Даяна I. Ярость небес. Том 10
Шрифт:
— Ты идиот? — тихо поинтересовался он с дрожью в голосе. — Ты вот так просто взял, разбил яйцо и сожрал птенца императорского кондора? Всего?
— Ну не всего, ты что? — потупился я. — Он так-то большой был. Вообще за обжору меня держишь. Я вообще сначала не сообразил, что там уже давно не яичница. В общем… Мне одной ножки хватило, чтобы наесться. Левой. Специй вот только не было, так себе получилось, но вполне вкусно в целом.
— А… о-о-остальное?
— Там, — указал я в сторону обрыва. — Выбросил. Ну а что? — видя, как у гнома с треском ломаются все шаблоны в голове, а в глазах мелькают кадры с моей расчленёнкой, я стал подозревать,
— Ты… — прошипел Гарион с совершенно безумным взглядом. — Это у тебя мозгов — во!!! Ты… вообще… соображаешь, что ты наделал… Как? — заорал он, двинувшись ко мне. — Императорский…
—…кондор, да, — согласился я, отступая на шаг. — Понимаю. Но голод — не тётка, пирожка не поднесёт. А тут — они.
И в тот момент, когда раздался посторонний звук, никто из нас не понял сначала, что именно происходит. Когда треск повторился, до меня дошло.
— Привязывай питомца. Быстро! Не тупи! — приказал я, набрасывая на себя «Туманную вуаль». Ещё секунда мне понадобилась на то, чтобы скользнуть ко второму яйцу и спрятаться в его тени.
Птенец первым должен увидеть Гариона.
Притаившись, я прислушался к тому, что происходит.
Треск стал сильнее, а потом я услышал хруст валежника под ногами Гариона.
— Невероятно! Я глазам не верю! — заорал гном от переизбытка чувств.
Уже не таясь, но всё-равно соблюдая осторожность, я выглянул из-за яйца, чтобы застать идиллическую картину.
В половинке скорлупы виднелась голова птенца и часть тонкой шеи, по-моему, размерами немного меньше, чем у того, который отправился моими стараниями в бесславный первый и последний полёт.
Покачиваясь на подрагивающей шее, голова птенца тянулась к лицу Гариона, который, стоя на коленях, протянул руку, чтобы погладить своего обретённого питомца.
— Мой хороший, — прошептал Гарион голосом, которого я никогда у него не слышал. И, наверное, больше никогда не услышу.
В нём было столько нежности и заботы, что я, не желая хоть как-то испортить момент, просто застыл, стараясь даже не дышать.
Гарион плакал.
Суровый бородатый гном с паскудным характером и подлой душой, сейчас стоял на коленях, обнимая голову птенца и плакал, как ребёнок, которому родители подарили собаку.
Когда от них двоих начало исходить сияние, я вообще забыл, как дышать.
Окутавшись переливающимся коконом, эти двое вспыхнули настолько ярко, что мне пришлось зажмуриться. А когда вернулась способность видеть, я раскрыл рот от удивления.
Птенец видоизменился.
Вместо засаленного слизью детёныша, рядом с гномом крепко стоял на лапах заметно подросший иссиня чёрный «кондорёнок» с тёмно-оранжевыми подпалинами на кончиках крыльев и хвоста.
Увидев меня, птенец угрожающе наклонил голову и зашипел, расправив немаленькие крылья.
— Угомони своего гуся, Гарион, — покачал головой я. — И прикажи ему не нападать на меня. А то, сам понимаешь!
— Спасибо, — сухо кивнул Гарион. — Хоть ты гнилой дроу, но ты исполнил мою мечту. Этого я никогда не забуду. Но не надейся, что я забуду всё, что ты мне рассказал и когда-то сделал. Мы не друзья с тобой! — отчеканил он. — И никогда в жизни ими не станем, «пришлый».
Прежде, чем шагнуть
в сотворённый портал, гном отозвал питомца, который просто растаял в воздухе, оставив лишь большое перо, которое плавно опустилось на руку Гариона. Сжав его в ладони, гном, больше не говоря ни слова, шагнул в портал, одарив меня напоследок презрительным взглядом.Спустя секунду я остался в одиночестве.
— С одним разобрались, — тяжело вздохнул я, присев там, где стоял. — А что теперь с тобой делать, дорогуша? — задумался я, глядя на оставшееся яйцо.
То, что птенец вылупится, пока я здесь буду находиться, я не опасался. Я знал, что просто уйду порталом, как только услышу треск скорлупы. И мне достаточно будет просто явиться сюда, приведя будущего хозяина птенца, чтобы произошла привязка.
В голове всплыли слова Тиамат:
«…Если попасть во вторую седмицу после солнцестояния ближе к югу, где высится Пик Облачной Арены, ты сможешь найти решение этой проблемы. Только будь внимателен и не всегда верь тому, что видишь. Поверь, ещё одна находка тебя обрадует. Только не опоздай…».
Что она имела в виду, когда произнесла их?
Похоже, мне придётся перевернуть это гнездо вверх ногами, чтобы попытаться найти то, на что так явно намекнула моя Богиня. И как только я поднялся на ноги, треск, уже слышанный мною ранее, повторился.
— Да, блин. Вот и закончился обыск, не начавшись, — проворчал я, понимая, что нужно срочно сваливать. — Ладно, пока отложим.
Попытки активации адамантиевого перстня у меня закончились, но свитков портала никто не отменял. Поэтому активировав один из них, я шустро запрыгнул в арку.
Пора было искать хозяина оставшемуся птенцу.
Глава 17
— Сегодня пробовал научить попугая танцевать дабстеп, но похоже он дебил.
— Ты уверен, что проблема в попугае?
(взято на просторах всемирной паутины. Автор неизвестен).
Флерал, Гарконская пустошь, Пасть Леты, Сердце Хаоса.
— Белый, ты, вообще, нормальный? — Димон покрутил пальцем у виска. — Да какая разница, кто достанется тебе в питомцы? Хомяк, кондор или вообще выхухоль какая-то! Это. Питомец. Легендарного. Ранга! Как ты этого не можешь понять? Тебе плевать должно быть на его внешний вид! Самое главное, какой «буст» он даёт твоим характеристикам! К тому же — это летающий «маунт». Не твои грузоперевозки раз в неделю, а когда захотел — тогда вызвал и полетел.
«Ну да. Осталось только прокачать его до состояния, когда эта образина сможет летать, и всё. Делов-то».
Зря я ему заикнулся, что не хочу сейчас заводить питомца, особенно какого-то кондора. На Димона моё заявление произвело оглушающий эффект. Причём настолько, что вот уже битых полчаса он меня пытался убедить в моей же ненормальности. Ну вот не укладывалось у него в голове, как можно добровольно отказаться от такого подарка Судьбы?
Я прекрасно понимал, что яйцо императорского кондора — это «Феррари» в игровой вселенной, за обладание которой выстроится очередь, стоит только дать клич. И сказать, что подобные питомцы были редки — нагло и безбожно соврать.