Давний спор славян. Россия. Польша. Литва [с иллюстрациями]

Увлекшись созданием легких маневренных полковых орудий, Густав Адольф в 1626 г. ввел на вооружение 4-фунтовые кожаные орудия. Конечно, они не были целиком сделаны из кожи. У них был очень тонкий медный ствол толщиной 1/4 калибра, немного утолщаясь у каморы. Ствол стягивался железными обручами, расстояние между которыми составляло длину, равную калибру пушки. Затем он скреплялся полотном и конскими жилами, а последним скрепляющим слоем была кожа. Цапфы у таких орудий были накладными. Кожаные пушки стреляли в основном картечью, как свинцовой, так и каменной, в отдельных случаях велась стрельба железными ядрами.

В 1626–1630 гг. кожаные пушки участвовали в ряде сражений. По полю боя такую пушку могли передвигать два номера расчета. Принципиальным конструктивным недостатком кожаных орудий являлся их разогрев после произведения 8–10 выстрелов. Кожа, как известно, плохой проводник тепла. В результате перегрева горела полотняная и кожаная обмотка пушек, происходили преждевременные выстрелы, несколько орудий разорвалось. Поэтому Густав Адольф заменил кожаные орудия легкими чугунными 4-фунтовыми пушками длиной 16 калибров. Скорострельность этих пушек равнялась 3 выстрелам в минуту.

До Густава Адольфа вертикальное наведение пушки производилось с помощью деревянных, окованных железом клиньев и подушек. Шведский король ввел винтовой механизм для вертикального наведения орудия, а для удобства горизонтального наведения — деревянное правило, прикрепленное к хоботу орудия. Кроме этого, он ввел передки орудий усовершенствованной конструкции, значительно облегчившие маневрирование. Воронка на хоботе подушки вставлялась в шворень передка, укрепленный на высокой подушке под осью.

У полковых пушек пару лошадей запрягали в дышло. Густав Адольф приказал диаметр передковых колес делать меньше, чем у лафетных. Малые передковые колеса обеспечивали лучшую маневренность при поворотах, а большие лафетные колеса, на которые приходилась основная нагрузка, — лучшую проходимость.

16 ноября 1632 г. в сражении при Люцене Густав Адольф, возглавлявший атаку шведской кавалерии, был смертельно ранен. На шведском престоле оказалась его дочь, королева Кристина.

В 1648 г. был подписан Вестфальский мир, положивший конец Тридцатилетней войне. По этому миру Швеция получила Западную Померанию и город Штеттин с частью Восточной Померании, а также остров Рюген, город Сисмар, архиепископство Бремен и епископство Форден. Таким образом, почти все устья судоходных рек в Северной Германии оказались под ее контролем. Балтийское море фактически превратилось в шведское озеро.

Королева Кристина осталась незамужней, и в 1654 г. шведские аристократы заставили ее отречься от престола в пользу 32-летнего Карла Густава — пфальцграфа Цвейбрюкского. Новый король получил имя Карл X Густав. Он был племянником Густава Адольфа и под командованием дяди участвовал во многих сражениях, а к концу Тридцатилетней войны стал главнокомандующим шведских войск в Померании.

В ходе отречения королевы Кристины польский король Ян Казимир вдруг вспомнил о правах своего отца Сигизмунда ІІІ на шведский престол, хотя и его отец, и брат Владислав давно отреклись от него.

Итак, на престол взошел молодой король, успевший проявить себя способным полководцем. Шведская казна была пуста, а лучшая армия Европы уже семь лет тосковала без войны. И тут появился такой хороший повод сходить «за зипунами» в Польшу! Естественно, Карл X двинул туда войска.

В июле 1655 г. семнадцатитысячная шведская армия вышла из Померании на Познань и Калиш. Король Ян Казимир оставил Варшаву и отошел к Кракову. 6 сентября шведы настигли королевскую армию и разбили ее при Чернове. Варшава и Краков были заняты шведскими войсками. Литовский гетманЯнуш Радзивилл перешел на сторону шведского короля Карла X Густава. Кстати, Радзивилл был протестант. На севере Польши держался только город Данциг, да и то из-за поддержки голландской эскадры. В пику Голландии Англия и Франция заявили о поддержке Швеции. (Как видим, хулиганский поступок господина Чаплинского, уведшего бабу у Хмельницкого, привел к большой европейской войне.)

Еще до начала боевых действий Карл X отправил к царю посла Розенлинда с грамотой, где объяснялись причины, побудившие Швецию начать войну, и предлагался военный союз против Речи Посполитой. В июле 1655 г. Розенлинд был принят Алексеем Михайловичем в Смоленске.

Вступление Швеции в войну с точки зрения здравого смысла было большой удачей для Русского государства. Спору нет, русская армия заняла значительные территории Речи Посполитой, но ее военную мощь сокрушить не удалось. Неужели в Москве надеялись, что соседние государства одобрят захват Россией большей части Речи Посполитой? Шведы должны были радоваться выходу русской армии к Риге, а турки — появлению русских на Волыни, вблизи вассальной Молдавии? Единственным союзником царя против Польши, Швеции, турецкого султана и крымского хана был Богдан Хмельницкий, преследовавший совсем другие цели, нежели царь, да еще к 1655 г. ставший хроническим алкоголиком.

Раздел Речи Посполитой, предложенный Карлом X, был идеальным вариантом для России, даже если бы большая часть бывших польских земель досталась шведам. В любом случае России потребовалось бы не менее 20–40 лет, чтобы переварить даже небольшие территории, побывавшие под властью Речи Посполитой. А вот шведы бы гарантированно подавились польским пирогом, благо польское панство — еще та публика!

Но молодого Алексея занесло. Он уже считал себя чуть ли не Александром Македонским. При этом царя жестко опекал пятидесятилетний патриарх Никон. Он-то должен был помнить, как поляки накостыляли Шеину под Смоленском. Но переполненный гордыней патриарх уже видел себя духовным владыкой всей Польши, а вместо того чтобы одернуть зарвавшегося «тишайшего», буквально подзуживал его на новые захваты.

Царь Алексей гордо заявил шведскому послу: «За многие злые неправды к нам королей Владислава и Яна Казимира дал бог нам взять всю Белую Русь и многие воеводства, города и места с уездами Великого княжества Литовского, да наш же боярин Бутурлин с запорожским гетманом Хмельницким в Короне Польской, на Волыни и в Подолии побрал многие воеводства, города и места, и мы учинились на всей Белой Руси и на Великом княжестве Литовском, и на Волыни, и на Подолии великим государем».

Послу ничего не оставалось делать, как промолчать, но после такого заявления конфликт был неизбежен.

В августе — сентябре 1655 г. ряд литовских городов, присягнувших в прошлом году царю, передался шведам. Особое раздражение царя вызвало занятие шведами крепости Друя, [127] расположенной на Западной Двине и имевшей стратегическое значение.

Еще больше разозлили Алексея и Никона донесения лазутчиков о том, что Карл X вступил в переписку с Богданом Хмельницким и Иваном Золотаренко — наказным гетманом запорожцев, действовавшими в Белоруссии. Король предлагал Хмельницкому создать Киевское княжество, состоящее в вассальной зависимости от шведского короля. Забегая вперед, скажу, что в январе 1656 г. шведский посол в Москве утверждал, что инициатором переписки с королем Карлом X был сам Богдан, и он первым попросился в шведское подданство.

127

В настоящее время городок Друя находится на границе Белоруссии и Латвийской Республики.

Между тем успехи Карла X в Польше вызвали большие опасения у австрийского императора Фердинанда ІІІ. [128] В октябре 1655 г. в Москву прибыли цесарские послы Аллегретти и Лорбах. Для Австрии было опасным падение союзной католической Польши и усиление на ее развалинах враждебной протестантской Швеции, и Фердинанд решил предложить свое посредничество между царем Алексеем и королем Яном Казимиром, чтобы прекратить между ними войну и, если получится, обратить русское оружие против Швеции.

128

Император «Священной Римской империи».