Дефект всемогущества

– Не хотела с нами в карты на раздевание играть, – смеялись девчонки, – всё равно раздеваться пришлось.

На перекрёстке, почти у самого дома, улюлюкающей компании встретился Георгий. Он подкачивал велосипедные колёса, но, услышав крики, оторвался от своего занятия и попытался перегородить Свете дорогу. Парень только хотел узнать, что случилось, но вышло, будто он заодно с остальными. Девочка оттолкнула его и побежала быстрее.

– Стой! Что произошло? Возьми мою футболку, Свет! – но девочка уже скрылась за калиткой собственного дома.

– Девчонки Светку на пляже раздели, одежду украли. Угар, правда? – сказал один из велосипедистов.

– Придумали ерунду какую-то, – буркнул Георгий.

Толпа девчонок и велосипедистов-мальчишек остановилась, не доехав до Светиной калитки.

– Да ты чего, Жор, смешно же!

– Смешно? Может, сам тоже осмелишься голым по всей деревне пробежаться? Или на велике проехать? Или все вместе езжайте, чтоб от смеха обоссаться! Слабo?

Мальчишки и девчонки притихли. Им отчего-то стало боязно. Ясно, что Георгий против них в одиночку ничего не предпримет и голыми бегать не заставит и с кулаками не бросится, но вид у него был грозный, разъярённый даже.

– Сопляки! – Жора сплюнул на пыльную дорогу и стянул с себя футболку. Следом к велосипедному колесу упали шорты и подростковые трусы-боксёры. – Я вам Светку обижать не позволю. Кто обидит – будет иметь дело со мной. А пока – объеду круг по деревне голым, пусть знает, что я за неё – горой!

Вероятно, чувство справедливости Георгий унаследовал от отца. И было оно у него такое же… необычное.

Девчонки зашушукались, но уже не смеялись. Им было стыдно и неловко смотреть на голого Георгия. В карты играли обычно под вечер, в беседке, там было сумеречно, а стол скрывал тех, кому вдруг доводилось проиграться до полного раздевания.

Кто-то из парней мотнул головой, мол, поехали, понаблюдаем, но остальные предложения не поддержали.

Георгий между тем ехал по деревенской дороге. Медленно, чтобы никто не подумал, что он стесняется. Пусть каждый, кому вздумается, выглядывает из-за заборов, рассматривает, тыкает пальцами, ржёт. Пусть этот поступок станет своеобразным актом самопожертвования во имя девочки, которая ему не безразлична.

Люди выглядывали из окон, головы зевак возвышались над штакетинами заборов, многие кричали:

– Оденься, не позорь родителей! – но почему-то никто даже не подумал вынести Георгию, например, рубашку или полотенце. Так же было и со Светой: предпочли отсидеться дома, хотя слышали наверняка крики и улюлюканья, видели бегущую Светку. Сложно, что ли, было покрывало какое-нибудь дать?

Он объехал круг. Приятели так и стояли на прежнем месте. Георгий молча оделся. Евгений за этот поступок при встрече крепко пожал парню руку. Отец назвал дураком.

***

Света по обыкновению нашла утешение в слезах и хандре. Она проплакала до позднего вечера, отказалась ужинать, наутро вышла к столу в дурном расположении духа и попросила отца не донимать её разговорами. Гале звонить тоже не стала: сестра могла шутками-прибаутками разогнать Светкины страдания, а ей этого не хотелось. Горе должно быть всепоглощающим, отдаваться ему надо со вкусом, чтобы прочувствовать на всю глубину, до самого мелкого камешка на дне! Свете нравилось из каждого грустного события своей биографии извлекать максимум скорби!

Впрочем, на следующий день она всё же позволила отцу провести с ней разъяснительную беседу, суть которой сводилась к тому, что девочки и мальчики не желали ей зла, они просто находятся в том агрессивно-счастливом периоде жизни, когда нагое тело кажется интересным и будоражит сознание, а неокрепшая душа мечется между стремлением к суициду и жаждой вечной любви, при этом за собственными переживаниями никогда не видит переживаний окружающих. Света мысленно согласилась: она и сама была такой. Если бы ей предложили ради смеха сдёрнуть трусы с кого-нибудь из компании, поддержала бы идею и хохотала бы вместе со всеми. Но на лице она всё ещё выдерживала скорбное выражение.

Галя, узнав о переживаниях сестры, сказала:

– Светун, идиоты – это стихия. Ты можешь сделать что-нибудь со стихией? Увы, против стихии все мы бессильны. Поэтому просто смирись, идиоты будут в нашей жизни всегда. А мы сейчас в том возрасте, когда идиотами быть не стыдно, а даже полезно. Когда подрастём, будет с кем сравниваться: с собой же – недотёпой из прошлых лет. А когда я приеду, я привезу нам с тобой такие откровенные купальники, что поверь мне: даже голые мы не будем выглядеть настолько обнажёнными, как в них! Хорош сопли распускать!

К следующему дню от Светиных переживаний не осталось и следа. Утешили и слова отца, и обещания Галки насчёт купальника: если она что-то задумала, выполнит непременно. Ещё утрём нос всем этим веселушкам! Поступок Георгия, увы, остался ею незамеченным и неоценённым.

ГЛАВА 6

Из наблюдений за Евгением (2008–2012 годы)

Косить Евгений предпочитал именно ручной косой, оставшейся от предыдущей хозяйки. Бензо- и электроинструмент казался ему шумным. Евгений любил выйти на покос пораньше, едва рассветало. Не потому, что так Света не могла отслеживать каждый скошенный дубок. Эти часы были для Евгения часами уединения, размышлений и воспоминаний.

Когда Веры не стало, он решил, что ни в коем случае не будет делать из квартиры мемориальный музей. Уже и не вспомнить, сам он до этого додумался или кто-то посоветовал, только через некоторое время после похорон он вынес из дома все Верины вещи, избавился от совместных фотографий, оставив только те, на которых Вера была запечатлена со Светой. Дочь приняла отцово решение спокойно. Евгений старался не привлекать её к разбору вещей матери и походам на помойку, а перестановку делал, пока Светочка была в школе, чтобы у неё складывалось впечатление будто всё происходит само собой. Света попросила оставить на память о маме тёплый банный халат и заколку, украшенную разноцветными камешками. Какой бы ни была мода на причёски, Света никогда не решалась коротко остричь волосы, потому что любимая заколка держала волосы только определённой длины.

Себе Евгений предпочёл оставить исключительно нематериальное: воспоминания о совместном прошлом. Иногда он об этом жалел, потому что, увы, память временами всё-таки искажала минувшие события, выдавала их в ином переложении и создавала что-то вроде нового издания – «исправленного и дополненного».

Конец ознакомительного фрагмента.