Декаданс

Отвага и удаль бессмертного воина навсегда освободили ему место в анналах нашей истории, тщательно оберегаемой кланом-отшельником Глоа.

Глоа был самым немногочисленным кланом, ибо отказавшись от подконтрольных территорий просто не обладал достаточным людским ресурсом, но тем не менее набор в свои ряды он производил. Попасть в Глоа могли лишь инициированные, желающие посвятить жизнь познанию дара, раскрытию самых непредсказуемых его граней. Глоа были хранителями наших знаний, историками-наблюдателями, которые могли лишь давать подсказки и направлять совет кланов на распутьях, судьбоносных для всего лесного народа.

Из собственных раздумий меня выдернула крепкая ладонь, которая легла мне на плечо.

– Привет, Вергилий! Здравствуйте, молодая госпожа!

– голос говорившего был звучным и глубоким, прекрасно подходящим для удержания внимания слушателей. Я улыбнулся, встретившись взглядом с присоединившимся к нашей паре грузным мужчиной и поприветствовал его в ответ.

– Зелёной земли тебе, Рииндэл! Пришёл отдать дань всеобщему порыву, или на горизонте внезапно замелькали новые возможности?
– добродушно подшутил над предпринимательской жилкой прибывшего я.

– Неужели почтенный торговец не может позволить себе расслабиться и упустить выгоду? Сегодня я выступаю в роли простого зеваки, Вер. Да и мои дети входят в тот возраст, когда начинают осознавать серьёзность происходящего действа, а потому мне нужно издалека начать их готовить к тому, что ждёт их в недалёком будущем.
– Рииндэл Веюм шумно вздохнул с грустью, от чего его сутана, обшитая множеством кармашков, всколыхнулась на внушительном животе и отозвалась перезвонами и позвякиваниями.
– О, благословенный Лес, совсем недавно, кажется, я только привёл в клан супругу, а сейчас уже степенный отец с тремя почти десятилетними наследниками!
– Рииндэл снова протяжно втянул воздух и начал оглядываться по сторонам.
– Скоро приступят к оглашению допущенных, а мне ещё нужно найти жену и детей! Успехов вам!
– последние слова торговца предназначались по большей части Кайлине, которая так и не вступила в беседу.

– И вам хорошего дня, учитель.
– Кайя решила хотя бы попрощаться и буркнула несколько слов то ли себе под нос, то ли в спину удаляющемуся человеку.

Рииндэл Веюм был нашим наставником красноречия. Вернее, он преподавал науку манипуляций словами Кайе, - как наследница клана та должна была владеть ею в совершенстве, - а мне позволялось присутствовать на этих занятиях, так как из всего младшего поколения Кайя в качестве спутника-прислуги выбрала именно меня. Не знаю, что подтолкнуло её к этому выбору. Может, потому что я был красавчиком, а может за моё остроумие и чувство юмора. Особой пользы от себя не видел даже я сам, так что мотивы сестры, скорей всего, крылись исключительно в моих моральных качествах. Иерархия кланов строго разграничивала обязанности и права каждой из своих ступеней, и там, где Кайлина была вынуждена выкладываться на полную, я был должен помогать ей в этом. Всё остальное время, когда та познавала секреты клана до которых меня не допускали, я уделял своим увлечениям.

Особенно мне по душе была охота. Я превратил рутинное занятие в игру на изматывание и обман животных, раз за разом оттачивая свои навыки выслеживания и выбирая добычу всё опаснее, и сознательно ограничивая себя в уже освоенных приёмах. Я никогда не убивал тех, с кем играл, а если я охотился, чтобы на столе оказался упитанный кабан или молодой олень, делал это настолько быстро и аккуратно, насколько мог. Ради своего пристрастия я даже обратился с просьбой к Гэбиону Маиру, отцу Кайи, на которую получил решительный отказ, но сестра не оставила мою просьбу без внимания, и глава клана уступил желанию дочери, вызвав для её подопечного двух учителей из рода Дэвиш, усердно принявшихся обучать меня следопытству и мастерству построения всевозможных ловушек.

Тем временем Кайя развернулась ко мне, и её лицо озарилось теми немногими лучами восходящего солнца, что пробивались через полог переплетающихся в вышине густых раскидистых крон.

– Смотри, смотри, они начинают!
– звонкий девичий голос от волнения был натянут словно струна, а ножки притопывали на месте. Под этот аккомпанемент а наших глазах началось разворачиваться событие, ради которого на площади собрались тысячи людей.

Кресла на трибуне для наблюдающих принялись заполняться обычными, ничем не примечательными фигурами. Всего я насчитал девять человек, но определить их клановую принадлежность без личного знакомства не представлялось возможным. Наблюдатели были облачены в одинаковые зелёные мантии и сидели тесной группой, видимо, обсуждая возможные исходы и, не без этого, делая ставки на возможных победителей.

На центр трибуны вышел человек с клановым сигилом Велеса на груди и движением выставленной в сторону толпы раскрытой ладони с плотно сжатыми пальцами призвал нас к тишине.

Кайя непроизвольно вцепилась в мой локоть обеими ладонями так, что я поморщился от лёгкой боли, и устремила на него взгляд. Казалось, в этом сосредоточении она даже забывала моргать.

– Пообещай мне, что я не уйду отсюда отвергнутой, что я хотя бы получу это клятую попытку, Вергилий!
– мандраж сестры начинал потихоньку передаваться и мне, и в эти секунды я не смог бы сказать точно, кто из нас переживает больше. Кайя из-за того, что могла подвести семью, или я, потому что не хотел видеть сестру огорчённой.

– Моё тебе честнословное, Кайлина, я сделал всё от меня зависящее, чтобы твоё имя оказалось в этом списке!
– когда любые твои поступки ни на что не влияют, то что бы ты ни сделал, можно будет совершенно справедливо назвать полной выкладкой.

Девушка посмотрела на меня круглыми глазами, но потом уловила скрытую иронию, таящуюся в ответе, широко улыбнулась и поцеловала меня в щёку.

– Спасибо, Вер, спасибо тебе.

Последние слова сестры я разобрал с трудом. В одно мгновение все звуки стали глухими и смазанными, словно мир положил на уши каждому по две неощутимые ладони, и сквозь эту препону до нас чётко и явственно доносился один лишь глубокий и сильный голос, принадлежавший клирику, пропускающему через себя и свои голосовые связки в этот торжественный момент беспрекословную для всей стаи волю Леса.

– Дорогие братья и сёстры, сегодня, в триста восемнадцатый раз, наш общий дом собрал вас вместе не только для того, чтобы вы стали свидетелями священной церемонии, которая взрастит в наших рядах новые ветви, чьи мысли и взгляды на будущее Леса станут для нас путеводными и судьбоносными, но ещё и для того, чтобы через своих верных слуг поблагодарить каждого из здесь присутствующих за любовь и самоотверженность, которые поддерживают наше племя, за весь тот труд и отдачу, которые вы, не жалея себя, направляете на укрепление и процветание нашего общества, ради всех тех, кто живёт сейчас, ради предков, которые завещали нам великую волю Леса, и ради будущего, ради новых поколений, которые вслед за нами будут нести её в века.
– Говоривший совершил лёгкую заминку, чтобы перевести дыхание, и продолжил с новыми силами.
– Дорогие братья и сёстры, я искренне счастлив видеть вас здесь сегодня, демонстрирующих сплочённость и поддержку, присущую лишь крепчайшим из уз, и прошу вас со всей кротостью и пониманием принять волю леса. Сегодня нам откроются имена избранных, которых Лес скоро примет в свои объятия, и мы будем провожать их на обряд с радостью и весельем, чтобы, когда они вернутся, встретить вышедших из объятий Леса с его благословением достойно и коленопреклоненно. И я, смиренный проводник воли Леса, счастлив огласить вам список этих имён!

С каждым новым оглашённым именем на площади раздавались одобрительные крики пришедших поддержать претендентов. Друзья хлопали друзей по плечам, подбрасывали их в воздух, родные и близкие обнимали и расцеловывали друг друга. На некоторые имена реакций не наблюдалось, а на какие-то окружающие наоборот разражались овациями - особенно часто такое происходило, когда испытуемый был из великого рода. Но больше радости в воздухе было затаившегося ожидания. Каждый из тех, чьё имя не было прочтено из списка, надеялся, что оно ещё сможет оказаться среди оставшихся.

Одной из таких была и Кайлина. С каждым названным претендентом из её лица уходили краски. Солнце ещё в начале речи жреца заволокло грязными пасмурными облаками, и сейчас разлившаяся по окружающему миру серость забирала цвета из щёк, губ, волос сестры. Казалось, даже глаза её становятся белесыми и прозрачными. Когда счёт имён перевалил за восьмой десяток, я повернулся спиной к помосту и обнял сестру, на которую в этот момент было жалко смотреть. И только я успел ощутить в отчаянии погружённые мне в спину ногти, как девушка уткнулась лбом мне в плечо, и сквозь грубую и жёсткую ткань рубахи я почувствовал бегущие из её глаз слёзы.