«Давай полетим к звездам!»

Еще один сильный толчок в спину и рокот перешел в мощный раскатистый гул. Все вокруг вибрировало так, что задержать взгляд на каком-то предмете было просто невозможно.

– Лешка, мы пошли!
– восторженно проорал Макарин мне едва ли не в самое ухо.
– Пошли, слышишь?

Еще бы не слышать! Грохотало так, что у команды стартовиков даже в подземном бункере, наверное, уши заложило. Я молча улыбнулся Олегу в ответ. Попробуй-ка тут “не пойти”, если за спиной заработали двенадцать сверхмощных ракетных моторов...

– Десять секунд, - оператор снова превратился в бесчувственного робота.
– Полет нормальный.

– Принято, полет нормальный, - отозвался я.

На удивление, мой голос прозвучал совершенно спокойно. Неужели со стороны я сейчас тоже кажусь кому-нибудь бесстрастной механической куклой? Вот ведь забавно, если это так! На самом деле сердце колотится как бешеное!

– Чувствуется постепенное нарастание перегрузки, -сказал Олег. Сказал тоже уже обычным голосом, без особых эмоций.

Перегрузка, по моим ощущениям, потихоньку подбиралась к двум единицам. Почувствовал, как кожа на лбу словно бы потекла к затылку. Будто кто-то положил на щеки ладони и начал медленно растягивать лицо от переносицы к ушам, одновременно чуть вдавливая голову в кресло-ложемент. Ниже, на груди и животе, развалилась невидимая и тяжелая туша.

Появилось ощущение, что ракета немного заваливается вбок, влево по ходу движения. Скорее всего, это была иллюзия.

Но, может быть, вестибулярный аппарат и не врал. “Ленин” -настолько мощный носитель и в нем столько взрывоопасного топлива, что для безопасности стартового стола ракету требуется после взлета как можно быстрее отвести подальше от космодрома. Чтобы в случае аварии ничего из дорогостоящего наземного “железа” не пострадало. Ракет у нас много, а стартовых комплексов для полета к Луне - всего два.

– Тридцать секунд, все нормально, - сказал в наушниках “робот”-оператор.
– Давление в камерах сгорания устойчивое.

Это хорошо, что устойчивое. Тянут, тащат нас на своем горбу двенадцать ракетных “лошадок” на первой ступени. Восемь по периметру ракеты и четыре в центре. Спаренные друг с другом: если вдруг, не дай Бог, один из ракетных моторов остановится, на противоположной стороне выпуклого днища ракеты моментально выключится “зеркальный” двигатель - чтобы ракета в полете не начала “косить” и сбиваться с тяги. Если при взлете отключится парочка ракетных движков на первой ступени - ничего страшного не произойдет. Тяги остальных десяти хватит, чтобы продолжать тащить наш космический комплекс по расчетной траектории до запуска второй ступени. При испытаниях лунной ракеты в беспилотных и пилотируемых полетах отказов не было ни разу. Потому что все технологии старта и полета были отработаны при наземных испытаниях на ракетном стенде где-то под Воронежем.

На сто тринадцатой секунде эстафету у первой ступени должна принять вторая с восемью ракетными двигателями, затем - третья с кислородно-водородным двигателем. Этого вполне хватит, чтобы мы оказались на околоземной круговой орбите.

– Пятьдесят секунд полета. Параметры по тангажу, рысканию и крену близки к расчетным, - проинформировала Земля.

Это значит, что летим мы строго по полетной программе, скрупулезно выдерживая все угловые режимы и скорости движения на участке выведения на космическую орбиту.

– Самочувствие экипажа нормальное, - прохрипел я в микрофон. При усилении перегрузки свыше двух единиц голос начинает меняться.
– Тряска практически исчезла.

Вибрация конструкции “Ленина” действительно почти сошла на нет. Чего не скажешь о перегрузочке. Легонькая такая перегрузочка в четыре единички. Сущая ведь мелочь, а как приятно! Чувствуешь себя черепахой, на панцире которой случайно остановился грузовик.

Олег теперь помалкивал. Ему, как и мне, не очень-то хотелось шевелить языком, который стал в четыре раза тяжелее.

– Шестьдесят секунд. Полет нормальный.

Как там в стихах? “Вот он прошел половину пути, нужно еще половину пройти”. Идем себе потихонечку, шлепаем ботинками по небесным ступенечкам. Неторопливо и уверенно.

– Семьдесят секунд, полет...
– голос оператора вдруг прервался.

Пауза. Длинная такая пауза...

А потом - почти крик:

– Падение оборотов турбины четвертого двигателя! Отключение!

Ах, ты так твою и растак! Неужели авария?! Черт, накаркал на свою голову!

– Аварийное отключение восьмого двигателя!

Заработала “зеркальная” система контроля работы двигателей. Бортовой компьютер вырубил противоположный сдохшей “четверке” совершенно исправный восьмой ракетный мотор.

– Подготовить к работе систему аварийного спасения! Старт по команде “Вектор”!

Несмотря на перегрузку кровь, казалось, волной хлынула к лицу, а сердце провалилось куда-то вниз, к ногам. Неужели все действительно так плохо? Неужели сейчас будет команда на включение аварийной системы, и пороховые ускорители поведут корабль в сторону от разваливающейся на части ракеты? Вот тебе и слетали на Луну...

– Всем спокойствие!
– властный и мощный голос Королевина ворвался в эфирное пространство.
– Полет по плану! “Вектор” только после моей команды!

– Принято, - раздался в наушниках чей-то облегченный вздох.

– На борту все в порядке, - кося глазом в сторону замершего в кресле непривычно бледного Олега, произнес я.
– Работаем по программе.

– Так держать, орелики, - в голосе Королевина снова прорезались веселые нотки.
– Идем вперед и не отступаем. Так ведь?

– Так точно, - выдохнул в болтающийся у самых губ микрофон.

Королевину я верю. Он чувствует ситуацию куда тоньше, чем сотня самых опытных “технарей” из подземного бункера управления. Первый Главный Конструктор - он всегда главный. На какую должность в управленческих структурах или в правительстве его не назначь.

– Девяносто секунд, - бесстрастный оператор снова вышел в эфир.
– Общие параметры полета ракеты-носителя в пределах нормы.

Ага, вот так! Если перевести это сообщение на нормальный человеческий язык, то оно означает, что система управления ракеты справилась с аварией четвертого и вынужденным отключением восьмого двигателей. Справилась, умница, и теперь уверенно ведет нас к околоземной орбите.

– Сто секунд, полет нормальный, - это прозвучало уже почти как бальзам на душу.

И вдруг, почти сразу:

– Возрастание температуры в районе вокруг четвертого двигателя!

Так... Если говорить “по-человечески”, “возрастание температуры” - это пожар.

Я принялся лихорадочно соображать, что могло случиться. Четвертый двигатель отключили, но разрушительный процесс в его турбине, видимо, так и не остановился. Скорее всего, лопнул трубопровод окислителя или горючего, и произошло возгорание.