Дай тебя забыть
Шрифт:
Автомобиль продолжал набирать скорость.
— Да, были, — всхлипнула, пытаясь сдерживаться, но все же сорвалась. — Мне это было нужно, слышишь?! Ты мог сам меня отвезти, если бы не был занят подружкой! Или я не имела права навестить родных?! Меня шесть! Шесть долбанных лет держали взаперти, и…
— Лучше бы ты там и оставалась, — угрюмо бросил Паша.
Я столько всего хотела узнать у него, потому что злость нарастала внутри, и даже повернула голову в сторону парня, только…
— Очень больно? — тихо спросила, протянув руку к лицу блондина. Мои пальцы едва коснулись ссадин на скуле. — Я…
Продолжить фразу не успела,
Только сильная рука Макса крепко удерживала мое тело на… мужских коленях.
— Господи, Рита, ответь, ну что тебе от меня нужно?! — тоскливо пробормотал Паша, зарываясь носом в мои растрепанные волосы.
Я временно оглохла от захлестывающих эмоций, поэтому не слышала — ощущала своим телом тяжелое дыхание парня, его учащенное сердцебиение, словно он не мог надышаться. Во всяком случае, на одно лишь мгновение, мне так показалось.
Неведомое отчаяние незримым облаком накрыло нас обоих: казалось, мы тянули непомерную ношу страданий. И, хотя, я совершенно не понимала, о чем говорил мой “братец”, на неком потаенном, скрытым от глаз уровне, я ощущала все эмоции парня — букет из обреченности, грусти и теплоты.
— Почему мы не можем дружить? — прошептала, едва шевеля губами. Только Максимов явно услышал, и ему, похоже, не понравился мой вопрос.
Меня резко, практически, бросили на пассажирское сидение. Затем щелкнул ремень безопасности, надежно фиксируя мое тело.
Автомобиль сорвался с места. Я снова подняла взгляд на парня — и по-прежнему не понимала его. Слова, поступки — всё противоречит друг другу и сбивает с толку.
— Почему не можем? — нацепив маску презрения, хмыкнул блондин. — Потому что я не хочу! И в последний раз предупреждаю, Авдеев тебе не пара, — недобро прорычал Макс.
Не хочу, не буду жить по чужой указке!
— За что ты меня так ненавидишь? — сорвалась на крик.
— Потому что не хочу из-за тебя потерять еще одного брата! — в тон мне ответил блондин. — Рома мне как брат! А ты… Вечно ты все портишь!
Я опешила от подобного откровения. Выходит, Максимов всё это время винил меня в смерти Костика?! Но почему? Или все дело в том, что я являлась живым напоминанием того, что брата больше нет?
— Ты не смеешь мне говорить подобное! — гневно прорычала. — Это я потеряла в той аварии все! Свою семью, любящих меня людей, детство, в конце концов!
— Да что ты говоришь?! — снова передразнивал мои интонации Макс, отчего захотелось съездить ему по роже. — Твоя задница сидела в тепле, пока другим пришлось выживать. Но ты же у нас жертва, потому что девчонка, так, что ли?!
— Кто бы говорил, прихлебатель! За чей счет живешь ты, а?! — перебила наглеца. — Просвети!
— Тебя заботить должно другое: под кого стелиться придется, — ударом под дых пришелся ответ парня.
— Костя бы тебе рожу набил! — выкрикнула, с трудом сдерживая слезы.
— Давай, разрыдайся, сопливая малолетка! — подначивал Паша. — А, знаешь, жаль, что твой братец в земле. Потому что тогда бы мне не пришлось делить с тобой одну крышу на двоих. К счастью, это ненадолго!
— Надеюсь, ты решил уйти из дома моего отца?! — с всей желчью, на которую только была способна, выплюнула в “братца”.
Максимов лишь расхохотался. По–дьявольски, до холодного пота и пробирающих, до самых костей, мурашек.
— Нет, дорогая “сестренка”! —
едко бросил он. — Это ты скоро уйдешь из дома.Снова эти пугающие ребусы-загадки! Когда же все это закончится?! Интересно, а если бы я попросила у Авдеева–старшего приют, например, он смог бы помочь? Сомневаюсь, по крайней мере, до моего совершеннолетия.
Крепко зажмурила глаза и начала уговаривать саму себя.
“Надо просто немного потерпеть, милая”, — мысленно повторяла фразу. — “Просто потерпеть”.
Скоро все прояснится. Один учебный год — и я уеду. Или полгода всего — и сбегу. Не важно куда. Девять классов за плечами есть, можно будет в ПТУ пойти, или вечернюю школу окончу.
Надеюсь, Константин поможет мне с документами. Или можно с повинной пойти к мадам–Дьявол, — она мне показалась женщиной очень умной, может, войдет в мое положение.
В конце концов! Мне же будет восемнадцать! Право голоса и все дела…
Кого, ну кого я обманываю?! Никогда я не выстою одна против этого мира, ведь он стал еще ужаснее с того момента, как я потеряла родных.
— Ты месяц делаешь за меня всю домашку, — прервал мои мысли сухой голос “братца”. — Убираешь в мое отсутствие комнату и моешь машину после каждого дождя, и, возможно, я не расскажу папочке о твоем гадком поведении.
— Шнурки поглажу и займусь, — выдала любимый фразу Костика и осеклась. — Я слышала, что тебе не с руки портить отношения с будущим отчимом. Так что, еще вопрос, кому выгоднее молчание: мне или тебе, братец?!
Накось, выкуси, сволочь!
***
Машина снова вильнула вправо и резко остановилась. В мои скулы впились мужские пальцы, сжимая лицо почти до боли и заставляя смотреть в холодные серые бездонные колодцы, в которых легко утонуть. Почему-то, в момент зрительного контакта, я напрочь забывала все обиды, и возникало лишь одно желание — смотреть вечность. А еще начинало остро покалывать кончики пальцев, которые помнили прикасания к чужому телу, и…
Вероятно, виной всему моя тоска по прежнему Максу — мальчику из детства, умноженная на наше с ним противостояние и необходимость жить в одном доме, обучаться в одной гимназии. Нас слишком много друг для друга, чтобы выходило просто игнорировать. Да и, чего уж там, я не хотела подобного, хотя совершенно не понимала себя.
Мой мозг никак не мог собрать пазл из-за нелогичности поступков Максимова, а я отчаянно нуждалась в полной картине происходящего. Может, Паша сохранил внутри себя какую-то обиду на меня, или на Костика? Отсюда и такое странное чувство вины передо мной, и нежелание общаться, граничащее с острой ненавистью, и разрушающим самого же парня презрением. При этом, он, словно в память о прошлом, проявлял заботу в отношении меня. Для чего?
— Все, что касается моей персоны — не твоего ума дело, сестренка, — ядовито выплюнул мне в лицо Макс, делая особый акцент на последнем слове. Эти слова больно ранили меня, но я старательно сохраняла маску чего-то среднего между насмешливостью и безразличием.
— Так мне и все равно, — ухмыльнулась. — Просто не надо мне условия ставить. Или ты думаешь, что жизнь в интернате — просто праздник?
Блондин отпустил меня, вальяжно развалился на своем кресле и расхохотался.
— Ты ничего не знаешь о жизни, всегда была аморфной глупышкой, — едко произнес Максимов. — И была в этом какая-то милота, что ли. Только кто бы мог подумать, что ты вырастешь в такую непроглядную дуру?!