Дефиле по краю

Полагаю, от бешеного, не поддающегося контролю волнения.

На лице я, впрочем, смогла удержать спокойную, почти равнодушную маску -но каким трудом мне это далось, кто бы знал…

Кажется, меня выдавали глаза -именно поэтому папа пытался поймать мой взгляд, но я старательно смотрела куда угодно, но только не на него.

Мои глаза меня предадут.

Там паника.

Там боль.

Там страх.

Там тоска.

И я, черт возьми, совершенно не знаю, как это скрыть, стереть или спрятать.

– Пусть она уйдет.

Я задохнулась -столько в этих трех словах было пустоты.

Сердце трепыхнулось -жалобно, почти болезненно, и затихло, понимая, что дальше будет только хуже.

– Это как бы мой дом, -напомнила я отчиму, позволив прорваться в голосе сарказму и смотря куда -то в стену, на которой висела репродукция известного голландского живописца.

Хочешь, чтобы я ушла?

Тебе придется меня заставить.

Хотя, тот холод, который сквозит в твоем голосе, уже заставляет меня внутренне сжиматься, словно в ожидании удара.

Зачем так, Глеб?

– По причине?
– папа аккуратно вернул чашку на блюдце, вперив в отчима пронизывающе -острый взгляд.

– А есть варианты?
– зло поинтересовался Бейбарсов, чуть звякнув наручниками о металлические бляшки на собачьем ошейнике.
– У меня совсем недавно погибла любимая женщина -думаете, мне приятно видеть перед глазами ее полную копию? Что это, Леопольд? Такой изысканный способ мазохизма?
– Гекка, чувствуя гнев хозяина, заволновалась, принимаясь поскуливать.
– Я согласен на то, чтобы вы и ваш прихвостень вытаскивали меня из самолета, запихивали в свою машину, привозили в этот дом -но я не давал согласия на то, чтобы видеть перед глазами живое напоминание о Соне! Поэтому, если вы еще хотите найти со мной общий язык, то сделайте мне громадное одолжение -постарайтесь, чтобы мы с Таней пересекались как можно реже. А лучше -вообще никак.

Больно.

Как же больно.

Зачем столько боли, Глеб?

Я медленно подняла голову, наплевав на присутствие папы, и вгляделась отчиму в лицо.

Хотелось провести кончиками пальцев по разбитой скуле, поцеловать припухшие от удара губы, прижаться к его напряженному телу, делясь своим теплом -но его взгляд заставил меня заледенеть.

Пустота.

В его глазах была пустота, смешанная с усталостью.

Так смотрит волк, загнанный охотниками -вроде живой, есть силы сражаться, но стая мертва и больше нет смысла в собственном существовании.

Стаей Глеба была мама.

И после того, как гроб опустили в землю, он умер вместе с ней.

Не хочешь меня видеть?

Значит, не увидишь.

Развернувшись на каблуках, я вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь, и направилась в свою комнату.

Хватит.

Слишком долго я была наивной идиоткой, надеющейся непонятно на что.

Пора возвращаться к прежним настройкам.

Платье -стильно, классически скромное, полетело на пол.

Меня что, зря называют одной из самых ярких светских львиц региона?

На кровать полетело совершенно сумасшедшее платье -черное, с пышной юбкой и прозрачными вставками практически по всей длине.

Бюстгальтера оно не предусматривало, поэтому от этой детали своего нижнего белья я избавилась незамедлительно.

Сунув ноги в черные замшевые туфли на золотом каблуке, я покрутилась перед зеркалом, распустила волосы и взялась за плойку.

Час спустя мое отражение демонстрировало, что к выходу я готова на сто процентов -и можно не сомневаться в том, что мужчины будут падать к моим ногам сломанными куклами, предварительно устилая мой путь крупными купюрами.

Надев сверху пурпурную кожаную куртку, отделанную фальшивыми молниями,

я отбросила за спину распущенные и дерзко вьющиеся волосы, подвела губы темно -бордовой помадой и, прихватив клатч, решительно направилась на выход.

– Куда?
– не успела я спуститься вниз по лестнице, четко впечатывая каблуки в дорогой напольный паркет из ценных пород дерева, как путь оказался прегражден Юрием.

Ну кто бы сомневался…

– Туда, -лаконично сообщила я, останавливаясь практически вплотную к нему и отметив, что во время того, как я спускалась по лестнице, начальник службы безопасности глаз от меня не отрывал.

И я готова поклясться, что в его взгляде было смешанное со злостью восхищение.

– Хороший ты мужчина, Юра, -я не отказала себе в удовольствии провести пальцами по его груди, туго обтянутой защитной расцветки футболкой, ощущая, как он под моими прикосновениями заметно напрягается, словно готовящийся к прыжку волк.
– Вот только раздражаешь меня адски, -мило сообщила я, обходя его одним плавным движением и ощущая, как тяжелый взгляд сначала тягуче скользит по моему телу, а потом тяжело вбуравливается в затылок.

Любуйся, давись слюной, ненавидь -все равно ничего другого таким как ты не остается…

«Мазда» сорвалась с места, едва моя нога утопила педаль газа. Держа руль одной рукой, я скосила глаза, набирая номер самого пафосного клуба региона -посещение этого заведения именно то, что мне сейчас нужно.

Да, я опять свалила в ночь, совершенно не предупредив папу -плевать.

Просто не могу находиться в четырех стенах.

Мне нужно понять, убедиться, что я -все еще я.

Что привлекательна и желанна.

Что на Бейбарсове свет клином не сошелся.

Час спустя я лихо затормозила перед двухэтажным современным зданием, отделанным отполированным до зеркального блеска черным гранитом.

Клуб с претенциозным названием «Рык леопарда» содержал один из бывших папиных друзей -я не вникала в причину их разлада -поэтому я могла быть уверенной, что журналистов и папарацци на его территорию не пустят.

Да, папа, несомненно, будет в ярости, узнав, в какое конкретно злачное заведение я отправилась -но в данный момент меня это мало тревожило.

Из всех других клубов, можно не сомневаться, меня вежливо выставят после первого же папулиного звонка -и без его ведома больше не впустят.

А насчет конкретного места можно не волноваться -папина власть заканчивается строго на пороге этого клуба.

Охранники, предупрежденные о моем визите, уже ждали меня под зонтами -с неба хлестало немилосердно.

Я с сомнением открыла переднюю дверцу и покосилась на свои замшевые туфли -идти в таких по лужам не представлялось возможным.