Декабристы. Беспредел по-русски

Кстати, для пущей убедительности для солдат была придумана еще одна «телега»: дескать, Константин сократил срок солдатской службы до 15 лет, а «незаконный» царь этому противится.

3. Сегодня мы будем творить беспредел

Обстановка в штабе декабристов напоминала дурдом. Руководители беспрерывно совещались. Менее знатные члены общества постоянно приходили и уходили, стремясь узнать, до чего же договорились вожди. Ситуация для принятия решений, прямо скажем, не лучшая. Куража добавляла неизбывная привычка декабристов запивать совещания различными напитками. На горизонте нарисовался уже знакомый нам «герой кавказских гор» Якубович. Он с ходу заявил: «надобно разбить кабаки, позволить солдатам и черни грабеж, потом вынести из какой-нибудь церкви хоругви и идти ко дворцу».

В воздухе запахло настоящей классовой борьбой со всеми ее атрибутами. Якубовича, правда, не послушали.

В этой горячке заговорщики все более теряли способность реально оценивать ситуацию. Когда все подогревают друг друга, всё кажется возможным. Так, декабристы значительно переоценивали нежелание офицеров присягать Николаю Павловичу. В горячке собравшиеся наперебой уверяли друг друга в том, что за свои полки они отвечают. Как потом оказалось, значительная часть этой уверенности была лишь плодом больного воображения.

Собственно, весь план восстания был задуман на бегу, исходя из непонятно откуда взявшихся сведений.

К 13 декабря все уже дошли до точки и до ручки. Апофеозом вакханалии стал театральный жест Рылеева. Он обнял Каховского и произнес:

– Любезный друг, ты сир на сей земле, я знаю твое самоотвержение, ты можешь быть полезнее, чем на площади: истреби царя!

И тут же деловым тоном объяснил план действий. Рано утром, до намеченного срока восстания, Каховский в офицерском мундире проникает во дворец, находит возможность подобраться к Николаю и разом решает проблему. Либо ждет, пока император появится на площади, – и упражняется в стрельбе из пистолета. Вслед за Рылеевым террориста обняли Пущин, Оболенский и Александр Бестужев.

Есть разные версии, почему Каховский даже не попытался осуществить это убийство. Сами декабристы на следствии настаивали на том, что они передумали, что на отказе от цареубийства настояли умеренные члены общества. Но, возможно, Каховский был из тех людей, которые «на миру» способны на многое, а в одиночку – другое дело. Другой «киллер», Якубович, отказался от предложенной ему роли, мотивировав это тем, что против Николая Павловича ничего не имеет.

В этом кошмаре хуже всего было Трубецкому и его единомышленникам. Они понимали, что все пошло вразнос и дело теперь катится в черный беспредел. Но сдать назад что-то не позволяло: то ли боязнь показаться перед сообщниками трусами, то ли какие-то иные соображения. Так или иначе, Трубецкой принял возложенное на него назначение диктатором (руководителем) восстания. Но еще 12 декабря члены ложи «Избранного Михаила» решили попытаться если не остановить, то как-то смягчить дело. Но как? Расстроить планы своих товарищей. То есть не совсем расстроить, но так, чтобы все прошло, так сказать, по минимуму.

В ночь с 12 на 13 декабря Яков Ростовцев, племянник директора Российско-Американской компании Н. Кусова, явился в Зимний дворец и передал Николаю письмо, в котором сообщил о готовящемся восстании. Правда, без имен и конкретики. Но в письме были очень интересные места. Он пугает Николая предстоящим «возмущением», гражданской войной, отпадением окраин, а потом заявляет: «…дерзаю умолять Вас именем спокойствия России, именем Вашей собственной славы, преклоните Константина Павловича принять корону!..Поезжайте сами в Варшаву или убедите Константина Павловича приехать в Петербург, излейте ему откровенно мысли и чувства Ваши! Если он согласится быть императором, слава Богу!».

Как видим, он бьет все туда же. Поступок Ростовцева становится известен Рылееву и Оболенскому. Рылеев предлагает убить Ростовцева, остальные его отговаривают. Ростовцев, кстати, в результате открутился. Впрочем, он-то как раз ничего особенного и не делал.

Итак, вожди знают, что их планы известны. Но назад оглобли не поворачивают. Рылеев идет ва-банк. А вдруг еще получится! И под такое уж и вовсе гиблое дело подставляет обманутых солдат.

Анализируя события 14 декабря, можно заметить любопытную вещь: из 30 офицеров, присутствовавших на Сенатской площади, больше половины никаким боком не принадлежали к Северному обществу! «Членом общества не был, о планах его не знал», – значится во многих следственных делах участников активных событий. Так за каким чертом их вообще туда понесло? По-разному было. Вот, к примеру, подпоручик Александр Шторх увидел куда-то идущих солдат и офицеров своего полка – и потащился вместе с ними. «На вопрос комиссии, зачем поступил он вопреки данной присяге, отвечал, что единственно по своей глупости». А подпоручик Демьян Искрицкий не дошел до площади трехсот метров. Передумал – и решил остаться в числе зрителей. Может быть, правы острословы, утверждающие, что просто эти офицеры ночью слишком много выпили? А уже на площади некоторые протрезвели…

Уже упоминавшийся Андрей Панов пошел «из чувства товарищества». И так далее. Все бы ничего, но, как мы увидим далее, во время восстания иные из этих случайных людей вели себя покруче, чем идейные декабристы. Почему? Да все потому же: лавры графа Орлова замаячили. В самом деле, ну чем можно за два-три дня убедить человека пойти на такой риск? Байкой про Константина? Не смешите. Гвардейские офицеры знали больше, чем солдаты. Как показывают материалы следствия, они принимали происходящее за обыкновенный дворцовый переворот. Тем более что им объяснили: «все схвачено, за все заплачено». Вот и отрабатывали ребята свои будущие чины и ордена.

Глава 7 Кровь и подлость

1. Вранье продолжается

И вот наступил день, когда, как нам внушали и внушают до сих пор, декабристы совершили героический и благородный поступок. Хотя, если внимательнее посмотреть, то все их действия – сплошная гнусность, нагромождение одной подлости на другую.

Николай Павлович, предупрежденный о готовящемся восстании, принял меры: сыграл на опережение. Принятие присяги было перенесено с десяти на семь утра. Поэтому у заговорщиков, прискакавших в воинские части, чтобы разводить агитацию, не было времени, чтобы развернуться. Им приходилось действовать буквально «с колес». Выходило это иногда забавно, иногда не очень.

Так, Кюхельбекер и Пущин примчались в лейб-гвардии корпус конной артиллерии. Они бегали по казармам и кричали солдатам:

– Ребята! Измена! Вас обманывают, Константин Павлович не отказывается! Ура, Константин!

Но никакого особенного результата эта деятельность не дала.

Другие действовали более тонко. Как и договаривались, они врали про то, что всех обманывают, что надо выступить в защиту Константина. Но в ход шли не только идеи: поручик лейб-гвардии Гренадерского полка Александр Сутгоф раздавал солдатам своей роты деньги, заверяя:

– Вот, со мной ваше жалованье, которое раздам не по приказу.

Интересно, откуда у поручика и, мягко говоря, небогатого помещика деньги на роту солдат (сто человек)?

Он же направил поручика Панова с его ротой для захвата Зимнего дворца. Хотя Панов был из «случайно привлеченных», но его любили солдаты.

В Гвардейском морском экипаже вовсю развернулся Каховский. После неудачи с покушением на царя он старался изо всех сил и врал налево и направо. В конце концов командир велел его запереть. Но тут вмешались подельщики, благо здесь их было много. Они выпустили Каховского, а после снова пустились на уговоры, чередуя их с угрозами. Лейтенант Арбузов, например, объявил гвардейским морякам:

– Целая армия стоит в окрестностях столицы и уничтожит нас, если мы присягнем Николаю.

Предварительная работа возымела успех: с мятежниками отправились 1250 матросов.

Но гнуснее всего вышло в Московском полку. Туда прибыли член общества Михаил Бестужев и «примкнувший к ним» штабс-капитан князь Дмитрий Щепин-Ростовский и рассказали солдатам страшную историю. Якобы Константин Павлович и младший брат Михаил уже томятся в цепях и надо идти их выручать. Тут появился полковой командир П. А. Фредерикс и другие начальники – они попытались прекратить этот цирк. Но Щепин-Ростовский пошел вразнос: выхватив саблю, он бросился на командиров. Ранил Фредерикса и полковника Хвощинского, а потом отправился за полковым знаменем. Стоявший у знамени гренадер Красовский честно пытался выполнить свой долг – защитить полковую святыню, но получил удар саблей в живот. Досталось и унтер-офицеру Моисееву, который попытался вступиться за часового… Такая отмороженность убедила солдат. Но не всех. Из 2440 человек личного состава с мятежниками отправились 671. Зато по приказу бравого штабс-капитана по дороге солдаты продолжили борьбу за народное дело, избив прикладами полицейского офицера, который был виноват лишь в том, что некстати подвернулся под руку.