Дарю тебе велосипед

Электричка подошла к перрону, бабушка за руку втаскивает Сашеньку в вагон. Алёша входит следом, чтобы поставить чемодан.

— Это ещё что за слёзы? — сердится бабушка. — Люди на Северный полюс уезжают и то без слёз прощаются. А ты, большой мальчишка, ревёшь, как павлин.

— Бабушка, разве павлины ревут? — спрашивает Алёша.

Сашенька утирает слёзы. Всё-таки Алёша заговорил.

Правда, не с ним, а с бабушкой. Но всё-таки нет этого тяжёлого молчания.

— Разве павлины ревут, бабушка? — опять спрашивает Алёша.

— Ах, откуда я знаю? Глупая, наверное, птица. Голова маленькая, хвост большой.

Потом Алёша стоит на перроне, поезд медленно трогается. Сашенька смотрит в окно на своего старшего брата, а старший брат смотрит на Сашеньку. И вдруг Алёша показывает Сашеньке кулак. Бабушка не видит кулака, а Сашенька видит и понимает, что Алёша его простил.

— Что он говорит? — спрашивает бабушка. — Я не поняла.

— Не знаю, — отвечает Сашенька, хотя он, кажется, понял. Алёша сказал: «Запомни».

Сашенька, конечно, запомнит. Этот случай с голубой акварелью он не сможет забыть. Алёша забудет, а Сашенька будет помнить. И никогда больше не возьмёт чужого без разрешения.

…Мчится поезд в синий вечер, мелькают огни за окном. Они разные, эти огни. Вот фонарь качается от ветра тревожный огонь. Вот тихие освещённые окна. А вон, далеко, горит костёр. Может быть, как раз там и есть лагерь «Светлые полянки»? И теперь, на опушке леса, в этот самый вечер зажгли рыжий костёр, летят в небо рыжие искры, смотрит в огонь девочка.

Пошли шарик покидаем

Бежит Саша Лагутина по дорожке.

Спешить особенно некуда, а она всё равно бегом. Ноги от земли сами отскакивают. Бежит и по сторонам смотрит. Никого она не ищет, просто смотрит, и всё — вокруг так много интересного.

Вот застеклённая доска, сверху написано красными буквами: «Ими гордится наш лагерь». И в самом центре, среди других портретов — фотография Курбатова Константина. А как же? Кем же ещё гордиться? Он чемпион, и никто, даже старший вожатый Дима, не может обыграть Курбатова в настольный теннис. Вот так. Интересно, где сейчас Курбатов Константин? Нет, нет, Саша его не ищет. Просто интересно, вот и всё.

Зацвёл шиповник, яркие розовые цветы даже издали пахнут. А над кустами осы гудят, вьются. Сидит в беседке Валя Туманова и вяжет зелёную жилетку. Она с самого начала смены её вяжет.

— Эй, Туманова, смотри, оса сейчас ужалит!

— Ой! Ой! — замахала руками Туманова, вязание бросила, волчком вертится. — Где оса? Где она?

А никакой там осы нет, они все над шиповником. А Туманова, хоть и красивая, — не цветок всё-таки, зачем она осам?

— Валя, да я так просто, не бойся.

— Шуточки у тебя, Саша.

Валя скривила губы и опять начала вязать и шептать: — «Одна петля, два накида».

— Валя! Пошли в настольный теннис поиграем! Что ты всё вяжешь, вяжешь, всю смену вяжешь.

— Нет, не пойду. Я плохо играю.

— Ну пошли тогда на большую поляну, может быть, земляника поспела?

— Две лицевых, две изнаночных. Не сбивай меня. И во-первых, не поспела. Во-вторых, у меня от земляники аллергия, я чихаю и чешусь.

— Нудная ты. У меня от твоей зелёной жилетки аллергия. Ап-чхи!

И помчалась дальше. А на поляне белые звёздочки светятся, цветёт земляника. Саша приглядывается, наклоняется — нет, не поспело ни одной ягодки. Но ничего, она их дождётся, на все три смены в лагерь приехала. Поспеет земляника, Саша наберёт полную кружку, а придёт родительский день, и Саша угостит маму и папу. А Вальке Тумановой ни одной ягодки не даст. Пускай вяжет свою жилетку.

А трава шелестит, кто это идёт в высокой траве? Идёт Курбатов Константин. Жёлтая яркая майка в траве мелькает. Он ракетку подбросит — поймает. Саша ждёт, вот сейчас Курбатов Константин увидит её, улыбнётся, скажет: «А, Саша, привет. Я тебя ищу, ищу. Пошли шарик покидаем». Он скажет эти слова, и сразу станет очень весело. Саша ответит: «Привет, Костя. Вообще-то я хотела землянику собирать. Но она всё равно ещё не поспела, только цветёт. Ладно, пошли поиграем. Только подожди, я сбегаю в спальню, возьму ракетку». Так она ответит ему слегка небрежно, как героиня какого-нибудь фильма. Чтобы он не слишком зазнавался. Потому что, хотя он и сам Курбатов, а всё равно зазнаваться нечего. Пусть не думает, что Саша до смерти рада, раз он её сыграть пригласил.

Он будет ждать её под соснами, у зелёного стола для настольного тенниса. И она побежит очень быстро, чтобы взять ракетку, а потом — туда, на спортивную площадку, где вокруг большого зелёного стола вытоптана трава. Там, наверное, уже собираются болельщики — сам Курбатов будет играть.

Спортивную площадку отсюда, с поляны, видно. Вон летает со звоном волейбольный мяч. А с другой стороны кто-то крутит «солнце» на турнике, Васька, кажется. И вокруг зелёного стола кто-то прыгает, но любые люди уступят стол Курбатову Константину — чемпиону лагеря «Светлые полянки».

Вот сейчас он позовёт, а она побежит. Саша уже сейчас, заранее, чувствует радость от этого бега, она слегка подскакивает на месте — так ей хочется сорваться и пуститься бегом. Саша заранее улыбается, кивает Курбатову Константину.

А он?

Он молча проходит мимо Саши. Как будто здесь вообще никакой Саши нет. Прошёл, прошелестел травой, наступил на цветы земляники. Как так? Почему? Разве можно вот так — мимо человека? Как будто она — пустое место. Разве может человек быть пустым местом?

А он, Курбатов, вдруг громко позвал:

— Валя! Туманова! Пошли шарик покидаем! Я тебя ищу, ищу…

И Валя Туманова оставляет в беседке зелёную свою бесконечную жилетку.

— Иду! Только у меня ракетки нет! И я не умею играть!

— Научу, — отвечает он. — Ракетка у меня есть запасная, олимпийская.

Саше олимпийскую ракетку не предлагал!

Саша остаётся на поляне, они проходят, не замечают её. Константин Курбатов проходит. А за ним Валя Туманова, красивая, нежная, кудрявая. «Ну до чего противная, — думает Саша, — ставит из себя! Ненавижу! На всю жизнь!»

А трава уже не такая зелёная. И небо не такое чистое. И земляника не такая душистая. Ах ты Туманова-растуманова! Сидела бы и вязала свою дурацкую жилетку. Подумаешь, коса! Если бы мама не гоняла Сашу в парикмахерскую, может, у Саши бы коса выросла ещё и получше. Вот так.

Там, на площадке, щёлкает лёгкий пластмассовый шарик: «Цок-цок! Цок-цок!» Летает над столом, как маленькая белая птица. Смеётся Валя Туманова. Смех у неё тоненький, притворный. Неужели такой смех может нравиться такому умному и замечательному человеку — Курбатову Константину.