Давай никому не скажем

Не знаю, чем я так его зацепила. Тогда, по молодости, можно было понять — обоюдное влечение, гормоны бушевали. Статус, деньги — всё это было пустым звуком, пылью. Просто хотелось взяться за руки и гулять до утра, не думая ни о чём. Сейчас мы оба повзрослели, взгляды на жизнь изменились. Конечно же тётя Марина отговаривала его от такой невыгодной партии в лице меня, я не дура и прекрасно это понимала, но Тимур вопреки всему упорно шёл к своей цели.

Может, конечно, свидания с ним скучны и однообразны, бабочки в животе тоже не порхают, но разве это главное? Зато я могу быть в нём уверена. Тимур хороший, очень хороший парень. С такими мыслями я накинула кожаную куртку и, нанеся каплю любимых духов на запястье, собралась уходить.

— Какая же ты у меня, дочка, красавица, — окинув меня осоловелым взглядом, улыбнулась пьяная мать, и громко икнула. — Видел бы тебя сейчас папашка твой.

«Ты сама хоть знаешь, кто он», — хотелось задать резонный вопрос, но промолчала. Всё равно спрашивать бесполезно — не ответит, да и не больно хотелось узнавать. Что это за отец такой «сделал дело — гуляй смело»? Не было его всю жизнь, и не надо. Он сам поди не знает, что у него взрослая дочь есть.

Минуя глубокие трещины в рассохшемся полу коридора, так и норовя застрять в одной из них тонкой шпилькой, с удовольствием вышла из затхлого помещения на свежий воздух. Вид убогого двора со сломанными лавками и обломками турников удручал, но всё лучше, чем лицезреть пьяного Николашу. Увидев меня, Тимур вышел из машины и галантно открыл пассажирскую дверь.

В салоне было тепло и пахло дезодорантом. На идеально чистой, без единой пылинки, панели приборов, лежал тощий букет из трёх роз.

— Маме подарим, — заметив мой взгляд, пояснил он.

— Тимур, ты не подумай, что я не хочу знакомиться ближе с твоими родителями, но тебе не кажется, что мы немного торопимся… — мягко начала я.

— Нет, не кажется! Ничего не торопимся, с чего вдруг такие мысли? Это всего лишь семейный ужин, мама сама изъявила желание позвать тебя присоединиться к нам.

— Насколько мне не изменяет память, тётя Марина никогда меня не жаловала…

— Да брось ты, кто старое помянет… К тому же мама сильно изменилась, вот увидишь, — уверил Тимур, приобняв за плечо одной рукой.

Первой мыслью было скинуть эту руку…

Да что же это такое! Он молодой, привлекательный парень, что не так? Почему я так неправильно реагирую на его безобидные прикосновения?

— Ну хорошо, ты прав, — согласилась, аккуратно убрав его ладонь, — к тому же ужин — это же не предложение руки и сердца, правда? Просто посидим, поболтаем.

— Ну конечно, расслабься уже, никто тебя там не съест, — улыбнулся Тимур, и вставил ключ в замок зажигания.

Я специально сказала о предложении, хотела проверить его реакцию. Вроде бы его лицо осталось абсолютно бесстрастным, и я облегчённо выдохнула. Странная я, конечно, все девчонки замуж рвутся, а для меня одно только слово «брак» — как страшный сон!

— Яночка, солнышко, не вози сильно ножками по коврику, хорошо? Я просто только машину помыл.

Ужасно захотелось что-нибудь съязвить, из разряда, что сменку оставила дома, но предпочла промолчать. Отвернувшись, уставилась в окно, размышляя о том, какой бы найти повод, чтобы побыстрее слинять с этих наверняка скучных посиделок. Зная характер матери Тимура, меня ожидает тот ещё бал лицемерия.

Выехав за поворот, увидела вдалеке знакомую фигуру. Это определенно был он. Набиев. Засунув руки в карманы куртки, быстро шагал в сторону частного сектора.

Сердце снова пустилось вскачь. Я внутренне подобралась, быстро стрельнув взглядом по сосредоточенному лицу Тимура. Он ничего не заметил, продолжая внимательно следить за дорогой.

Хотя, что именно он должен был заметить? Как порозовели мои щёки? Как стыдливо забегали глаза, будто меня застукали за чем-то постыдным? Почему каждый раз, когда я вижу Набиева, со мной происходит что-то странное? Сердце наяривает такие кульбиты, что позавидует любой самый искусный акробат.

Вспомнила, как несколько дней назад он положил мне на руку свою ладонь в кабинете директрисы. Как кинуло в жар, как долго потом приходила в себя, спрятавшись от любопытных глаз в библиотеке… Убежала тогда, как восьмиклассница. Хорошо, что он не видел, как я улепётывала сверкая пятками. Разве это не фривольное поведение студента по отношению к преподавателю? Он всегда такой наглый, или только со мной? И куда он ходит, интересно. Что забыл «золотой» мальчик в этой дыре?

Каким бы он ни был высокомерным нахалом, но мне понравилось, как он держался при Кураге. Не забился в страхе в уголок, как сделали бы другие студенты. Да что там — педагоги её дико боятся, а этому всё нипочём — стоял гордо подняв голову, с каким-то пренебрежением и снисходительностью наблюдая за вознёй в кабинете директора. Как будто не он на ковёр к ней пришёл, а мы все к нему.

— Ну вот, ты уже улыбаешься, — выдернул из размышлений голос Тимура. — Это хороший знак!.

Ну вот, то говорю вслух, то улыбаюсь невпопад. По-моему, я точно схожу с ума.

Часть 16. Ян

Ян

Не люблю воскресенье. Длинный нудный день, когда все в сборе, и хоть площадь дома позволяет скрыться в своей комнате, но покой мне всё равно только снится. Непрекращающаяся череда звонков, топот босых ног по коридору, бесконечные хлопки дверью… Мать раз двадцать заглядывает, и, что самое раздражающее — никогда не стучит.

Отец после беседы с Курагой вернулся домой злой как черт, ещё и на работе какие-то неполадки вдобавок, сорвался на всех по полной. Весь вечер чередовал коньяк с пустырником, и орал, что я позорю его имя, что рано или поздно подведу его карьеру под монастырь, и не видать ему в будущем пост мэра как своих ушей. Конечно из-за меня. Из-за кого же ещё?

— У всех сыновья как сыновья: отлично учатся, языки изучают, посещают секции, а ты? Таскаешься по блатхатам с сомнительным отрепьем! Дурью маешься, вместо того, чтобы оценки подтянуть! Думаешь, мне приятно ходить и выслушивать от этой высушенной селёдки песнь о том, что мой младший сын — никуда не годный болван?!

— Ромочка, ну не надо так! — попыталась встать на защиту мать. — Наш Ян очень воспитанный и…

— Нонна, не зли меня! Готовишь отбивные? Вот и готовь дальше! — рявкнул отец, подливая в стакан добрую порцию коньяка.

Развязанный галстук покоился на огромном животе, лоб покрывали крупные капли пота. Отец тяжело дышал, то и дело хватаясь рукой за сердце.

— Вы меня в могилу раньше времени сведёте! А ведь я говорил, что нужно было его пропихнуть всё-таки в ВУЗ, я бы договорился задним числом, может, хотя бы там ума набрался. Надо было вас не слушать, и делать по-своему, глядишь, из болвана человеком бы стал. Теперь хожу как на работу в эту шарагу, и краснею. Учебный год ещё не успел начаться, а я уже должен постелить новый линолеум в кабинете информатики, маты какие-то купить. Чтобы тебя, идиотина, отмазать! — отец швырнул в меня смятой салфеткой. — Будут вам всем теперь такие маты…

— Ну ничего, зато тебе это как будущему мэру зачтётся, Курага с удовольствием интервью в местную газету даст, как ты сына родной техникум с колен поднял. Для тебя ж это сущие копейки.

— А ты заработал хоть одну эту копейку? — взревел отец. Выпучив глаза, чуть приподнялся и упёрся ладонями о стол. — Да если бы не я, где бы все сейчас были? Я ради вас задницу рву, чтобы тебе, щенку, красиво жилось!

— Рома! — ахнула мать.

Раздутые ноздри отца гуляли в такт в силой вдыхаемому и выдыхаемому воздуху, поредевшие волосы прилипли к мокрому лбу. Обречённо махнув рукой, медленно опустился обратно на стул.