Давший клятву

– Долг помещика, – пояснил Таравангиан, – в том, чтобы предотвратить дальнейшие убийства. Сомневаюсь, что описанное в книге на самом деле произошло. Слишком все аккуратно, уж очень простая притча получается. Наши жизни куда беспорядочнее. Но если предположить, что все и впрямь случилось именно так и нет никакого способа определить виновных… надо повесить всех четверых. Разве нет?

– А как же невиновный?

– Один невиновный умрет, но мы остановим троих убийц. Разве это не лучшее из всего, что можно сделать, и не лучший способ защитить своих людей? – Таравангиан потер лоб. – Буреотец. Я кажусь безумцем, верно? Но разве это не особый вид безумства – возлагать на себя ответственность за такие решения? На подобные вопросы трудно отвечать, не раскрывая собственного лицемерия.

«Лицемер», – прозвучало в голове Далинара обвинение Амарама.

Они с Гавиларом не прибегали к милым оправданиям, когда отправлялись на войну. Они делали то, что полагалось мужчинам: завоевывали. Лишь потом Гавилар попытался обелить их действия.

– Почему бы не отпустить их всех? – спросил Далинар. – Если невозможно доказать, кто виновен, если нельзя узнать наверняка, я думаю, их надо отпустить.

– Да… один невиновный из четверых – слишком много для тебя. В этом тоже есть смысл.

– Нет, любое количество невиновных – это слишком много.

– Ты так говоришь, – сказал Таравангиан. – Многие люди так говорят, но ведь невинные и впрямь становятся жертвами наших законов – ибо все судьи несовершенны, как и наши знания. В конце концов обязательно казнят человека, который этого не заслуживает. Таково бремя, возложенное на общество в обмен на порядок.

– Ненавижу это, – тихо проговорил Далинар.

– Да… я тоже. Но дело не в морали, верно? Дело в границах. Скольких виновных можно наказать, прежде чем смириться с одной невинной жертвой? Тысячу? Десять тысяч? Сотню? Если призадуматься, все расчеты бессмысленны, не считая одного. Было ли сделано больше добра, чем зла? Если да, то закон сделал свою работу. И поэтому… я должен повесить всех четверых. – Он помедлил. – И я буду плакать каждую ночь из-за того, что сделал это.

Проклятие. Далинар снова изменил свое мнение о Таравангиане. Король вел тихие речи, но не был тугодумом. Он просто любил все как следует обдумать, прежде чем действовать.

– Нохадон в конце концов написал, – сказал Далинар, – что помещик нашел компромисс. Он посадил всех четверых в тюрьму. Хотя наказанием должна была быть смерть, он соединил вину и невиновность и решил, что усредненная вина каждого из четверых заслуживает лишь тюремного заточения.

– Он не захотел принять окончательное решение, – возразил Таравангиан. – Он искал не справедливости, но возможности успокоить свою совесть.

– И тем не менее есть и тот выход, который нашел он.

– А твой король сообщил, что бы сделал он сам? – спросил Таравангиан. – Тот, кто написал эту книгу?

– Он сказал, что единственный путь – позволить Всемогущему решать, и пусть каждый случай удостоится особого решения судии, в зависимости от обстоятельств.

– Значит, он тоже не захотел принимать окончательное решение, – сказал Таравангиан. – Я ожидал от него большего.

– Его книга – о путешествии, – возразил Далинар. – И эти его вопросы… Я думаю, он так и не определился с ответом. Мне бы хотелось иного.

Они сидели у ненастоящего огня еще некоторое время, а потом Таравангиан встал и положил руку Далинару на плечо.

– Я понимаю, – тихо сказал он и ушел.

Он был хорошим человеком, – сказал Буреотец.

– Нохадон? – спросил Далинар.

Да.

Далинар встал, чувствуя затекшие мышцы, и прошел через свои покои. Он не остановился в спальне, хотя час был уже поздний, но вышел на балкон. Чтобы взглянуть на облака.

Таравангиан ошибается. Ты не лицемер, Сын Чести.

– Отчего же, – негромко сказал Далинар. – Но иногда лицемер – это всего лишь человек, с которым происходят перемены.

Буреотец заворчал. Сама идея перемен ему не понравилась.

«Стоит ли мне начать войну с другими королевствами, – подумал Далинар, – и, возможно, спасти мир? Или я должен остаться здесь и притвориться, что могу все сделать самостоятельно?»

– У тебя остались еще видения о Нохадоне? – спросил он Буреотца с надеждой.

Я показал все, что было предназначено для тебя, – ответил Буреотец. – Больше ничего показать не могу.

– Тогда я бы хотел пересмотреть видение, в котором встретил Нохадона. Но позволь мне отыскать Навани, прежде чем ты начнешь. Хочу, чтобы она записала все, что я скажу.

Может, мне показать видение и ей? – спросил Буреотец. – Тогда она сама все запишет.

Далинар обмер:

– Ты можешь показывать видения и другим?!

Мне дали такое дозволение: самому выбирать, кто достоин узреть эти видения. – Он помедлил, потом с неохотой прибавил: – Выбирать узокователя.

У Далинара промелькнула мысль, что Буреотцу не нравилась идея скрепления узами, но это было частью того, что ему приказали сделать.

Буреотец мог показывать видения и другим!

– Кому угодно? – спросил он. – Ты можешь показывать их кому угодно?

Во время бури я могу приблизиться к любому, кого выберу. Но тебе не надо быть в буре, так что ты можешь присоединиться к видению, в которое я поместил кого-то еще, даже если вы друг от друга далеко.

Вот буря! Далинар расхохотался.

Что я сделал? – спросил Буреотец.

– Ты только что решил мою задачу!

Задачу из «Пути королей»?

– Нет, куда более важную. Я жалел, что не существует способа повстречаться с другими монархами лично. – Далинар ухмыльнулся. – Сдается мне, во время надвигающейся Великой бури королева Фэн Тайленская получит весьма примечательный жизненный опыт.

29 Отступать нельзя

Итак, устройтесь поудобнее. Читайте или слушайте о человеке, который совершил переход между мирами.

Из «Давшего клятву», предисловие

Вуаль брела по Отломку, низко надвинув шляпу и спрятав руки в карманы. Судя по всему, никто другой не чувствует чудовище так, как она.

Регулярные поставки припасов через Йа-Кевед, налаженные благодаря королю Таравангиану, заставили рынок оживиться. К счастью, новая Сияющая могла запускать Клятвенные врата, и от Шаллан требовалось меньше участия.

Сферы, которые снова светились, и несколько Великих бурь, доказывающих, что это будет продолжаться, подбодрили всех. Возбуждение не спадало, торговля шла бойко. Выпивка текла рекой из бочонков, украшенных королевской печатью Йа-Кеведа.