Дай тебя забыть

А, если подумать, хорошо ли я жила? Первые одиннадцать лет — просто отлично! Наверное, я бы позавидовала самой себе. У меня была чудесная семья, детская и чистая влюбленность, непоколебимая вера в светлое и надежное будущее…

Я была счастлива, даже со сбитыми в кровь коленками, с высоченной температурой во время гнойного отита на левом ушке, когда заставляли есть манку… Наверное, для семнадцатилетней девушки подобного должно быть достаточно, ведь это куда лучше, чем подыхать от неразделенной любви к тому, кто воспользовался тобой и разбил хрупкое сердечко вдребезги.

Уверена, Паша, если бы мы с ним встретились при других обстоятельствах, и во мне не вспыхнуло отвращение к нему, поступил бы со мной именно так, потому что это далеко не тот мальчишка Макс из моего наивного прошлого.

Только я слепо поверила бы ему, любой банальной лжи о его якобы глубоких чувствах. Потому что мне отчаянно хотелось получить хоть капельку любви.

Как бы я ни старалась быть сильной, закрытой от этого мира, — чего уж отрицать, — я глубоко одинока. И даже появление отца, буквально на одно мгновение, на секундочку, дало надежду моему глупому сердечку.

Набожные люди любому горю присваивают умысел Божий. И мне говорили, что такова судьба, что все будет хорошо. Где это ваше “хорошо”?!

Я шесть лет провела в аду! Меня били, наказывали, принуждали, каждый раз едва ли не тыча меня носом в мою “неправоту”! Я жила без любви, без веры, без надежды.

Лишь стремление реализовать не сбывшуюся мечту брата заставляло меня продолжать бороться. Ему было всего двенадцать… Сейчас он мог бы учиться в выпускном классе, встречаться с какой-нибудь первой красавицей школы, быть капитаном школьной спортивной команды по баскетболу, например. А я бы расписывала его рюкзаки и кеды в уличном стиле, а по дороге домой из школы мы бы читали рэп о любви и ели мороженку, даже зимой.

Почему, почему он умер так рано?!

А мама?! Господи, да в ее возрасте еще детей рожают, почему ее так рано не стало?

Почему моих родных отобрали у меня?! Какой во всем этом я должна увидеть смысл?! Почему тот, кого я считала эталоном настоящего мужчины, предал память своей семьи, предал маленькую Маргаритку?! Где обещанное “хорошо”?!

В какой-то момент я поймала себя на том, что у меня открыт рот. Возможно, это не ветер выл, а я, погруженная в свои мысли, ведя откровенный диалог внутри себя. Должно быть, впервые.

Пожалуй, веру придумали слабые люди. Чтобы оправдывать собственные неудачи, свое ничтожество. Чтобы не признавать то, что они сами не способны лезть из кожи вон для достижения своих целей.

А что, если после жизни и нет ничего? Что, если я просто растворюсь, и никогда больше не увижу своих родных?

Идея! Надо просто уснуть! Представить себе, как мы устраивали пикники во время поездки на детской железной дороге. А сколько земляники было на лесных полянках, освещенных яркими солнечными лучами! Один раз я объелась аж до боли в животе…

— Рита! Рита! — надоедливо зудело что-то над ухом. — Да приди же ты в себя, негодная девчонка!

Мои глаза не хотели открываться, вообще тело уже не могло производить хоть какие-то движения. Наверное, и голоса не было, просто галлюцинации.

А это, наверное, даже хорошо. Скоро станет тепло, светло, хорошо.

Глава 5

— Не смей! — мой анабиоз снова нарушил чей-то рык, и на сей раз мне не показалось. Плечи обожгло, словно раскаленным свинцом, когда в них вцепились какие-то клещи. — Слышишь?! Не смей осквернять могилу моей сестры своим жалким трупом!

Глаза открыть не получалось, как и отмахнуться от голоса — тело совершенно не слушалось. А мне отчаянно хотелось, чтобы меня просто оставили в покое.

— Как же я тебя ненавижу! — прошелестело прямо над ухом.

А затем я словно взлетела: резко и против воли. Мне категорически не нравилось это. Тело обожгло в местах прикосновений и стало как-то не по себе.

Хотя, пожалуй, было все равно. На меня всем плевать, а значит, обладатель голоса и горячих лапищ хотел лишь перетащить меня в другое место и там бросить. Не самый худший вариант.

Затем я ощутила странный толчок и послышался грохот, совсем не похожий на раскаты грома.

Каково было мое удивление, когда мое тело опустилось на что-то мягкое, хоть и прохладное, а дождь над головой стих, больше не “раня” мое тело, лишь продолжая свою какофонию, слышимую лишь фоном. Мне снова стало холодно, и я задрожала, громко клацая зубами.

— Как же бесишь, — не столь грубо, скорее, озадаченно, прозвучало следом за очередным хлопком. — Подожди, сейчас.

Теперь, когда все прочие звуки стали приглушенными, я не только отчетливо слышала собственное тяжелое дыхание, но и обладателя голоса, который мне был совершенно незнаком.

От подобного неожиданного открытия мне даже удалось распахнуть глаза. Помещение, хотя, скорее, — небольшая комнатушка, в которой царил полумрак, потому что светильник едва работал.

Так, оказались мы внутри какого-то деревянного здания. Я и какой-то угрюмый рыжий тип, лет двадцати, наверное. Взгляд против воли скользнул по парню: он не выглядел смазливым утырком, а, скорее, красивым мужчиной. Его нахмуренные темно-коричневые брови добавляли возраста и суровости внешнему виду. Мокрые взъерошенные, должно быть, вьющиеся, волосы, уставшие зеленые глаза, поджатые розовые губы, словно их обладателю было жаль, что все так произошло. И это странно, ведь я определенно видела этого человека впервые. Рыжий был облачен в кожаные черные штаны и такую же куртку, только с какими-то нашивками.

— И откуда ты снова взялась на мою голову? — немного севшим голосом спросил незнакомец, расстегивая свою куртку.

Только сказанные слова как-то прошли мимо меня. Наверное, так проявлялся мой стресс, потому что я продолжала пялиться на парня.

Почему-то в кожаной одежде этот долговязый тип, считавший, вероятно, себя благодетелем, выглядел, мягко говоря, дрыщем. Однако, как только верхняя одежда оказалась снята, передо мной предстал явно физически очень прокаченный молодой человек, и черная футболка с надписью “Душнила” только подчеркивала это. Хотя, с моих губ непроизвольно сорвался смешок. Давно я не видела парня с адекватной самооценкой. Вру, я в принципе парней давно не видела. Гнилой Пол не в счет. Как и ботаники на олимпиадах: там и смотреть не на что, да и некогда.

— Чего лыбишься, мелочь? — фыркнул рыжий. — Раздевайся, давай.

А вот теперь мне стало не по себе, и уж точно, не до смеха.

— Я… — только и смогла выдавить из себя, а затем и вовсе — икнула.

— Ну ладно, значит я сам, — двинулся на меня незнакомец.

Мне больше не казался парень привлекательным, скорее — опасным. Я попробовала отползти, только он ловко схватил мою щиколотку, которую тут же обожгло от прикосновений, и резко рванул на себя.

— Знаешь, Рита, обычно я не ем школьниц на ужин, предпочитаю блюда поострее, но ты, похоже, у нас дерзкая, непослушная, любишь, когда по-плохому, да?