Давай никому не скажем

Улыбаясь, с нажимом тщательно вывел на моём лбу кривые буквы и, закрыв фломастер, кинул его обратно Понкратовой.

Я сидел не шевелясь, и не отводя взгляд от Яны, которая словно застыла. Увидев, что за слово написал Горшков, она округлила глаза, дотронувшись кончиками пальцев до губ.

Девчонки тихо ахнули, пацаны явно охренели, не в состоянии поверить своим глазам. И все молчали. Стояла гробовая тишина. Даже Круглов заткнулся, глупо мигая.

— А сейчас Набиев нам всем кое-что скажет! Твой выход, — проговорил Горшок уже тише, и подмигнул. После чего, с видом победителя, вальяжно прошёл на своё место.

— Я трепло, — произнёс ровно, абсолютно не переживая, что обо мне подумает кучка тупых разгильдяев.

Ещё месяц назад подобное стало бы настоящим крахом, но сейчас всё это не имело никакого значения.

— Громче говори, чё ты шепчешь! — выкрикнул Стас.

— Иди на хер, — повесив рюкзак на плечо, молча вышел из класса.

Двадцать восемь пар глаз, не нарушая звенящей тишины, недоумённо уставились мне в спину.

Часть 61. Яна

Яна

Что это было? Зачем Горшков написал "Трепло" на лбу Яна? Что происходит?

Когда он поднялся и молча покинул кабинет, придя в себя выбежала следом.

— Набиев! Ян!!

Коридор был абсолютно пуст, тишину нарушали лишь голоса преподавателей из приоткрытых дверей, и торопливый топот ног на лестнице.

Не долго думая, бросилась следом вниз по ступенькам.

Спустившись на первый этаж, увидела его стремительно направляющуюся к выходу фигуру.

— Набиев! Да стой же ты! — он замедлил шаг, и обернулся. На лбу, вместо букв, чернело размазанное пятно, но контуры обидного слова всё равно проступали на коже. — Что произошло? Зачем Горшков написал… это.

— Да так, детская забава, — он вымученно улыбнулся, и взглянул на свою испачканную ладонь.

В нём словно что-то изменилось. Взгляд стал каким-то другим.

— У тебя всё в порядке? Пожалуйста, если ты хочешь мне что-то сказать — говори. Обещаю, что если ты… если… — вздохнула, и посмотрела по сторонам, убеждаясь, что в коридоре никого. — В общем, если ты понял, что всё то… что произошло вчера между нами в было ошибкой, то я приму это, и моё отношение к тебе не изменится.

— Да всё в порядке, говорю же… — отвёл глаза.

Сердце болезненно сжалось. Он врёт.

— Хорошо. Я поняла. Мне пора на пару… — развернулась, и решительно пошла обратно. Не реветь! Не вздумай реветь!

— Почему ты уехала из Москвы?

— Что? — его вопрос — словно гром среди ясного неба — заставил остановиться.

— Почему ты вернулась обратно? Я хочу знать правду, — он взял меня за предплечье и повернул к себе. Потемневшие глаза смотрели пристально, будто проникая в саму душу.

Он уже знает правду.

— Здесь… здесь неудобно говорить… Может, давай потом?

— Идём, — не отпуская руки, он вывел меня на улицу и, зайдя за здание колледжа, завёл в густые заросли пожелтевшего кустарника.

Пронизывающий ветер кружил опавшую листву, поднимал полы пиджака, заставляя дрожать от холода. Ян снял свою куртку и накинул мне на плечи, оставшись в тонком тёмно-синем балахоне.

— Здесь нас никто не услышит.

— Откуда ты узнал про Москву?

— Ну какая разница? — он снова грустно улыбнулся, и убрал с моего лица растрёпанные ветром волосы. — Только пожалуйста, говори правду.

— Хорошо, мне нечего скрывать. Я не знаю, что тебе известно, но уверена, что этот «кто-то» явно не мой доброжелатель. Я уехала из Москвы, потому что у меня не было выбора. Если бы я осталась, то могла угодить за решётку…

— Что? — он нахмурился, явно не ожидая услышать что-то подобное.

— Эта ситуация… я до сих пор себя за неё корю, — вздохнула, подбирая слова. Как же трудно обнажать душу. — Когда я жила в Москве, то помимо учёбы подрабатывала репетитором английского в обеспеченных семьях. Преподавала язык маленьким детям, зачастую дошкольного возраста. Юлия Львовна наняла меня для своей средней дочери, мы отлично поладили и с девочкой, и с ней самой. Узнав, что мне некуда податься после университета, Юлия Львовна пообещала поговорить со своим мужем — директором элитной частной школы. Андрей Дмитриевич с радостью принял меня на должность, и несколько месяцев всё было просто прекрасно. Я работала в школе и в свободное время продолжала преподавать детям, включая дочь Заболоцких. Но потом… Андрей Дмитриевич начал уделять мне недвусмысленные знаки внимания, — Ян нахмурился, опустив глаза. — Нет, нет, не подумай, он не домогался меня, не лапал, ничего такого! Просто предлагал подвезти до дома, приглашал в свой кабинет выпить вместе чаю, приносил цветы, якобы за хорошую успеваемость учеников. Мне было очень неудобно, я понимала, к чему он клонит, но оборвать его резко не могла, потому что боялась вылететь с работы…

Ян внимательно меня слушал, но взгляда старательно избегал: накинув на голову капюшон толстовки, вытряхнул из пачки сигарету. Вставив фильтр в зубы, щёлкнул зажигалкой и, прикрыв огонёк ладонью, глубоко затянулся.

— Пойми, это место было моим единственным шансом заработать хоть что-то. Благодаря подработке у них я могла откладывать на собственное жильё, откладывать больше, чем мог бы себе позволить обычный рядовой учитель. Я тактично принимала его ухаживания, но близко не подпускала, надеясь, что он сам всё поймёт и в конце концов отстанет. Но он не унимался, наоборот, моя холодность его будто распаляла — намёки становились откровеннее… Когда он будто бы невзначай положил руку на моё колено, я всерьез начала подумывать о том, что придется всё-таки менять место работы, всё стало заходить слишком далеко, но предпринять ничего не успела: Юлия Львовна откуда-то обо всём узнала, и при следующей встрече заставила написать заявление об уходе. Более того, она хотела, чтобы я вообще покинула Москву, настаивала и угрожала! Боялась, что вне стен школы нам будет ещё проще крутить, как она выразилась — шашни за её спиной.

— Бог мой, и ты послушалась? Если у тебя с её мужем ничего не было, могла бы просто послать её куда подальше! — горячо возмутился Ян.

— Я бы так и сделала, но она пригрозила, что если я не уеду, она посадит меня за украденные серёжки с бриллиантами. Юлия Львовна — авторитетный столичный судья, если бы она захотела…

— Ты что-то у них украла?!

— Господи, ну конечно нет! Но кто я, а кто она? Я сильно испугалась, собрала вещи и через несколько дней вернулась домой. Дура, я знаю, надо было сразу послать Заболоцкого с его цветами, но я искренне надеялась, что история не зайдёт так далеко. Что он охладеет, а я останусь работать в школе. Увы, всё закончилось… так, как закончилось. Я здесь, — выдохнула, закончив нелёгкое повествование. Кусая от волнения губы, заглядывала ему в глаза и ждала, что он ещё скажет, какие выводы сделает.

Он сделал последнюю затяжку, и щелчком отбросил сигарету.

— Да уж… Твоя версия сильно отличается от той, что мне передали.

— Я не вру! Клянусь!! Это чистая правда!!! — с жаром выкрикнула я, смахивая набежавшие слёзы обиды.

— Тише, тише, я тебе верю, ты чего? — он прижал меня к себе, спасая от беспощадных порывов ветра. — Я с самого начала знал, что это какая-то лажа. Но пойми, я должен был узнать наверняка, от тебя, лично.

— Я понимаю… Я честна с тобой, была и буду! — шмыгала в ткань его толстовки, испытав невероятное облегчение.

Кусты зашуршали, послышались смешки вперемешку с матерными словечками.

Едва я успела отпрянуть от Яна, как на пятачке появились мальчишки-второкурсники. Раскрасневшиеся, в спортивных костюмах, в руках сигареты.

Увидев нас, застыли, бросая косые взгляды друг на друга.

— Здра-асьте, — нестройно пролепетали, переминаясь с ноги на ногу.

— Если ты ещё будешь тут курить во время моего урока — доложу директору! Понял меня, Набиев? И это всех касается, — обвела рукой остолбеневших мальчишек и, гордо задрав подбородок, направилась к протоптанному лазу в кустах.