========== Ночь 1. «Укус Дракулы» ==========

Всё началось не со зла,

Всё началось как игра.

Но лестницу в небо сожгла,

Плата за стыд твой и страх.

Страх сжал горло скользкими пальцами, заставляя вновь прохрипеть от фантомной боли. Разодранные в крови пальцы скребли по шелушившейся сырой стене изолятора, что изредка применялся в качестве «шоковой терапии» для особо нерадивых пациентов. А пациент хрипел молящим сорванным голосом, бормоча под нос известные лишь для него одного сакральные строчки, лежа на боку лицом к стене и смотря дрожащим и не мигающим взглядом на упавший из-под больничной рубашки крест на едва державшейся веревке, которую он украл из «гостиной», куда их выпускали в обеденные часы для проведения до безумия похожего изо дня в день досуга в виде бессмысленного кряхтения за карточным столом или просмотром очередной пустозвонной дорамы.

Дверь проскрипела, пророча зло. Медсестра бальзаковского возраста, чинно поправив съехавшие очки, другой рукой прижимая толстенную папку, толкнула дверь бедром, голосом строгого врача крякнув:

— На выход, несчастная ты жертва Носферату, час прошел, я надеюсь, ты понял, что пытаться проткнуть бедного Като вилкой, потому что он якобы очередное порождение дьявола, никак не благоприятствует твоему выходу из нашей клиники. И да, мы снова обнаружили в твоей койке под подушкой чеснок. Другие пациенты отказываются спать в одной с тобой палате! Хочешь обратно на верхний этаж отправиться в смирительной рубашке к буйным? Так я тебя пинком под зад отправлю!

Но монолог, полный искренности и драматичности, остался неоцененным, больной сжимал крестик, продолжая хрипеть незнакомые строчки.

— Что это с ним? — возле карцера остановилась молоденькая медсестра, все еще перепуганная и не привыкшая за неделю работы к безумной изнанке этого мира.

— Этот? Потенциальная жертва вампира! — закатила глаза бойкая женщина, пожав плечами. — Свято верит, что скоро за ним явится вампир, чтобы отомстить за что-то там. Вон даже крест попросил и выучил молитвы на латыни, и теперь бормочет как самый настоящий одержимый дьяволом.

Молоденькая медсестра, еще не лишенная годами работы сочувствия, ринулась к пациенту, рухнув на колени и легонько толкнув того в плечо. С двери ей казалось, что перед ней тщедушный истощенный старик, но лицо человека оказалось совсем юношеским, просто осунувшееся и посиневшее, давно не ласкаемое дневным светом.

— Он придет за мной, — прекратив бормотать молитву, прошептал юноша. — Мы не должны, не должны были его бросать. Это плата за наши грехи. Ад поднялся на землю, чтобы мы искупили свои грехи за стыд и страх.

Он не чувствовал течение времени, жизнь сжалась в один комок из страха и ожидания. Просто день сменялся ночью, а ночь — днем. Не важно где — в палате, гостиной, в душевой или карцере. Он считал тиканье стрелок часов, где бы они ни были. Как и сейчас, когда две безликие женщины, чьи лица не имели для него значения, вывели его в гостиную, наполненную такими же больными. Если он и болен, то только ожиданием. А смерть на зло оставила его на десерт, будто это он совершил самый тяжкий грех.

— Новое убийство потрясло город, — донесся отрывок репортажа на канале, на который переключил дежурный, решив, что пациенты заняты игрой в карты. И телевизор извергал утренние новости ненавязчивым шепотом сбавленной громкости. Такой не услышишь, если не прислушиваться. Но он слушал. Слушал и слышал всегда все шорохи и скрипы. И сейчас бредя на ватных ногах по мягкому покрытию, чтобы в случае истерики, никто не вздумал убиться головой об пол, пациент приближался к монитору не спеша, будто к месту преступления.

— Ночью тело студентки обнаружили посаженным на кол у входа в отель. По предварительным данным девушка была жестоко изнасилована, обескровлена, после чего зверски убита. Это не первое убийство…

Звук почему-то пропал, и пациент не сразу понял, что заглушил его он сам — истеричным вырвавшимся хохотом, привлекшим всех остальных, включая выронившего пульт дежурного. Он смеялся и полз к телевизору, вцепившись в него разодранными ногтями.

— Последний. Я последний. Он убил их всех. Он идет! ИДЕ-Е-ЕТ! — сорвавшийся визг потонул в слюне, когда «жертву Носферату» подхватили под мышки, оттаскивая прочь из гостиной, пока безумие не передалось другим пациентам.

Смирительная рубашка села как родная кожа, а больной продолжал счастливо улыбаться и кричать: «Он идет!».

Вбежавшая медсестра, поинтересовалась одним из пациентов, и когда ей указали на уведенного буйного в смирительной рубашке, которого благополучно довели до лифта, девушка бросилась вдогонку.

— Простите! Меня просили передать, что к нему посетитель!

Прибывший лечащий врач сурово нахмурилась — до этого у проблемного пациента гостей не было.

— Кто там? Он сейчас не в состоянии разговаривать.

— Молодой человек очень просил о встрече, мол, сегодня он должен уехать и хотел бы повидать старого другого. Он представился Орихарой Изаеей.

Уголки губ пациента нервно дернулись, изогнувшись в глумливой улыбке, смех взорвался как надувшийся шарик, заполнив безумием психиатрическую больницу.

***

Три месяца назад.

— Я не понимаю, как могут возбуждать два шпехающихся мужика! — возмущенно заявил атлетического телосложения молодой человек в короткой клетчатой юбке.

— Ты ничего не понимаешь, гомосексуализм — исторически сложившееся явление, он так же естественен, как твоя сверкающая плешь, — гордо заявила мадемуазель со светлыми хвостиками, развевающимися по ветру.

— Нет там у меня никакой плеши, ты все заливаешь! — оскорбленно парировал оппонент, поправив шелковистые пряди белокурого парика. К слову — проспоривший друзьям и вынужденный теперь разгуливать в школьной женской форме с до брутальности небритой щетиной и с глубоким декольте, которому позавидовала бы любая Мэри Сью.

— Что это вообще за слово такое «шпехаемся»? — заумничал юноша, поправляющий очки доминатором — оружием будущего из вселенной Психопаспорта.

— Глубоко сожалеем, что оскорбляем ваши филологические чувства, примите наши сожаления с глубоким прискорбием и… — попытался разбавить обстановку Брейк из Сердца Пандоры.

— Хочешь сказать, что канонных мужских пар не существует? — не унималась оскорбленная душа в образе Мисы-Мисы из Тетради Смерти, желающая спаривать все, что движется в радиусе одного километра.

— Не начинайте… — взмолился впереди идущий Бездомный Бог Ято.

— Лелуш Британский повелевает всем немедленно заткнуться!

— Можно подумать, мужикам не нравятся шпехающиеся бабы!

— Но бабы не шпехаются, им нечем.

— У Кимико по-любому есть чем, — как и подобает своему персонажу, к слову вставила Кагура из Гинтамы.

— Что ты сказала?!

— Да что за шпехаюсь такое, слово трахаться теперь у нас что, не кошерное? — не выдержал Гиноза, наведя доминатором на неугомонных друзей.