Дефект всемогущества

– Ты, Вань, к восьми заходи. Чекушечку принеси, и хватит.

Иван кивнёт, а сам решает: чекушки мало. Выяснил уже: от четверти у бабы язык не развязывается и сговорчивости не прибавляется. А от трёх четвертей в сон клонит. Так и стал приносить по «поллитре». Поначалу дорогую водку брал, хорошую, но очень скоро перестал тратиться: Людка любую сивуху готова употреблять. Выпьет, развезёт её, про жизнь деревенскую расскажет, слезу, бывает, пустит. Ивану и про окружающих послушать интересно – авось пригодится. А про Людмилу главное волновало – есть ли родственники? А их не было. Вот и стал Иван соседку круче прежнего осаждать. Как всегда, с судьбой о справедливости поболтал: участок у него узкий, у самой дороги, всего 20 соток, а выпивохе этой 30 соток перепало. Не многовато ли? Покупать у неё – глупость несусветная, всё равно деньги пропьёт. Так пусть за бутылку и отдаст Ивану участок. Разве не справедливо? Справедливо! Сколько захочет? Ящик? Получит ящик. Он и два поставит – пусть упьётся. Только после сделки – где-нибудь в канаве.

– А ты наливай, Ванечка, наливай, – мурлыкала соседка. Его от этого «Ванечка» передёргивало, но терпел. Дело превыше всего. Справедливость вершится: земля с землёй воссоединяется.

Закуски он приносил мало. Кусочек сала, пару солёных огурцов да полбуханки хлеба. А то и накладно выходит, и опьянение дольше не наступает. Но Людмила и без закуски справлялась. Махнёт стакан горькой – рукавом залихватски занюхает. Бывает, закашляется чуть не до рвоты, но ни разу не было, чтобы её вывернуло.

– А чего ж сам-то со мной не выпьешь никогда? Брезгуешь? – спрашивала, а сама на водку косилась, как бы и правда гость не покусился!

– Пей на здоровье, – глухо отзывался Иван и добавлял мысленно: «Сколько влезет, пей! Лишь бы подпись в нужное время в документах поставила, хоть крест какой полуграмотный». – Когда нотариуса-то звать, Людка? Или ты уже не согласна на сделку?

– Согласна я, Ванечка, согласна! – Людка вдруг стакан критически осмотрит: достаточно ли чист? Будто впервые заметит, что нечист: и гостям не предложишь и самой бы ко рту не нести, но всё равно новую порцию водки в себя вольёт. – Завтра вон и зови своего нотариуса!

– А вот завтра и позову! – Иван глаза прищуривает: не дурит ли его баба?

– Вот прям завтра и зови, Вань.

Домой Иван вернулся в приподнятом настроении. Дома ждала жена, Алевтина, на пять лет старше него самого. Ему сорок восемь, ей – пятьдесят три. Сына четырнадцатилетнего, Георгия, воспитывали. Жили не сказать чтобы совсем уж душа в душу. По части рукоприкладства Алевтина Ивану фору даст, а уж по склонности к аферам далеко и обгонит! И даже никакими сказками о справедливости свою жажду наживы покрывать не стремилась. Внешностью Алевтина обладала яркой, даже можно сказать – цыганской: чёрные глаза с длинными ресницами, тёмные распущенные вьющиеся волосы не удерживались ни под одной косынкой, тонкие черты лица, смуглая кожа. Одеваться она предпочитала пёстро: носила яркие сарафаны и платья, покрывала плечи цветастыми шалями.

– Я тебе сразу сказала: старая дура долго ломаться не будет! – Алевтина поставила перед мужем тарелку с горячей молодой картошкой, подложила со сковороды котлету и выставила на стол миску с салатом из огурцов, помидоров и зелени. – Поешь и Степанычу позвони, хотя нет… Позвони нотариусу немедленно. Пусть прямо с утра приезжает, а то потом эта сука фортелей каких-нибудь навыкидывает. Давай-давай, – она отобрала у мужа вилку, – позже пожрёшь, сначала дело.

***

Не было ещё и 10 утра, когда на порог Людмилиного дома явился нотариус с подготовленным пакетом документов.

Выглядела хозяйка с утра плохо. Одутловатое иссиня-серое лицо, лоб в испарине, одышка – всё выдавало в ней серьёзное нездоровье. Рукой грудь растирала да постанывала, если не сказать поскуливала.

– Ох, Ванечка, это уже и вы? – спросила она, не поднимаясь из постели. Говорила тяжело, с присвистом, слова не договаривала, не продыхивала.

«Вот-вот дух испустит», – подумалось Ивану, и он махнул Степанычу: не тяни, ещё, не ровен час, окочурится, не подписав!

– Людмила Валерьевна, вам всего-то и надо парочку автографов оставить. Справитесь?

Иван сделал нотариусу страшные глаза: не задавай лишних вопросов! Что значит – справитесь? Обязана!

– А ты, Ванечка, что ж за мошенника ко мне прислал?

– Я не мошенник, – озлобился нотариус, – документы имеются…

– Ты, видать, Люд, совсем мозги пропила, – процедил Иван.

– Видать, и пропила, а ты подливал, – не осталась в долгу Людмила, с трудом выталкивая из себя слова, – и до инфаркта меня, похоже, допоил. Сегодняшний день не переживу, плохо мне, сердце давит. А ты оставайся с этой мыслью, убийца. А дом я ещё два месяца назад продала, новые хозяева мне пожить разрешили, пока сами не въехали.

– Так зачем же ты водку мою пила?

– Вот ты, Ванечка, всю сущность свою и вывалил. Думаешь, не поняла я, зачем ты ко мне захаживал? Хотел на халяву участок получить? А я водочки попить на халяву решила! Что, съел? Думал, самый умный? А вот и поумнее тебя есть. Живи и помни, что какая-то пропойца тебя вокруг пальца обвела. А настоящий нотариус перед сделкой всегда участок проверит, – она перевела взгляд на Степаныча, – так что гони этого пройдоху прочь! Ничего не подпишу, да и силы моя подпись больше не имеет – не мой теперь дом!

Она вдруг разом сделалась бледной, охнула и потеряла сознание.

– Что теперь с этой старой сукой делать? – растерялся Степаныч.

– Здесь оставим. Пусть подыхает, если ещё не сдохла.

Иван смачно сплюнул себе под ноги и едва удержался, чтобы не плюнуть и на Людмилу.

– Пошли, чего стоишь, мудак? Не мог участок проверить? Из-за тебя идиотом выставился!

Степаныч пошёл за Иваном к двери, обернулся, раздумывая: не вызвать ли скорую. Но что-то ему подсказывало: Людмила мертва.

– Теперь за этим домом должок, – прошипел Иван, – я этот участок всё равно получу. Не от этой овцы пропитой, так от нового хозяина. Оплачено уже, слышишь? – он развернулся к горе-нотариусу, и видно было, каких усилий ему стоит не ударить Степаныча по лицу. – Это мой участок, понимаешь ты? Мой! Не уступлю! Куплено!

ГЛАВА 4

Июнь 2006

Евгению новый дом нравился. Заходили местные жители, стращали: бывшая хозяйка недавно померла, «в этой вон постели прям».

Евгений был в курсе. Участковый с ним побеседовал, уточнял, знал ли Аршинов, что в его доме жиличка имелась, с его ли ведома проживала? Что Людмила была любительницей выпить, участковый, разумеется, знал, что инфаркты у таких любителей не редкость – тоже. Смерть не признана криминальной. Вопросов к Евгению нет. А дом куплен, принадлежит теперь Аршиновым, чего ж не жить-то? Много ли на планете мест, где никто не умирал? А где есть такие, там и сам жить не захочешь!

Так Евгений соседям и отвечал.