Декаданс

– Мне ещё и шестнадцати не исполнилось!
– я почти поперхнулся от такой веры в мои силы.
– Я конечно рад был бы всех впечатлить, но подожду, пожалуй, ещё пару лет, когда и надо мной нависнет незримый требовательный гнёт твоего папы!

Кайя была прямой наследницей главной родовой ветви клана, а её отец - Гэбион Маир - действующим главой и, по совместительству, сильнейшим из знахарей-исследователей нашего поколения. Он сознательно отошёл от управленческой деятельности, спихнув бумажную волокиту и бюрократию на двоюродных и троюродных братьев и сестёр, в то время как сам вместе с ближайшей роднёй и талантливыми учениками приоткрывал пологи тайн химии, зельеварения и разбирался с выкупленными у внешних торговцев трактатами по алхимии, знания из которых в большинстве своём в лучшем случае оказывались совершенно бесполезными и неприменимыми на практике, а в худшем - откровенно вредительскими.

Мы шли по булыжникам мостовой и по квёлой траве, которая под весенним солнцем только начинала набирать силу, растраченную за холодные месяцы зимы, но даже этого в Лесу, щедро делящимся своей жизненной энергией со всеми живыми существами здесь, хватало, чтобы пробиваться сквозь плотно уложенный гравий и сопротивляться постоянному утаптыванию тысячами ног. Изредка мы вступали в жалобно чавкающие лужицы, и прохладная вода бодряще омывала стопы, прикрытые лёгкими вязаными сандалиям.

Домов здесь не было. Центр города был целиком отдан под общественные организации - представительства шести кланов, служившие одновременно и приёмными, под пекарни и торговые лавки, зал совета, который хоть и назывался залом, но был самым величественным сооружением в городе, и под площадь, служившую местом проведения всевозможных мероприятий. Уверен, где-то существовал дом и для Глоа, где они проводили свои исследования, но он совершенно точно был за чертой города.

К Великому Древу, ставшему оплотом и точкой отсчёта для страны, сегодня стекались толпы народа. Без таких сборищ не обходилось ни одно торжество - под его кронами мы праздновали жатву и уход зимы, здесь проводились обряды на удачу охотникам, на большой приплод у оленьего стада, обряды выражающие нашу эфемерную любовь к матери-природе и воздающие почести отцу-Лесу.

Сегодня же к Древу шли, чтобы присутствовать на оглашении имён тех, кого Лес выбрал достойными для слияния. Среди нестройных верениц людей были и сами испытуемые, в надежде закусывающие губы и то и дело сглатывающие застревающий в горле ком, и их друзья, пришедшие порадоваться за товарища либо же утешить того в случае отказа.

В действительности в отказе не было ничего страшного. Ежегодно выражали своё желание пройти ритуал тысячи моих соплеменников. Допускалась до него в лучше случае сотня. Тех, кому Лес ответил во время таинственного причастия, в итоге можно было пересчитать по пальцам рук. Один из пятиста. Таково было примерное соотношение приближенных к воле Леса и отвергнутых ею.

Кайя покрепче стиснула моё плечо, и дальше мы шли каждый погрузившись в свои мысли. Проталкивались через готовящиеся к гуляниям толпы, лавировали между одинокими путниками, изредка выныривали из раздумий, чтобы ответить на приветствия. Так как мы вышли из родового замка, то и путь до центра занял у нас совсем немного времени.

Наконец, мы оказались на площади, где раскинулись торгующие выпечкой и сувенирами лоточники, гуляющие компании, приступившие к возлияниям даже не дожидаясь оглашения списка претендентов, и более серьёзные представители племени, которые просто хотели дождаться оглашения результатов, избавляющего от тревожного неведения.

Так же в отдалении на деревянном, на скорую руку сооружённом помосте возвышались кресла для клановых наблюдателей, которые никогда не пропускали это мероприятие.

Дело в том, что прошедший инициацию мог перейти в любой клан по своему желанию. Нет, разумеется, переходы из семьи в семью не были чем-то редким - молодые люди влюблялись и женились, и кланы тогда решали, чьё имя будет у молодых, некоторые, устав от текущего положения дел, пытались сменить обстановку - но в этом случае, в отличие от свадьбы и создания семьи, требовалось серьёзное поручительство от членов клана - в этом плане проще всего приходилось клану охотников. Познание тела возможной добычи и умение читать следы помогали им легко освоиться как среди врачей, так и в регулярной армии.

Успешная инициация же ставила желания ренегата выше мнения глав принимающих кланов. Новообращённый мог попасть в любую семьи, и ни его прошлое, ни его настоящее, которые могли бы стать крестом на пути в обитель закона и порядка Слоан, ни отсутствие презентабельного внешнего вида, которым так дорожили величественные и распрекрасные дипломаты и торговцы Веюм, ни даже физическая неполноценность, особенно удручавшая воинов Тарес, не могли помешать его новой жизни.

Инициация в житейском смысле была сродни tabula rasa - чистому листу. На уровнях более глубоких инициация преображала прошедшего через неё. Для начала сам факт её свершения запечатлевался словно в сам воздух вокруг перерождённого. Мы, Стая, всегда знали наверняка, прошёл человек перед нами инициацию или нет. Поэтому у нас даже не было прецедентов, когда вернувшиеся после ритуала пытались солгать о его результатах - всё, словно на ладони, было очевидно любому присутствующему.

Процесс ритуала не был тайной, и подробно вкладывался в наши головы ещё в детстве - матери описывали его вместо сказок и колыбельных, а воины, кому довелось пережить кровавое испытание, бахвалились победой.

Не стоит думать, что там происходило смертоубийство, но обряд и в правду не каждому был по зубам. Испытуемому лишь следовало найти уединённое место, всё остальное брал на себя сам Лес. Некоторым Он подносил свои дары на блюдечке, словно прося их взять, некоторым посылал боль и страдания. Кто-то воспринимал инициацию как насмешку, впоследствии открывая для себя совершенно неожиданные грани дарованной силы.

По сути, обряд роднил пришлых детей Леса с ним через его родных детей, исконных хозяев этой земли, живших на ней задолго до появления здесь людей и основания города, давшего приют столь разросшейся за столетия человеческой стае. Каждый прошедший инициацию оказывался связан с животным, которое выбирала для него природа, обретал тотемного зверя, схематичное изображение которого в последствии при желании мог выгравировать на знаковом перстне.

Чаще всего у инициированных на гладком металле кольца можно было увидеть волчьи и медвежьи пасти, орлинные лапы с хищно скрюченными когтями, змеинные клыки со стекающим с них ядом - именно на заключение контракта через хищника приходилась львиная доля трагических случаев.

Но были люди, не желающие делиться тайной своего тотема. И никто не был в праве выпытывать её, будь он хоть самим отцом-основателем!

Лес руководствовался своей, нечеловеческой логикой, и некоторые его дары на первый взгляд могли показаться насмешливыми, если не унизительными.

Возможно, самым ярким примером стал один из старейшин клана Тарес, которому около ста лет назад мать-природа устроила запутанное приключение. За всю ночь ритуала к старейшине, бывшему на тот момент совсем ещё юным подростком, не явился ни один зверь, но когда огорчённый Акли Тарес вернулся к основанию Древа для того, чтобы выставить своё поражение на глаза наблюдателям кланов, ни у кого не вызвал сомнений факт, что его инициация прошла успешно.

Спустя какое-то время лекари Маир обнаружии в его теле червей-паразитов, которых вытравили настоями едких трав, но связать одно с другим воедино будущий старейшина всё-таки сумел. Признаться в тотемном родстве с подобными тварями было не под силу амбициозному юноше, поэтому он оставил перстень девственно чистым.

Какого же было удивление парня, когда во время очередного кровопролитного сражения с захватчиками ему отрубили голову, а менее чем через ночь из его бездыханного тела на замену старой выросла ещё одна голова, совершенно новая и чистая, без шрамов и полным набором зубов.