Давите их, давите
Шрифт:
Добрались до усадьбы. Выпрягли лошадь. Ввалились - голодные - на кухню.
– Ну вот, - сказал Прохор.
– Избаловал ты ее. Распустил. Потакаешь капризам. Позволяешь ей твоих друзей оскорблять, А плита у нее холодная, и воды в рукомойнике нет, передник валяется в неположенном месте…
Прервал его ябеды вернувшийся с вербовки Саныч, похвалился:
– Пятерых бойцов набрали, семь стволов общим счетом, шестьдесят патронов, да кое-что в резерве имеем. Разнесем Махнотино войско! А где Яна? Покушать бы…
– А разве она не с вами?
– ужаснулся Прохор.
Вот оно, стало быть!
Я сорвал
– Ты куда?
– ухватил меня за ногу Саныч.
– За Яной!
– Да вот же она, - он кивнул на ворота, в которые важно вплывала Яна - сумка через плечо, руки за спиной - довольная!
Я упал с лошади, побежал ей навстречу. За мной семенил Прохор.
Яна шла ко мне, улыбаясь. Что-то предвкушала. Но явно не то, что я ей готовил.
– Где бегала, душа моя?
– ласково спросил я.
– Ты полегче, вежливей, - пригрозил мне Прохор.
– Закрой глаза, открой рот, - сказала Яна.
– И протяни руку.
В мою послушную ладонь лег тяжелый, согретый Яниным теплом, пистолет капитана Ломтева.
Я взял его, покачал на ладони, сунул в карман куртки. Переглянулся с Санычем. Тот сломил хворостину и кивнул мне на скамью у крыльца.
Яна сразу все поняла, стала отступать, делая тщетные попытки прорваться под защиту Прохора.
Я схватил ее и уложил на скамью вверх попой, придавил, чтобы не брыкалась.
– Я же для нас старалась!
– орала Яна.
– Дядь Сань, я так тебе верила!
– Ты посмотри на меня, - я склонил голову.
– Что ты врешь?
– извивалась Яна.
– Тыуже был такой утром. Седина тебе идет! Да, Прош?
Саныч сунул мне хворостину:
– У меня рука не поднимется.
– Брюки снять?
– Да какие это брюки? Видимость одна.
Я занес над Яной карательную лозу. Но на руке повис Прохор.
– Палач!
– орал он.
– Не смей унижать женщину! Лучше убей меня!
– Помилуем?
– спросил Саныч.
– А то он за топор схватится. Я боюсь.
Яна поднялась со скамьи, одернула куртку, обняла Прохора:
– Спаситель благородный!
– И поцеловала его.
Прохор зарделся, у него подкосились ноги.
– На, мой хороший, - Яна протянула ему сумку.
– Я тут на наши с тобой нищенские зарплаты гостинчик в городе собрала. Мы им сегодня в баньке поужинаем. Вдвоем. Интимно. При свечах… Однова, стало быть!
– Дожать надо остальных, - настаивал я, когда мы обсуждали личный состав наших вооруженных сил.
– Всю округу поднять.
– Мнутся, - сказал Андрей.
– Не решаются. Боятся: нас не трогают, и мы не тронем,
– Ну-ну.
– Я знал, какой им сюрприз ниже пояса врежу, если смогу, конечно.
– Этим я сам займусь. Как у тебя с проявкой негатива?
– «Дезу» твою запустил. Очень эффективно. Почти все отделение отсеял. Четверо сотрудников осталось: начальник горотдела и его замы: по оперативной работе (это наверняка «нет»), по матобеспечению, по работе с личным составом и начальник паспортного стола.
– Капитан Ломтев, никак?
– Никак.
Скоро встретимся, капитан, скоро я верну тебе твой пистолет. С хорошей нагрузкой.
– Теперь вот что… - Я разложил на столе обрывки бумажки, которой Саныч в гневе швырялся в толстенького рэкетира.
–
– Если коротко, то - посредник.
– Вот именно, так я и думал. Все, разбегаемся.
– А мы?
– в унисон спросили Яна и Прохор.
– А вы гостинчик свой кушайте. В баньке. Я отстраняю вас от работы. По служебному несоответствию. Из-за утраты доверия. Давно вас подозревал.
У двухэтажного здания с рекордным числом вывесок на фасаде Саныч затормозил свою телегу, груженную набитыми всякой дрянью мешками, обмотал вожжи вокруг дерева.
Я соскочил с воза и привел себя в порядок: одернул телогрейку, поддернул голенища сапог и, приподняв кепчонку, разгладил слежавшиеся под ней волосы. Трехдневная щетина на щеках довершала мой карнавальный имидж.
– Пошел, стало быть.
– Особо не торгуйся, - напутствовал меня Саныч.
– Но и в убыток меня не вводи - разницу из жалованья вычту, так и знай.
По информации Андрея, «Джоббером» владел, конечно, Махнота. Его резиденция - в престижном пригороде, но мне там пока делать нечего, а вот офис - спрятался здесь, в этом респектабельном особняке, среди других подобных контор. Посредники, стало быть…
С охранником при входе проблем не было, я указал на груженую телегу, похвалился товаром и, беспрепятственно войдя в здание, для начала поднялся на второй этаж. Все «комми» так делают - сверху вниз идут.
Пошел по комнатам:
– Здоровьичка вам, господа-товарищи. Не желаете картошечки - без всяких нитратов, на натуральном навозе, недорого? И молочко неразбавленное, с утренней дойки - самое в нем здоровье. Для любителей самогончик-первачок найдется. Хлебный, - и записывал в блокнотик желающих отовариться.
Так и ходил, и везде мне были рады. Лишь в одну комнату не пустили - с табличкой «Джоббер» на двери и с кодовым на ней замочком. Только чуть приотворили, чтобы послать меня с моей картошечкой подальше. К чипсам, видать, привыкли. Но я не обиделся (тем более от меня им урон покруче готовился), взгляд в эту комнату успел кинуть - контора конторой, даже скучно: сейф, полки с регистрами, компьютер, голые девки по стенам, кофеварка и сигнализация на зарешеченных окнах. А чего ей здесь караулить? Скрепки-кнопки, стало быть?
Я еще чуток побродил по зданию, полюбовался интимным уголком отдыха для руководителей контор и, стало быть, их секретарш - в виде сауны и скромного бара с диванчиками по стенам и с пальмами в дубовых огуречных кадках. Ну и замки кое-где пощупал.
Вышел на улицу, поделился коммерческими успехами с Санычем, руками помахал в сторону особняка и на любимую телегу взгромоздился.
По обратной дороге попробовал размышлять, трудное это дело. Непривычное. Но надо. Припомнил кое-какие строки из своего личного досье на Махноту: «Честолюбив, упрям, жесток… Употребл. спирт, напитков умеренное (предпоч. виски с содовой). Курит прям. англ. трубку, табак марки «Амфора» или «Клан»… Пристрастия: несовершеннолет. дев., светл. пиво, автомашины «ретро», покер». Очень разносторонняя личность. Изо всех сил духовно богатая.