Де Рибас

– В новом чине контр-адмирала я в вашем подчинении, Николай Семенович, – сказал Рибас.

– Как? В чине контр-адмирала? – удивился Мордвинов. – Это что-то несуразное.

Он показал распоряжение Екатерины, где Рибас по-прежнему именовался генерал-майором.

– Это недоразумение, – сказал Рибас.

– Как знать!

Вскоре рибасов чин был подтвержден, но Мордвинов упрямо продолжал обращаться к нему, как к сухопутному генералу, и глупость эта вызывала лишь раздражение Рибаса.

Тем временем Суворов торопил своих инженеров представить в Петербург планы будущих крепостей на Кубани, по Днестру и в Тавриде. Инженер-подполковник де Волан трудился над укреплением фортов Севастополя. Иван Князев строил Фанагорийскую крепость. В феврале Александр Васильевич вернулся из Тавриды, Рибас распахнул дверцу его кареты – генерал-аншеф сидел в ней с перевязанной рукой.

– Что случилось?

– Ах, помогите-ка…

Рибас отвел Суворова в дом, где тот прилег на шуршащий сенник.

– Турки? Татары? – спрашивал Рибас.

– Карета перевернулась! Слава богу, зубы целы. Что тут? В Петербурге по-прежнему спят? Деньги прислали?

Инженер де Волан отвез в Петербург планы крепостей, где они были высочайше одобрены. Денег требовалось миллионы. Граф не стал дожидаться распоряжений петербургских крючкотворов и заключал договоры с купцами, щедро выдавал им векселя – лишь бы скорее начали дело. Это было опрометчиво, но генерал-аншеф отмахивался от предупреждений Рибаса:

– Петербургские кабинет-варвары должны понимать: штык – чтоб крепости брать, рубль – чтоб строить.

В феврале 1793 года достигло днепровских берегов известие страшное: во Франции казнен король Людовик XVI. Говорили, что гильотина несколько раз ломалась, прежде чем отсечь голову представителю самой старинной династии европейских королей. Говорили, что вместо Людовика казнили кучера-гасконца. Говорили, что Людовик теперь живет в Чикаго и работает стряпчим. Говорили бог весть что.

Несмотря на трагические события не дремали военные дипломаты и агенты Гименея. Первые подписали трактат между Россией и Пруссией о новом разделе Польши. Вторые миропомазали баденскую принцессу Луизу-Марию-Августу, нарекли ее Елизаветой, и она обручилась с Александром Павловичем, сыном наследника. Кольца меняла венценосная бабушка. Растерянность от французских событий сменилась торжествами. Кафтан жениха был из серебряного глазета с бриллантовыми пуговицами.

Всякий раз возвращаясь от флотилии в Херсон, Рибас заставал Суворова все в большей печали: денег не слали, и погашать векселя не торопились в Петербурге.

– Я полевой офицер, а не торговец, – жаловался генерал-аншеф. – Но где денег взять для купцов? Они скоро судом на меня пойдут! Товары дали, а я им ни гроша.

К этому времени турецкие приготовления к войне поутихли, и в Херсон приехали казачьи полковники Головатый и Чепега. Черноморское казачество переводилось на Тамань, а посему за обильным прощальным ужином пили турецкую персиковую, а икра с солью и перцем пахла устрицами.

– А что с кошем на Беревани? – спросил Рибас. – Бросаете?

– Зачем? – хитро сощурился Чепега. – Антон Андреевич его подарил.

– Кому?

– А вице-президенту Салтыкову.

Рибас покачал головой:

– Недругу графа? Александр Васильевич обидится.

Головатый расхохотался:

– Каков от Салтыкова нам профит, таков и подарок. Я все по-петербургски устроил: ведомость велел лисарю Мигрину составить. Сколько там куреней? – спросил он у Мигрина, хлопочущего над бочонком с персиковой.

– Сорок, – ответил Мигрин.

– А бревен при каждом курене сколько?

– По восьми. Да куда они годятся? Сгнили.

– Ничего. У Салтыкова под Очаковом имение. Лес нужен. Я рассудил так: Салтыков нам ведомости на гнилую провизию шлет, а мы ему в ответ свою ведомость на такие же бревна представим.

Играли в карты. Под утро пили квас из терна. Прощались сердечно – позади пять лет боев и жарких дел.

На другой день Рибас рассказал Суворову о «щедром» подарке Головатого Салтыкову. Александр Васильевич хохотал, упал на сенник, а в это время вошел де Волан. Увидев смеющегося генерала, он неторопливо раскурил трубку, спросил:

– Сколько миллионов из Петербурга получили? Суворов вскочил, потемнел лицом.

– Сколько миллионов? Ноль! Такие вы планы крепостей составили, что в них никто в Петербурге разобраться не может!

– Пусть инженерному делу учатся, – невозмутимо отвечал де Волан. – Тогда и разберутся.

– А может план ваш плох?! – вдруг выкрикнул Суворов. – Поэтому денег и не шлют? Я не инженер.

– А если так, – теряя невозмутимость сказал де Волан, – то и не вам судить: плох ли план!

– Плох! – крикнул Суворов. – Потому что не убедил никого!

Далее случилось и вовсе неожиданное: Франц Павлович вынул трубку изо рта, совсем по-русски с размахом грохнул ею об пол и вдруг выскочил в открытое окно.

Суворов и Рибас онемели. Но в следующее мгновение Рибас остался в комнате один – Суворов следом за Францем Павловичем выпрыгнул в окно! Рибас загасил начавшее тлеть от трубки сено, выбежал из дома на крыльцо – де Волан и Суворов мирились под молодой грушей.

Получив письмо от Андре из Петербурга, Рибас узнал, что четвертый их брат Феличе приехал в Российскую столицу. Настя отлично его приняла, поселила у себя и они вместе решали: как устроить судьбу Феличе? В конце концов Феличе приняли в армию волонтером и он уехал с Андре в Польшу, где братья начали службу в полку в Брацлаве. «Андре уже не новичок в российской службе, – думал Рибас, – а поэтому за Феликса можно в какой-то мере быть спокойным».

От фаворита, а теперь и генерал-губернатора Новороссийского края Платона Зубова Рибас получил милостивое послание. Зубов писал: «Уверен, что Вы сможете сообщить сведения наиболее достоверные в деталях о новых завоеваниях на берегу Днестра, посему буду рад видеть вас, как можно скорее. Вы более других можете судить о значении, которое имеют для империи эти местности. Если вы скоро намерены пуститься в путь, то прошу вас проехать по верховьям Днестра, исследовать течение этой реки, есть ли строительный лес, а также материал для топки… Привезите с собой заметки и все чертежи этой местности, которые Вы сочтете нужным для представления императрице. Хорошо бы знать Ваше мнение по поводу того, что следует предпринять в будущем для развития этих мест».

Рибас тотчас отправился на Днестр на бригантине «Благовещенье» в сопровождении лансонов «Ирина» и «Тит». Обследовал берега, делал съемку местности. Удивила пустынность побережья до устья Днестра. Еще год назад Екатерина распорядилась учинить комиссию губернатору Василию Каховскому, и Рибас читал его рапорт: «Хаджибей, назначенный Вашим Императорским Величеством для обитания служивших в Средиземном море по флотилии лежит на возвышенном и приятном месте. Вода в колодцах пресная и хорошая. Из вершин одной долины можно провести фонтан до полувозвышения, на коем полагается быть городу».