Дай руку, капитан!

«Значит, едет к бабушке, а у нее когда-то бойко бегала по двору замечательная темно-русая девчонка. То кур созывала: «Цыпа-цыпа-цыпа!», кормила их, разбрасывая на утоптанной площадке зерно из совка, то развешивала на веревке постиранное белье, то корову с козами и овцами пригоняла с околицы по вечерам, а то до самозабвения играла с куклами под яблонями в саду.

Все хуторяне считали, что у этой девочки никого, кроме бабушки, нет. И все жалели ее, такую пригожую сиротку. Помню, родители говорили, что где-то под Москвой работает телеграфисткой ее мать, у которой было неудачное замужество. Вот и привезла она Иринку к бабушке неизвестно на какое время.

Иного не дано, – пришел я к выводу. – Роман Телегин – сын Иры».

– А хочешь, Ромка, я угадаю, как зовут твою маму?

– ???

– Не Ирина ли Алексеевна? И уж не Щелкина ли по девичьей фамилии?

– Ну, дя-день-ка… Ой-ой, Андрей Петрович! Вы – колдун!

– Какой уж колдун? В свое время заглядывался на нее. Это уж точно.

– Мама у нас красивая.

– Еще бы! Одна улыбка чего стоила. Улыбалась не как все, а как-то приподнимая правый уголок рта.

– Она и сейчас так улыбается.

– А еще, когда волновалась, сжимала пальцы на правой руке и оттопыривала мизинец.

– И сейчас так…

– Значит, она. Эх, Ромка, мы же с ней в одном классе учились и были хорошие товарищи. Беда в том, что когда в десятый перешли, она неожиданно уехала. С той поры след потерялся. Наверное, я виноват, что не искал ее.

– Это дело поправимое, – уверил Роман моими же словами.

– Благодаря тебе. Может, встретимся, вспомним о дружбе.

Одно за другим, как бы волнами, накатывали воспоминания. Мог ли я откровенничать и тем самым смущать парнишку? И нужно ли знать ему, что было у меня с Ириной? Не лучше ли вернуться к тому, о чем толковали раньше?

…Не знаю, о чем думал Роман, но у меня все никак не выходил из головы эпизод проводов капитана на вокзале, заодно припомнились грязные надписи на скамейках: «Спартак» – чИмпЕон!»

Ни Романа, ни его друзей я бы к футбольным фанатам не причислил. Фаны – вокруг да около футбола, лишь бы побольше шума наделать. А юные спартаковцы, уж если так они назывались, играли в футбол сами, причем на хорошем для их возраста уровне.

Может, что спросить об этих фанах у Романа? Как он их расценивает? А вдруг обидится, если у меня прорвется назидательный тон, который любой человек встречает в штыки? Разве навяжешь другим свое мнение? Душу человека не запрограммируешь – она сложнее любой электроники.

Я с осторожностью затронул эту тему.

И что же? Собеседник отказался достойный. Мне понравилось его чисто рыцарское отношение к футболу. Любовь к команде, конечно, не запретишь. Но как и в чем она выражается? Одно дело – относиться к ней спокойно и с достоинством, совсем другое – когда кто-то выпячивает свое «Динамо» или «Торпедо». С флагами и грубой символикой так и рвутся на трибуны стадионов и ребята семнадцати лет, и какие-то набрякшие от пива мужики за тридцать. Всем им хоть кол на голове теши…

Ну какой смысл выпендриваться, когда схлынет накал борьбы на зеленом поле, когда известен счет игры и положение команд в турнирной таблице. Нет же, среди фанатов накаляются страсти вплоть до потасовок.

Я не мог не отметить наблюдательности Романа, когда он сказал, что реклама рекламе рознь. Уж если реклама, то она должна быть умной.

– Я недавно, Андрей Петрович, ехал в электричке в Подольск. Раньше из окна видел длинный забор – серый, железобетонный. А недавно увидел, какой он стал – прочитал надпись метровыми буквами: «Любители футбола, поддерживайте команду «Локомотив»! Это вам не граффити.

– Ну, а что осталось после вашей последней игры на скамейках?

– Ах, это? Это Пашки Шишова работа. У него всегда руки чешутся. – И с присущим большинству подростков простодушием посоветовался: – Может, вздуть хорошенько нашего Пашку?

– Скорый гнев – плохой советчик. Вы сначала научите его правильно писать слово «чемпион».

– О-о, он у нас – грамотей, – засмеялся Роман.

– Ну, а как ты и твои ребята смотрите на флаги у фанатов, галстуки, повязки и другие причиндалы, с которыми они так и валят на стадионы?

– Как? Если бы поменьше кричали и лезли со своими символами, еще ничего. А то скамейки опрокидывают, стекла в витринах колотят. Наш физрук все это называет «эпидемией», надеется, что она когда-нибудь кончится. Хотя…

В глубине души я радовался, что сумел объясниться с парнишкой, как мне казалось, по трудным вопросам. Приятно было сознавать, что во взглядах на футбол нашел с ним взаимопонимание. В какой-то степени завидовал Ромке, у которого в мире футбола все еще впереди, а у меня остались одни воспоминания.

…Неожиданно из узкого прохода купейного вагона послышался голос буфетчицы вагона-ресторана, торгующей с лотка съестными припасами:

– Бутерброды из окорока! Бутерброды из окорока!

Мы с Романом прыснули со смеху. Все было хорошо в призывах полной, низкорослой женщины в белом тонком полухалате, в волооком взоре под крыльями черных бровей, вот только ее картавое «р» вызывало невольную улыбку. И может, потому ее товар шел нарасхват.

– А вы бутербродов с окороком не желаете? – просунулась она в наше купе, ослепив золотыми коронками зубов и золотыми серьгами.

Роман Телегин, слегка покрасневший, вопросительно посмотрел на меня. В самом деле, не пора ли подкрепиться?

– Четыре порции к чаю хватит? – спросил я у него.

– Вполне.

Пока «маркитантка» продвигалась со своим лотком в другой конец вагона, я по-приятельски обратился к Телегину:

– А не махнуть ли нам в ресторан?

– В вагон-ресторан? Эт-то можно? – удивился он.

– А как же?

…Через несколько минут мы уже сидели в уютном салоне за отдельным столиком. Наверное, не нам одним было приятно здесь. Работал кондиционер, ласкали глаз льняные скатерти, вазочки с полевыми цветами и бумажными салфетками, приборы со специями, тихо позванивающие в такт колесам. Сиди себе и изучай в глянцевых картонках листки с отпечатанным меню.

В салоне было довольно людно. Распахнутые шелковые шторы слегка покачивал ветерок, доносивший запах хвои из проплывавшего по бокам железной дороги леса.

– Какая прелесть! – восторгались, всплескивая руками с наманикюренными ногтями, нарядные женщины.

– Это замечательно! – вторили им мужчины.

И те и другие находили, что стволы высоких сосен в лучах закатного солнца словно выкованы из красной меди и что от белизны березовых рощ отдает чуть ли не зимней прохладой. Перелески и насыпи пестрели зарослями иван-чая и бело-желтых ромашек.