Дай волю чувствам

— Пока мы не поймаем Вязимского и Осипова, поживешь у Фролова. Ты же все равно хотела сына увидеть. Ну а когда все закончиться, будешь сама решать, что тебе делать дальше. Никто твою свободу ограничивать не будешь. Но если решишь все же переехать к нам, то знай, мы всегда будем рады тебя видеть и никогда не откажем: ни в крыше над головой, ни в помощи, ни в добром слове. А если нет, то приезжай просто в гости, когда захочешь. Помни, наш дом — это и твой дом.

— Спасибо.

Подойдя к брату, я его обняла. Понимание того, что меня ни к чему не принуждают, грело душу. Возможно, не так оно и плохо, иметь семью и место, где тебя всегда ждут.

32

Больницу мне удалось покинуть не через день и даже не через два. Для этого понадобилось аж три дня. И не потому, что я себя плохо чувствовала. Просто парням было проще охранять нас с Ионелом вдвоем, когда мы находимся рядом, в одном здании, да еще и на одном этаже, а не распыляться по городу. Я согласилась с этим и все тря дня сидела послушно у себя в палате. Кроме Драгожа ко мне никто больше не приходил. Да и сама я особо не рвалась куда-либо. Хватит уже. Нагулялась.

Но, было в этом городе двое мужчин, кого мне хотелось навестить. Правда, о том, чтобы поехать к Нугзару, не могло быть и речи. Отец парня, мягко говоря, не горел желанием меня видеть. О чем, извиняясь, мне и сказал мой брат, когда я заикнулась с просьбой навестить друга.

Еще я очень хотела зайти к Ионелу и поблагодарить его за все то, что он для меня сделал. Но не смогла. Несмотря даже на то, что его палата была немногим дальше по коридору от моей. Вот только к нему меня не пускали. Мало того, каждый раз, когда я заводила разговор о состоянии медведя, все отводили взгляд в сторону, говоря, что ему уже гораздо лучше и его жизни ничего не угрожает. И мне бы радоваться, вот только чувствовала, что что-то не так с ним.

Именно из-за состояния Станеску мы и задержались в Грузии на несколько дней. Но сейчас нас ждет личный самолет Фролова, который доставит меня, Драгожа и Ионела на территорию волков. Я отлично помню слова доктора, во время нашего с ним первого разговора, о том, что медведю, чтобы восстановиться, придется пройти реабилитацию. Вот только, сколько ни думала, все никак не могла понять, что должно было случиться с оборотнем, чтобы он так долго выздоравливал. Все же скорость регенерации у нас очень высокая, так что любая рана затягивается за несколько дней. Костям, правда, надо чуть больше времени, но все равно не столько же. Да и реабилитолог нам не нужен.

Из-за недосказанности окружающих, моя тревога и обеспокоенность за медведя росла с каждым днем. И мне и моей медведице было уже жизненного необходимо узнать, что у парня все хорошо. Ведь все что с ним произошло, произошло по моей вине. Так как именно меня он защищал.

И вот мы едем в аэропорт. Моя машина впереди, а та в которой сидит Ионел несколько позади. Я не видела, как мужчина садился в нее, но думаю уж где-где, а в небольшом частном самолете мы не разминемся и у меня будет возможность не только его поблагодарить за спасение, но и просто поговорить с ним. За эти несколько дней я многое передумала и решила, если Станеску не передумал, все же дать шанс нашим отношениям. Это не значит, что прямо сейчас я прыгну к нему в объятия и кровать, но после всего случившегося у меня больше не было того отрицательного отношения к медведю как при нашем знакомстве. Так, почему бы и нет. Тем более, что мой зверь к нему тянулся.

Автомобиль в котором находились мы с Драгожем остановился у самого трапа. Поднявшись в салон, я с нетерпением стала ждать, когда подъедет вторая машина. Вот только когда она оказалась у самолёта, из нее, почему-то, никто не спешил выходить. Мало того, трап по которому мы поднимались, убрали. Растерянно наблюдая за происходящим, я повернулась к брату, чтобы поинтересоваться у него, по поводу того, летит ли с нами Ионел. Но Драгож, как почувствовал, что я хочу спросить у него, и, грустно улыбнувшись мне, только кивнул на иллюминатор. Проследив за его взглядом, увидела что ко входу в самолет подъезжает подъемник. Нахмурившись, я стала следить, что же будет дальше. И вот водитель, выйдя из машины, первым делом пошел к багажному отделению. Достав и разложив инвалидную коляску, мужчина подкатил ее к задней дверце. Закрыв рот рукой и со слезами на глазах я наблюдала, как открыв ее, водитель берет на руки пассажира и сажает его в коляску, после чего пристегивает руки, ноги и тело Станеску ремнями, чтобы оно не сместилось и не упало во время передвижения.

– Что с ним? — задавая вопрос, я не узнала свой дрожащий голос.

— Барс, во время нападения, повредил шейный отдел позвоночника, из-за чего Ионела парализовало.

Не отрывая глаз, я следила за тем, как коляску с неподвижным медведем подкатывают к подъемнику.

— Навсегда?

— Если бы он был человеком, то да. А так, еще есть надежда на выздоровление. Фролов собрал консилиум из лучших врачей. Завтра они вынесут свой вердикт.

С чувством вины и болью в сердце я наблюдала, как вкатывают коляску с прикованным к ней мужчиной в самолет, а после перекладывают его на сидение недалеко от входа. Почему?! Как так?! Это не справедливо! Отвернувшись к окну, я незаметно вытерла слезы. Не хочу, чтобы их кто-то увидел, так как знаю, своей жалостью только обижу медведя. При всем при этом я не могла хотя бы искоса не смотреть на несчастного. А ведь еще совсем недавно это был сильный уверенный в себе, я бы даже сказала чересчур самоуверенный, мужчина. А сейчас он не может даже пальцем пошевелить. Это было так странно и так неправильно.

После взлета мне понадобилось еще около двадцати минут, чтобы взять себя в руки. Как бы там ни было, а я хотела подойти к Ионелу и, нет не извиняться, даже несмотря на то, что чувствовала себя частично виновной в произошедшем с ним, и не высказывать соболезнование, а поблагодарить за все, что он для меня сделал.

— Привет.

В ответ мужчина поднял на меня взгляд полный безысходности, боли и тоски. Моя натянутая улыбка тут же погасла. Еще секунду назад, готовый было сорваться вопрос о самочувствии застрял где-то на полдороги. О каком самочувствие, в его состоянии, можно спрашивать?

— Я хотела тебя поблагодарить за то, что пришел за мной и спас, ну и за все остальное, — мне сложно было смотреть в глаза этого еще не столь давно такого сильного мужчины, без жалости и слез. Поэтому, я отвела взгляд в сторону иллюминатора, остановив его на проплывающих под крылом самолета облакам. — И я очень сожалею о том, что с тобой произошло.

— Не надо, — резкий, я бы даже сказала непреклонный голос мужчины, заставил меня удивленно посмотреть на него. — Я ни о чем не жалею. Это был мой выбор и если бы время вернуть назад, я все равно поступил бы так же.

Твердый и уверенный взгляд, которым Ионел смотрел мне в глаза, подтверждал его слова. Мое сердце на секунду остановилось, после чего пустилось с бешеной скоростью вскачь. Я поняла, Станеску не собирается так просто сдаваться. Он еще поборется. И это вызывало уважение. А еще, желание ему помочь.

— Если нужна будет моя помощь… я всегда… только скажи…

Я чувствовала себя неуверенно, как школьница, не выучившая урок и вызванная к доске. Не знаю толком, что еще сказать и как выразить те чувства, что сейчас ураганом носились в моей душе сметая все на своем пути. Да и надо ли что-то говорить? А, тем временем, запал в глазах медведя как-то внезапно погас, зато появилась отчужденность.