Давний спор славян. Россия. Польша. Литва [с иллюстрациями]

17 декабря послы прямо заявили московским боярам: «Всякой войне бывает конец — мир, а к миру приводят посредники, и если царское величество не изволит заключить мир с польским королем посредством цесарского величества, а потом заключит мир посредством другого какого-нибудь государя, то цесарскому величеству будет это бесчестье». Бояре промолчали, и лишь 20 декабря ответили послам: «Государь принимает в любовь доброхотный совет цесаря и для братской дружбы к нему соглашается на мир с Польшею, но требует, чтоб ему немедленно дано было знать, на каких статьях быть миру, потому что у государя войска собраны многие и без дела держать их убыточно». Послы ответили, чтобы государь назначил пограничное место для посольского съезда, они дадут знать об этом императору, а тот в свою очередь даст знать королю Яну Казимиру и что пересылка эта не займет больше двух месяцев. При этом бояре осведомились, а где теперь король Ян Казимир. Аллегретти ответил: «Король Ян Казимир еще не сгинул… Теперь он стоит от Кракова близко, в Силезии».

Алексей, Никон и ближние бояре все еще колебались. Следствием этого стал и боярский запрос, сделанный 24 декабря цесарским посланникам: «Если шведы Польшею завладеют, то цесарь польскому королю будет ли помогать против шведов?» Аллегретти ответил:

«Если польский король будет в крайности, то есть если царское величество помириться с ним не изволит и цесаря в посредники не возьмет, то за польского короля не один цесарь, но и папа, и французский, и другие государи двинутся». Потом цесарский посланник спросил: «Хмельницкий царскому величеству верен ли и вперед от него шатости в какую-нибудь сторону не чаять ли?» Бояре поинтересовались, зачем это знать посланнику. Тот ответил: «У шведов речь несется, будто Хмельницкий хочет поддаться под шведскую корону». На что бояре возразили: «Черкасы никогда от царского величества не отступят, нельзя этому быть».

Замечу, что бояре [129] нагло врали. Хмельницкий собирался передаться шведам, и в Москве об этом хорошо знали.

В апреле следующего, 1656 года в Москву приехал посол польского короля Яна Казимира Петр Галинский и заявил, что король желает мира, но в этом случае царь должен уступить все завоеванные земли. Бояре ответили, что это невозможно, а Галинский сказал: «Если мало попросить, так незачем и уговору быть, а как много попросить, так есть из чего убавить, а все это в воле великого государя».

129

Переговоры вели князья Алексей Никитич Трубецкой, Григорий Семенович Куракин, Юрий Алексеевич Долгоруков.

В конце декабря 1655 г. в Москву прибыли шведские послы. Формальной целью этого посольства было подтверждение Столбовского мира 1617 г. Согласно протоколу новый монарх должен был подтвердить договора, заключенные его предшественниками. И Карл X 20 (30) июня 1655 г. официально подтвердил ратификацию этого договора. В Москве же придрались к грамоте, что-де не все титулы царя в ней прописаны. Но часть этих титулов и появилась только в 1655 г.. [130] Царь отказался подтвердить Столбовский мир.

130

Послы заявили, что никогда ранее не знали о титулах царя «Белой России, литовской, волынской и подольской», а титул «восточной и западной и северной страны отчичь и дедичь, наследник и благодетель» назвали «сомнительным». Кстати, крымский хан КамильМухаммедГирей называл этот титул «непристойным». Совсем зарвался наш «тишайший» Алешенька!

Для войны со Швецией Москва решила заручиться помощью Дании. В марте 1656 г. туда был отправлен стольник князь Данила Мышецкой, который предложил датскому королю Фредерику ІІІ военный союз против Карла X.

17 мая 1656 г. под звон московских колоколов царь Алексей Михайлович объявил войну шведскому королю Карлу X Густаву. Русский корпус под началом Петра Потемкина двинулся к берегам Финского залива. На помощь ему был направлен большой отряд донских казаков. При отправке казаков патриарха Никона занесло — он благословил их идти морем к Стокгольму и захватить его.

Теперь Алексею Михайловичу ничего не оставалось делать, как мириться с Яном Казимиром. К началу июля 1656 г. боевые действия против поляков и литовцев, сохранивших верность Яну Казимиру, были прекращены, а 30 июля в Вильно начались мирные переговоры.

Однако переговоры сразу же зашли в тупик из-за статуса Малороссии — ни одна сторона не хотела ее уступать, но и прерывать переговоры ни Польша, ни Россия не желали. Бесполезная дискуссия затянулась на много месяцев. Польша была очень слаба, а царь не хотел начинать новую войну, не закончив кампанию со шведами. Кроме того, Речь Посполитую и окрестные страны будоражили вести о тяжелой болезни короля Яна Казимира. Ряд польских магнатов, объединившихся вокруг Винцента Гонсевского (сына гетмана Александра Гонсевского, умершего в 1636 г.), предлагали возвести на польский трон царя Алексея Михайловича или его сына, царевича Алексея Алексеевича. Царь был явно не против такого варианта.

Параллельно с русско-польскими переговорами в Вильно Богдан Хмельницкий в Чигирине в 1656–1657 гг. открыто вел переговоры с польскими и шведскими представителями. 3 июня 1657 г. в Чигирин прибыли из Москвы окольничий Федор Васильевич Бутурлин и дьяк Василий Михайлов. Бутурлин при личном свидании довольно резко спросил у гетмана, на каком основании он ведет переговоры со шведским королем, с которым Россия находится в состоянии войны. Богдан в сердцах ответил: «От шведского короля я никогда отлучен не буду, потому что у нас дружба давняя, больше шести лет. Шведы люди правдивые, всякую дружбу и приязнь додерживают, слово свое держат, а царское величество надо мною и надо всем войском учинил было немилосердие свое: помирясь с поляками, хотел было нас отдать им в руки». Хмельницкому было очень обидно, что его представителей даже не допустили на русско-польские переговоры в Вильно, где решалась судьба Украины.

Затем гетман перешел в наступление: «Великому государю во всем воля. Только мне диво, что бояре ему ничего доброго не посоветуют: Короною Польскую еще не овладели и мира в совершенье еще не привели, а уже с другим государством, со шведами, войну начали». Это было, как говорится, не в бровь, а в глаз, и Бутурлину ничего не оставалось делать, как бормотать о каких-то «неправдах шведского короля» и т. д.

Гетман был тяжело болен, и Бутурлин предложил ему: «В дороге мы слышали от всяких людей, что была у тебя рада, и на той раде сдал ты гетманство сыну своему Юрию: [131] и тебе бы велеть сыну своему в церкви божией, пред святым Евангелием, при нас присягнуть на подданство великому государю». Богдан ответил: «Видите сами, что я сильно болен и в старости, и я поговорил с полковниками, чтоб попомнили свою службу, промысл и раденье, по смерти моей выбрали на запорожское гетманство сына моего Юрия. А ныне, пока жив буду, гетманство и всякое старшинство держу при себе, а когда по моей смерти сделается гетманом сын мой Юрий, то он царскому величеству присягу учинит».

131

Средний сын Богдана, Тимофей, погиб в бою, а младшему, Юрию, было только 16 лет.

Так закончились последние переговоры московских послов с гетманом. 27 июля 1657 г. Богдан Хмельницкий скончался.

26 августа в Чигирине состоялась рада, и казаки выбрали гетманом генерального писаря Ивана Выговского. [132] При вручении булавы казаки дали наказ новому гетману верно служить великому государю и над Войском Запорожским добрую управу чинить.

Но хотя и был выбран Выговский гетманом Войска Запорожского, сами запорожцы в Сечи в выборах не участвовали и признать его не пожелали. В ноябре 1657 г. в Москву пробрались, избежав всех застав Выговского, посланцы от кошевого атамана Якова Федоровича Барабаша. Они рассказали, что Выговский был избран незаконно, что он ведет переговоры с ляхами и шведами, обижает запорожских казаков. На вопрос бояр, чего же они хотят, запорожцы ответили: «Хотим, чтоб послан был в войско ближний [государю] человек и собрал раду; на этой раде выбирать в гетманы, кого всем Войском излюбят».

132

Еще перед выборами Выговский писал путивльскому воеводе Зимину: «…после похорон соберется рада из всей старшины и некоторой черни». Из чего следует, что на раде присутствовали старшина, собранная с разных городов, и местные Чигиринские казаки («чернь»).

Новый, 1658 г. гетман Выговский начал с казней казацких старшин, недовольных его властью, а против полтавского полковника Мартына Пушкаря отправил полторы тысячи казаков и сербов (из своей личной охраны). 25 января 1658 г. близ знаменитой впоследствии деревни Диканьки полтавские казаки Пушкаря вместе с отрядом запорожцев разгромили отряд Выговского. Пушкарь занял Миргород и выгнал оттуда сторонников гетмана Лесницкого, вместо которого миргородские казаки выбрали полковником Степана Довгаля.

8 февраля Пушкарь прислал в Москву первый донос на Выговского. Он писал, что гетман — изменник государю, помирился с ляхами и Ордою и что он, Пушкарь, слышал об этом от Юрия Хмельницкого.

17 мая 1658 г. войско Выговского и призванные им татары подошли к Полтаве, где стояли Пушкарь и Барабаш. Московские послы тщетно пытались помирить противников. В ночь на 1 июня Пушкарь и Барабаш внезапно атаковали гетманское войско и захватили его обоз. Но утром сторонники Выговского контратаковали противника. Пушкарь был убит, а Барабаш с «немногими людьми» ушел в Полтаву. Выговский утверждал, что его войско потеряло тысячу человек, а мятежники — восемь тысяч.