Дайсё-ян. Книга первая
Шрифт:
На ней, сегодня, снова белое платье, только не изо льна. Верхняя часть, до талии, подчёркивает её великолепную фигуру, а нижняя – свободно струится небольшими, вертикальными складочками вниз. В волосах спрятался ремешок, а на ногах красуются босоножки.
Любуюсь линиями её фигуры, потом поднимаю глаза на электронные часы, на стене. Фокусируюсь на цифрах и замираю, не в силах отвести взгляд. «17:51». До окончания приёмных часов остались считанные минуты. Затем, всех посторонних выгонят из палаты.
Маша это замечает.
– Что случилось, Серёж? – с тревогой
Объясняю.
Она ободряюще улыбается.
– Я ещё навещу тебя, когда у нас будет больше свободного времени!
Мотаю головой в отрицательном жесте.
– Меня завтра переводят обратно, в тюрьму. Не будет больше никаких свободных посещений.
– Что же нам делать? – спрашивает она. – Я уже всё подготовила. Набрала группу адвокатов, договорилась об отзыве всех исков, включая последний, от журналиста, заплатила по ним. Нам осталось только обсудить детали твоего скорейшего освобождения.
Задумываюсь, закрывая глаза, и воспоминания не заставляют себя ждать:
Полицейская, заставляющая подписать бумаги, карантин, камера на двадцать человек и совершенно пустые глаза сокамерниц. Столовая и отвратительная баланда, которую местные, почему–то, называют едой. Швейный цех и монотонная доводящая до исступления работа. День за днём. Суровые охранницы, готовые «приласкать» дубинкой за просто так и одиночка. Пять долгих лет… – «Господи, за ЧТО мне это? ПЯТЬ ЛЕТ. Это смерть».
Тело парализует накатившим ужасом. Пытаюсь вздохнуть, но мои лёгкие почему–то, отказываются принимать в себя воздух, а гортань сжимает спазм. Задыхаюсь.
Девушка, увидев, что со мной творится что–то неладное, садится на кровати, выпрямляясь, кладёт свои ладони на грудь ЮнМи, в районе ключиц, и заглядывает той в глаза. От её ладоней исходит ощутимый жар.
– Дыши, – шепчет она.
Меня отпускает. Громко втягиваю в себя воздух, пытаюсь восстановить сбившееся дыхание, а Маша убирает ладони…
…Пытается убрать, потому что, я вцепляюсь в них – словно утопающий в соломинку – смотрю ей в глаза. Меня всё ещё не отпускает ужас, накативший пару минут назад.
– Маша, забери меня отсюда! Пожалуйста! – с мольбой в голосе обращаюсь к ней. – Куда угодно! Я умираю здесь! – шепчу ей. Или, кричу? Или, это мой разум бьётся в истерике?
Девушка осторожно высвобождает свои руки из моих. Видимо, я слишком сильно их сжал, причиняя ей боль. Но, полный беспокойства, взгляд своих изумрудных глаз, не отводит.
– Ты уверен, что хочешь пойти этим путём?
– Уверен! – Я не колеблюсь. – Веди!
Теперь, уже Маша берёт меня за руку и крепко держит. Не вырвешься. А вокруг происходит что–то необъяснимое. Воздух, вдруг, начинает уплотняться, а мигающая точка на часах внезапно застывает. «17:52» – показывают часы. От пальцев девушки исходит, пробирающий до костей, холод.
– Не отпускай мою руку, – шепчет она. – Пошли.
Мария встаёт с кровати и тянет за собой. Не сопротивляюсь. Встаю следом, иду за девушкой. Ощущение, будто плыву сквозь жидкий кисель.
Мы подходим к двери. Воздух, всё так же густ, а время стоит. Маша поворачивается ко мне и спрашивает:
– Твои вещи в тюрьме?
– Да, – отвечаю ей. – Там флешка с книгой, одежда и личные вещи. Синтезатор
отдали моим родным.– Хорошо, – говорит она. – Знаешь где именно? Можешь представить то место?
Выуживаю из памяти нужную картинку.
– Да, представил.
Наверное, стоило бы удивиться. Происходящее походило на сцену из какого–нибудь мистического фильма. Так бы я и поступил – удивился. Но, после встречи с богиней, я готов поверить в любую чертовщину. В том числе, творящуюся, в этот момент, на моих глазах.
Мария поворачивает дверную ручку, толкает дверь. Та открывается, прямо в тюремный склад, где хранятся личные вещи отбывающих наказание девушек. Ну, как склад. Большой кабинет, в котором, вдоль стен стоят стеллажи. На стеллажах коробки с вещами. К каждой коробке приклеен стикер с именем арестантки. Всё наглядно. Входим внутрь, Маша закрывает за собой дверь. Меня, при этом, не отпускает. Указываю на камеру в углу комнаты, под самым потолком. Девушка пожимает плечами, мол, – не страшно. Ну, не страшно так не страшно.
– Не прикасайся тут ни к чему, – предупреждает она. Пока я это не возьму в руки.
– Хорошо, – отвечаю ей.
Быстро обходим помещение, пока не натыкаемся на нужную коробку, на наклейке которой написано «Пак ЮнМи». Маша снимает коробку со стеллажа, и прижимает к груди.
– Открой, – просит она.
Свободной рукой – за вторую меня всё ещё держит девушка – снимаю с коробки крышку. Прямо сверху, на пакете с одеждой валяется знакомая флешка. Выдыхаю. Не ожидал я, увидеть её в коробке. Скорее, пришлось бы «шариться» по столам, в кабинете нынешнего директора учреждения.
Закрываю коробку, и Маша тянет меня обратно к выходу. Берётся за ручку, толкает.
«Дверь же внутрь открывается!» – приходит внезапная мысль. Но, девушку это не останавливает. Дверь распахивается, и мы снова оказываемся в больничной палате. Смотрю, как Маша, устроив коробку, которую, всё ещё держит прижатой к груди, подмышкой, протирает дверную ручку подолом своего платья, со стороны, на которой осталась моя тюрьма. После чего, закрывает дверь.
Поднимаю взгляд на часы. На них всё ещё «17:52».
– Дальше, ты пойдёшь один, – обращается ко мне Маша. – Мне необходимо вернуться обычным путём. Чтобы снять с себя подозрения.
«Правильно. Если она исчезнет из палаты вместе со мной – это прямо укажет на неё, как на организатора моего побега. А так, ну сбежала пациентка и сбежала. Без посторонней помощи. А Машу все видели, в одиночку возвращающейся из палаты. Какие к ней претензии?»
– Камеры в тюрьме – уверена, что с ними не будет проблем? – спрашиваю её.
– Камеры сейчас не работают, - отвечает она, – не беспокойся об этом.
«Ну, на нет и правосудия нет» – Киваю ей.
– На той стороне мой дом, – говорит она, вновь берясь за дверную ручку. – Там, тебя встретит Карл – мой дворецкий. Он предупреждён и поможет тебе устроиться. Я прилечу, примерно, в течение следующих суток. Дождись меня.
Улыбаюсь ей. Куда я денусь?
– Хорошо, я готов.
Маша снова открывает дверь, толкает меня внутрь, при этом отпуская мою, изрядно заледеневшую, ладонь и сразу закрывает дверь. Перед собой.
Я остаюсь в одиночестве.