Давай сыграем в любовь

Но я не те дурочки, которые сходят по нему с ума.

Дернувшись еще раз, у меня все-таки, получается, вырваться из его цепких лап. Отхожу на безопасное расстояние, стараюсь вести себя обычно, словно ничего не произошло и эти открытые домогательства не вызывают у меня… что-то непонятное. Хотя должны вызывать вполне логичное отвращение.

— Раз ты так низко пал, — спокойно говорю, переводя взгляд на бумажку. — То наша договоренность больше не действительна.

И только я собираюсь уйти красиво, как Соболев опережает меня: обходит и дергает ручку дверей, чтобы выйти в коридор. Правда, перед этим добавляет:

— Пока я не скажу тебе «хватит», ты будешь моей. Хочешь того или нет.

Глава 10

Сообщение от Дашки выводит меня из легкого ступора.

«Если чувствуешь себя лучше, возвращайся. У нас поменяли расписание, и первым стоит теперь история».

Блин! Я тихонько взывала, ведь историю мне прогуливать не хотелось. Я в целом ненавидела прогулы, но после того случая, когда народ сбежал, а мы с Дашей остались и попали в число любимчиков историка, я поняла, что к нему на пары даже с температурой поползу.

Ребята давно шепчутся, что Полищук Аркадий Викторович, наш самый возрастной педагог, который кажется обучал студентово еще во времена советов, и тройки-то с трудом ставит, что говорить о пятерках. А мне с бюджета слетать, ой, как не хочется. Поэтому стиснув зубы, и сделав несколько глубоких вдохов, я возвращаюсь в коридор.

К тому времени, народ уже толпится у дверей. Хорошо еще, не все зашли. Полищук ненавидит опоздавших.

В итоге захожу в аудиторию последняя, нахожу глазами Дашку и мигом к ней.

— Ты как? — заботливо уточняет она.

— Пойдет.

— Добрый день, — здоровается Аркадий Викторович, усаживаясь за стол в мягкое, удобное красное кресло. Открывает свою тетрадку и начинает озвучивать фамилии, отмечая там присутствующих. Правда, уже минут через пять его прерывают. В лекционный зал без стука входит наша куратор.

Полищук с раздражением отрывает взгляд от своих записей, а Лидия Андреевна Грацкая, брюнетка средних лет с короткой стрижкой и вполне худенькой фигурой, дарит ему дружелюбную улыбку.

— Ребята, у меня для вас две новости, — остановившись в центре, она продолжает. — На этой неделе мы будем выбирать короля и королеву первокурсников. У входа поставят урну, от вас требуется кинуть только листок с именем и фамилией. А уже в субботу у нас будет дискотека в честь начала зимы, и там мы огласим победителей.

— А если будет ничья? — кричит Лейла Арзоева, моя врагиня и одна из самых популярных девочек в нашей группе, и на потоке. Отдаю должное, она реально симпатичная: копна пышных каштановых волос, припухлые губы, и фигура у нее такая хорошая, грудь около тройки, попа подкаченная, талия осиная. Мальчишкам она нравится. Но характер у Арзоевой ужасный, та еще стервозина. И меня эта мадам не переваривает с того момента, как историк пообещал нам с Дашкой автомат, а их планировал дрючить до ишачьей пасхи.

— Тогда… — куратор задумчиво ведет пальчиком вдоль губы. — Устроим конкурсы какие-нибудь. Уверена, студсовет что-то придумает. Аркадий Викторович, — обращается она к историку. — Прощу прощения.

— Да, куда уж нам, — хмыкает он.

Грацкая уходит и пара вновь приобретает учебный характер. Сегодня у нас Петр Первый и его реформы. Позади несколько человек устало вздыхают, но Полищук не замечает ни вздохов, ни охов, он рассказывает так, словно от его предмета зависят наши жизни.

После истории, мы с Дашкой спускаемся на первый этаж. К тому времени, листовок с моим текстом уже нигде нет. И я мысленно благодарю уборщицу, что спасла меня от очередных разговоров по углам. Да, там нет имен, но от этого не легче. Кому приятно слушать осуждения своего творчества? Мне уж точно не нравится такое.

— Ой, гляди! — Даша останавливается в коридоре, показывая на урну для голосования. Ее уже установили возле охранника, того самого, который целями днями зависает в телефоне. Народ потихоньку подходит, берет листики, чиркает там имена и кидает.

— Прямо как в школе, — вспоминаю я. — У нас тоже каждый год с девятого такое было.

— А у нас… — Дашка грустно вздыхает. — У нас в балетном считалось, что кроме сцены в головах у учеников ничего не должно быть. Мне даже интересно, как это все будет проходить, чем награждать. Может, проголосуем?

— Тогда я проголосую за тебя, — улыбаюсь, желая поддержать подругу. Из того, что я успела узнать, Миронова довольно одинокая девушка, в чем-то мы с ней схожи. Хотя с недавних пор ее одиночество скрашивает один из главных крашей универа. В этом, конечно, наше ярое отличие.

— А я за тебя, — вдруг рядом с нами вырастает Толик Мамаев. И главное так улыбается загадочно, словно мы с ним друзья давние, и не он недавно тащил меня с Дашкой в подсобку, где нас и запер по просьбе своей дуры-подружки.

— Ты заболел? — холодно отзываюсь я. — Или перепутал нас с Лейлой?

— Вот, — он машет перед моим носом листком, а там… ну точно! Мое имя и фамилия. Только этого мне не хватало. Внесем ясность: Лейла с ним мутит, и ее точно накроет так, что мама не горюй. Она и без того меня не переваривает, а если узнает, что ее парень отдал голос на дурацком конкурсе за меня, объявит войну.

— Не смей! — пищу, махнув рукой, в надежде забрать клочок бумаги.

— У тебя же Лейла есть, — озвучивает Дашка мои мысли вслух. — Разве ты не должен голосовать за нее?

— Ну… — он ловко уворачивается и кладёт бумажку в карман, перекатываясь с носок на пятки. Может Толик еще что-то бы добавил, но рядом с нами вырастает как нельзя, кстати, Гор, притом с видом довольно раздраженным. Кажется, будто его все достали, и он ищет на ком бы спустить пар.

— Ты чего здесь трешься? — рявкнул недовольно Глеб. От его грозного голоса, даже мне делается не по себе. Неужели ревнует Дашу?

— Я это… Гор… — Толик мнется, он так-то побаивается Гора, в целом, как я поняла, их компашку с одной стороны боготворят, с другой стараются обходить стороной. Особенно Соболева. У моего фиктивного парня пуля в башке, несмотря на крайне привлекательную внешность.

— Брысь отсюда, — рычит Гордеев и Мамаев, не дав мне выведать всю информацию, мчится к урне.

— Блин! — я иду следом, желая остановить его чертов поступок. Ну не может он за меня голосовать. Лейла все равно узнает. Нет, я-то ее не боюсь, да только мне и без этой стервозины проблем хватает.

И пока я расталкиваю ребят, которые толпятся у маленького столика, желая скорее отдать свой голос, Толик успевает запихнуть бумажку с моим именем внутрь.

— Нет, — кусаю от досады губу. Мамаев проходит мимо и подмигивает, а затем удаляется восвояси. Мне же остается только гадать, зачем он это сделал и узнает ли про эту проделку Лейла.