икринка Антону. — Она только и говорит, что о платьях. Интересно, а о чём она разговаривает с отцом? Как думаешь?

— Думаю, что точно не о платьях, — засмеялся он.

— Давай жить здесь, — сказала Икринка, рассматривая людей на улице и вокруг. — Мама любила Паралею. Жила тут. Как я понимаю, почему она сбежала от вашего скучнейшего благополучия. Маленький закрытый мирок счастья, когда вокруг всё иначе, это по-настоящему скучно. Счастье должно быть всеобщим. Только тогда жить будет радостно.

Они углубились в бедные кварталы. Икринка раздавала деньги умышленно неумытым попрошайкам, — они стали появляться на окраинах, тогда как в центре их не было. Заглядывала при этом им в глаза, чего обычно не делают люди, подавая милостыню. Потом она задумчиво произнесла, — Когда человеку трудно жить, ему не бывает скучно. Плохо — да, но не скучно.

Разве кукла умеет любить?

Они набрели на какой-то магазинчик игрушек. Икринка раздумчиво бродила среди витрин, где сидели разноцветные куклы. Некоторые были настолько искусно сделаны, что являли собою подобие живых девушек в миниатюре, или детей. Местное кустарное творчество было удивительным. Это был квартал ремесленного люда. У одной из витрин стояла мать с девочкой. Девочка тихо причитала, не желая отходить от куклы, красующейся в самом центре магазинчика. По-видимому, это был чисто витринный образец. Очень дорогой, выставленный для привлечения внимания, без шанса его продать из-за дороговизны. Мать тащила дочь прочь.

— Ты уже большая. Стыдись. Да и денег таких нет. Это роскошь не про нас с тобой. — Зачем она и сама пришла в подобный магазин дразнить ребёнка? Или из собственного любопытства? На кукле было пунцовое платье, шляпка с цветами, туфельки в цветочках, увидев которые Антон хмыкнул. Они были маленьким подобием тех туфель, что он отнёс Нэе после купания, когда они с шефом чуть не схватились на берегу озера. Что было причиной приступа гнева, уже нельзя было и вспомнить. Кажется, Рудольф оскорблял Нэю.

Икринка вытащила из поясной сумочки деньги и подала продавцу — старому человеку, возможно, мастеру этих кукол. Он взял из её рук нужное количество денег, она подставила ему щедрую пачку, но он не взял ни одной лишней бумажки. Женщина, замотанная в своё серо-крапчатое одеяние, с закрытыми куском ткани волосами, но совсем не старая, только обесцвеченная раньше времени, смотрела с жадностью на деньги в руках Икринки. Она страдала от вида чужого благополучия и в одежде, и в деньгах. После покупки Икринка, развернувшись к девочке, отдала ей куклу.

— На, бери!

Мать отпрянула, но ребёнок схватился за куклу с детской непосредственностью.

— Зачем она тебе? — спросила Икринка у девочки

— Она будет моей дочкой, — девочка уже прижимала к себе куклу, боясь, что её вдруг отнимут, а ей дали по ошибке. Во всяком случае, мать решила, что куклу дали ей только подержать, и готова была отнять её и тотчас же вернуть сумасбродной девушке, вздумавшей тут поразвлечься с чужим ребёнком. Или подразнить их недоступным богатством. Радости в её лице не было, а только ожидание неприятности. Девочка теребила цветы на шляпке. Пунцовое сокровище, тараща глаза, было безучастно к ласкам ребёнка.

— Но ведь она не сможет с тобой разговаривать. И вообще, ничего… — сказала Икринка. Мать, плохо понимающая ситуацию, боялась, что девочка испортит куклу, и пыталась контролировать движения дочери, охраняя чужую вещь.

— Я научу её разговаривать, — сказала девочка.

— Но любить тебя она не сможет.

— Сможет! Я буду играть с ней, шить ей платья из лоскутков, которые принесёт мне мама с фабрики. Она полюбит меня. Дам ей сладости.

— Разве сможет она ответить тебе? — продолжала допрашивать её Икринка, — как она сумеет это?

— Она ведь уже и говорит, — сказала девочка.

— И что говорит?

— Что рада тому, что я буду её мамой. Ей было тут плохо без мамы. Её никто не кормил, не обнимал.

— Да, — согласилась Икринка, — без мамы плохо.

— Я сделаю ей причёску.

— С камушками?

— У меня нет камушков. Есть ленточки.

— Да подарит вам Надмирный Свет радость за вашу доброту! — встрял, наконец, старик-продавец, счастливый тем, что продал баснословно дорогую игрушку, которую устал уже очищать от пыли. Мать никак не могла прийти в себя от удивления чужой щедростью. У неё самой и не могло быть в детстве такой игрушки, и она, будучи совсем молодой, смотрела на куклу с вожделением, не представляя, что кто-то может играть с подобными игрушками.

Девочка прижала к бедному и облезлому от бесчисленных стирок платью-тунике своё алое сокровище. Мать же не могла и поверить, что кукла действительно принадлежит им. А старик делал ей знаки, чтобы она скорей уходила. А то вдруг богачи просто развлекаются от скуки и передумают? Но женщина, замерев, смотрела в лицо Икринки, будто утратила понимание всего. В чём была причина? Антон почуял, что дело уже не в кукле, а в чём-то ином. Но в чём?

— Я тебя узнала, — сказала женщина тихо.

— А я тебя нет, — удивилась Икринка, — ты кто?

Женщина тут же спрятала лицо, отвернув его в сторону, схватила девочку за руку, ту, что была свободной, и выбежала, будто была воровкой, таща за собою ребёнка. Ни слова благодарности не услышал от неё Антон. Да и вряд ли была эта благодарность у женщины, так и не понявшей ничего в поведении той, которую приняла за падшую. А они таких презирали, их этому учили с детства.

— Несчастная женщина. Живёт одна с дочкой, но лишилась работы. Хозяин прогорел, всё потерял и сам, всех выгнали. Если она не найдёт работу, то в ближайшее время ребёнка отберут. Пришла вот, искала места. Говорит, прекрасно шьёт, но зачем мне это? Но сколько счастья подарили вы этому ребёнку, прекрасная госпожа. Да подарит вам Надмирный Свет такого же прекрасного ребёнка как эта светловолосая девочка, которую вы осчастливили. Вы и сами подобны дочери Надмирного Света небесными глазами и волосами, похожими на воздушный свет утренней тверди, когда она едва окрашена восходящей Ихэ-Олой. Вы заметили, — обратился он к Антону, — как это бедное дитя было похоже на вашу спутницу? Редко я видел подобных ей и вам, прекрасная и добрая госпожа. А живу я давно.