Дай пять
Шрифт:
– Зачем ты проверяешь Шемпски? – спросила Лула. – Думаешь, он замешан?
– У меня не выходит из головы бомба в «порше». Шемпски знал, что я водила «порше».
– Ага, да он мог рассказать кому угодно. Он мог упомянуть кому–нибудь, что ты собираешься поехать в мусорную компанию на своем новом «порше».
– И то правда.
– Хочешь еще куда–нибудь прокатиться? – спросила Лула.
Я помотала головой.
– Мне требуется свежий воздух и немного упражнений, – сказала я. – Пойду–ка я пешком домой.
– Длинная прогулка.
– Тут не так далеко.
Я вышла на улицу и подняла от
Через час я вернулась домой, зашла в вестибюль и чувствовала себя прекрасно. Голова прояснилась, и кровообращение было в превосходном состоянии. «Бьюик» стоял на парковке, солидный как монумент и совершенно безмятежный. Ключи лежали в кармане, и я все еще размышляла о Шемпски. Может, стоит поехать и повидаться с ним, подумала я. Сейчас уж он точно добрался до дома.
Открылись двери лифта, и выглянула миссис Бестлер:
– Наверх?
– Нет, – сказала я. – Я передумала. Нужно побегать по делам.
– На втором этаже скидки двадцать процентов на все аксессуары для леди, – предупредила она. Потом втянула голову назад, и двери закрылись.
Я пересекла стоянку и с опаской открыла «бьюик». Не раздалось никакого «бум», поэтому я села за руль. Я завела мотор и выпрыгнула из машины. Постояла на некотором расстоянии и подождала минут десять. Взрыва не последовало. Фу. Какое облегчение. Я вернулась в машину, дала газу и выехала со стоянки. Шемпски жил в центре Гамильтон, на Клокнер за школой. Типовая пригородная застройка односемейных домов. Две машины, два дохода, двое детей на одну семью. Улицу и дом найти было легко. Везде значились четкие указатели. Дом был с разделенным на части вестибюлем. Белого цвета с черными жалюзи. Очень чистенький.
Я припарковалась к бордюру, прошла к двери и позвонила. Уже было собиралась повторить звонок, как мне открыла женщина. Она была превосходно одета: коричневый свитер, брюки в тон, домашние туфли на каучуковой подошве. Волосы подстрижены под короткий боб. Макияж в стиле Марты Стюарт. И искренняя улыбка. Совершенная пара для Аллена. Я подозревала, что немедленно забуду все, что она мне скажет, а через полчаса даже не вспомню, как она выглядит.
– Морин? – спросила я.
– Да?
– Я Стефани Плам… мы ходили вместе в школу.
Она шлепнула себя по лбу.
– Ну конечно! Мне следовало самой вспомнить. Аллен упоминал тебя прошлым вечером. Он говорил, что ты заходила в банк. – Улыбка сползла с лица. – Я слышала о Фреде. Мне так жаль.
– Ты его не встречала?
Просто на всякий случай, если он у нее в подвале.
– Нет!
– Я всегда всех спрашиваю, – пояснила я, поскольку она подалась назад.
–
Хорошая мысль. Я же могла видеть его, гуляющим по улице.– Именно.
Пока я не наблюдала никакого признака Аллена. Конечно, если он серьезно болен, то мог лежать в кровати наверху в спальне.
– Аллен дома? – спросила я. – Я пыталась застать его в банке, но он вышел на ланч, а потом я была занята важным делом. Я думала, может, он сейчас уже дома.
– Нет. Он всегда приходит домой в пять. – Улыбка вернулась на место. – Не хочешь зайти и подождать? Я могу приготовить травяной чай.
Моя беспокойная часть хотела бы пошнырять по дому Шемпски. Но та часть, которой хотелось еще дожить до завтра, подумала, что не мудро оставлять «бьюик» без присмотра.
– Спасибо, возможно, в другой раз, – сказала я Морин. – Мне нужно присматривать за «бьюиком».
– Мам, – заорал с кухни ребенок. – Тимми засунул «M&M's» в нос.
Морин помотала головой и улыбнулась.
– Дети, – произнесла она извиняющим тоном. – Ты же знаешь, как это бывает.
– В общем–то, у меня хомяк, – заметила я. – Ему трудно засунуть в нос «M&M's».
– Я сейчас вернусь, – извинилась Морин. – Я только на минуту.
Я вошла в прихожую и стала осматриваться, пока Морин поспешила в кухню. Справа открывалась гостиная. Это была большая, приятная комната, оформленная в бежевых тонах. У ближайшей стены стояло пианино. На верху инструмента было полным–полно семейных фото. Аллен и Морин с детьми на пляже, в Диснейленде, на Рождество.
Кучафотографий. Возможно, никто и не заметит пропажу, если одна из них попадет ко мне в сумку.
Я услышала, как орет какой–то ребенок, и щебетание Морин, что «все будет хорошо», и «плохая M&M's пойдет баиньки».
– Я скоро вернусь, – пообещала детям Морин.
Послышался щелчок выключаемого телевизора на кухне, и, не моргнув глазом, я схватила ближайшее фото, сунула в сумку и отступила обратно в прихожую.
– Прости, – извинилась Морин. – С нами не соскучишься.
Я вручила Морин свою карточку.
– Может, передашь Аллену, чтобы он позвонил мне, когда появится.
– Конечно.
– Кстати, а какую машину водит Аллен?
– Желтый «таурус». И еще у него есть «лотус» (британский производитель спортивных и гоночных машин – Прим.пер.).
– У Аллена есть «лотус»?
– Это его игрушка.
Уж больно дорогущая игрушка.
Нужно было проехать мимо универмага по дороге домой, поэтому я сделала короткую остановку и заглянула в банк. Банк был закрыт, но окошко для водителей работало. Мне это было бесполезно. Аллен не заступал на дежурство в окошке для водителей. Я покружила, выискивая «таурус», но безуспешно.
– Аллен, – вопрошала я. – Где ты?
И тогда, раз уж я оказалась здесь, не повредило бы остановиться и поздороваться с Ирен Тулли. И, чем черт не шутит, можно было и фотографию Аллена ей показать. Никогда не знаешь, что всплывет у народа в памяти.
– О, ради Бога, – сказала Ирен, открыв мне дверь. – Вы все еще ищете Фреда? – Она взглянула на «бьюик» и узнала его. – Ваша бабушка с вами?
– Бабуля дома. Я надеялась, что вы не откажетесь взглянуть еще на одну фотографию.
– Это снова тот мертвый человек?