ДАЙ ОГЛЯНУСЬ, или путешествия в сапогах-тихоходах. Повести.

— Бонжур, мадемуазель Натали!

— Ты бы еще с кастрюлей вышел. Спрячься! — скомандовала она Валерке.— Культура... Па, я в кино иду.

— Мама же сейчас придет.

— Пятичасовым автобусом не приехала — значит, на такси... Уже билеты куплены.

С кем идешь? Со Станиславам?

— Ну его. Со Светкой и Юркой.

— А что Стасик? Чем он тебе не угодил?

— Скучно. Он такой точный... как часы. Ничего непредвиденного. Школа — институт — инженер — заведующий отделам... Квартира — машина — двое детей (он даже это запланировал, представляешь?).—Наташка содрогнулась.—Я как услыхала про «двоих детей», думаю: все! Ну и тип!

— Зато спокойный,— неопределенно выразился отец.

— От такого спокойствия — знаешь — повеситься захочешь. Да ни за что! Олька тоже говорит: а что тут такого? Я хочу — чтобы ничего не было известно. Хочу, чтобы как у мамы. Раз — звонят: «Юлия Викентьевна, голубчик, два дня вам на сборы — и в Югославию с делегацией. Все бросайте—надо!» Вот как я хочу!

— Оба что-то вы одно заладили: «Как мама»,— проворчал отец.

— А что,— появился все с той же сковородкой Валерка,— она и в войну партизанкой была, и сейчас...

Тут Шитов взорвался.

— Хватит! — он отшвырнул газету, сорвал очки.— Надоело! Ничего вы не понимаете! У человека должна быть жизнь! Жизнь,— он обвел комнату рукой, и стало понятно, что жизнь, по его мнению, это мир квартиры, совместные вечера, тишь, шелест газет, разговор, телевизор.— Я тоже воевал! И тоже, между прочим,— это он дочери,— инженер и начальник отдела. Думаете, маме это нравится — мотаться? Или, может, мне?! И вы туда же: «Пти презент!» Сейчас же на кухню, Валерий!— Вскочил, показал рукой.— А ты когда сядешь за уроки, Наталья?

— Я уже все кончила, папа,— спокойненько, вразумляя, ответила Наталья,— еще у Светки,— и сделала бровками.

— «Хочу, чтоб не было ничего известно!» Знала бы ты, что это такое — когда ничего не известно! Ты ведь не знаешь этого! Когда сидишь, как на мине, когда...— Шитов швырнул и очки на диван.— Узнаешь — вспомнишь мои слова!

Валерка появился из кухни.

Па, я все съел. Можно, я пойду?

— Иди!

— Я тоже пойду, пап,— сказала Наталья.

— А не поздно?

— Мне уже шестнадцать,— этаким юридическим голоском ответила дочь.— Я уже не ребенок.

— Это тебе так кажется... А! — Шитов махнул рукой.

Дети вышли вместе. Хлопнула дверь. Ссыпался по лестнице Валерка, простучали торопливые каблучки Наташи. Звуки затихли, Шитов включил телевизор. Подвинул кресло, сел. Звук он убрал; на экране был некто в очках, пишущий на доске формулы и объясняющий их. Шитов его не слушал, но смотрел. Шитов внимал шагам на лестнице, каждый раз поворачивая к ним голову.

Телефонный звонок буквально сдернул его с кресла.

— Да?

В трубке булькал женский голос. Шитов отвечал:

— Здравствуйте. Нет. Еще нет. Сегодня вечером. Нет. Спасибо — прекрасно. Передам.—Раздраженно:— Да нет, все в порядке! Что там с ней могло случиться! Вы думаете, могло? Ну и что, что она женщина! Что вы имеете в виду?.. До свидания.

Озадачен.

— Черт побери... Сел у телевизора.

— Черт побери...

И еще немного погодя:

— Вот дура...

Встал, походил по комнате — обеспокоен.

Подошел к торшеру, стал механически включать его и выключать, то освещая, то погружая в темноту лежащие на диване газеты «Правда», «Известия», «Красная звезда».

Вдруг направился в прихожую. Открыл дверь на площадку, выглянул, прислушался. Пусто, тихо, только в самом низу слышны детские голоса.

— Черт побери...

Вернулся к телевизору, где на экране, широко разевая беззвучный рот, стоял у рояля пожилой певец во фраке. Включил на секунду звук, услышал вопль, резко убрал.

Переключил на другую программу. Там — взрыв, пулеметные очереди, окоп. Стал смотреть. Дал звук — громкий...

И все-таки услышал сквозь шум боя скрежет ключа в замке. Она. Юля. Усталая, безразличная. Заглянула в комнату.

— Здравствуй,— сухо. Сняла плащ, туфли, на него и не взглянула.

У Ивана гора с плеч.

— Устала?

— Чуть жива. Наталья пришла?

— Она в кино. Валерика видела? Я ужин приготовил. Что там новенького? — Как он рад ей был, как суетился!

— Ничего. Семинар, взбучку получила, сидела красная как рак.

— Ужинать будешь?

— Сперва ванну.

— Я подогрею котлеты.

— Не надо — я сама. К нам никто не придет?

— Нет. А что?

— Так просто. Не звонили?

— Подружка твоя,— с неодобрением,— звонила.

— Кто?

— Полина.

— А-а... Больше никто?

— А кто должен был звонить?

— Да никто, что ты ко мне пристал?

Он пожал плечами и снова, на этот раз успокоенно и законно, сел за телевизор. Юля сняла жакет, хотела было повесить, потом, раздумав, взяла его с собой в ванную.

...Шитов смотрел кинофильм.

Юля вышла из ванной в той же одежде.

— Ты почему не переоделась? — оглянулся Шитов.

— Иван, нам надо поговорить.— Юля подошла к столу, оперлась об него рукой.— Дай мне сигарету.— В голосе ее Шитов почуял незнакомое напряжение.

— Ты куришь?

— Да. Снова. Второй год. А ты не замечал?

— Нет. Думал: балуешься.

— — Ничего не замечал?— голос Юли стал еще выше.

— Нет. А что я должен был заметить?

— Что я слишком часто в командировках, не замечал?

Он повернулся, уставился на нее.

— Что я слишком часто болею — это тебе не было заметно? — уже злясь, крикнула Юля.— Ничего не замечал? Нет? Ну и получай —я тебе изменяю!

Иван не шевельнулся.

— Что ты молчишь? Говори! Ну!

— Ты лжешь.— Голос у Шитова стал хриплый, вмиг осипший.

— Нет!! Все правда!! Правда, черт бы ее побрал, правда! —и стукнула кулаком по столу.— Правда!

Он не двинулся с места.

— Это Алексей?

— Да.

— Я думал, ты не допустишь. Думал: пусть, ведь это тоже нужно — флирт, внимание... Думал, не допустишь.— И взорвался:—А ты оказалась сволочью! Уходи! Убирайся!

— Куда? Куда я пойду?

— К чертовой матери! — кричал Шитов.— Уезжай! Чтоб я тебя не видел! — Вскочил — щеки тряслись, размахивал руками, подступал все ближе к ней...