Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Я знал, что мой отец занимался поставками наркотиков и незаконным распространением оружия. Я знал – на его руках была кровь. Он организовывал заказные убийства и похищения. В некоторых он даже участвовал сам. Он был замешан в вымогательстве и отмывании денег. У него были многомиллионные счета в разных банках по всему миру. Это делалось для того, чтобы не платить налоги. Я не знаю, есть ли такой закон, который бы еще не нарушил мой отец. Он был обманщиком, вором и убийцей. Люди уважали и боялись его не только из-за фамилии, но и за то, как он жил и преподносил себя окружающим. Он был спокойным, тихим, но смертельно опасным человеком.

Я знал, зачем мой отец поехал в Феникс. Я знал о торговле рабами, которая все еще существовала в Америке. Это был не первый раз, когда отец покупал людей. У нас уже были двое рабов, когда мы приехали в Вашингтон. Мне тогда было восемь. Отец купил пожилую женщину, мы звали ее Нонна. Она была куплена для того, чтобы ухаживать за домом, за мной и моими братьями до тех пор, пока бы мы не повзрослели.

Она трудилась как проклятая около десяти лет и скончалась от сердечного приступа несколько месяцев назад. Она была очень хорошей женщиной. К ней не было никогда никаких претензий. Она была нам как бабушка. Мы очень любили ее, и я думаю, что эта любовь была взаимна. Несмотря на то, что мы лишили ее свободы, она любила нас.

Папа кремировал ее тело, а пепел мы развеяли по ветру у реки. Она очень любила бывать там.

После того, как Нонна умерла, папа привез нам другую женщину. Ее звали Джанет. Ей было чуть больше сорока, у нее были светлые вьющиеся волосы. Я возненавидел ее с самого первого дня. У нее был такой взгляд, что мне тут же хотелось ее ударить. Но, конечно, я никогда не сделал бы этого. Мама воспитала во мне четкое убеждение, что, женщин нужно уважать.

И вот, однажды, Джанет поймали с поличным. Она зашла в комнату, в которую ей заходить не следовало, к тому же, она взяла кое-какие вещи, которые ей трогать было запрещено. Отец просто уехал вместе с ней, а назад вернулся один. Так уж случилось… он устанавливал правила, и им нужно было следовать.

Он не выносил, когда его правилами пренебрегали. Если уж Карлайл Каллен сказал тебе, «прыгай», то ты, мать твою, станешь лучшим прыгуном.

Мой брат Эммет и я практически приняли жизнь отца. Мы знали наше место в этом мире. Эммет не горел желанием присоединиться к миру отца, но и не осуждал его. У меня же, было желание возглавить отцовскую организацию. Я знал, что члены организации в Чикаго смотрели на меня, как на будущего наследника мафиозного клана. Они говорили, что у меня есть нужный для этого потенциал. Хоть я и не совсем понимал, что именно они имеют ввиду, но все же надеялся, что я займу достойное место среди них. Разумеется, когда стану старше. Я даже немного гордился своими мыслями по этому поводу.

А вот Джаспер был совсем другим. Он старался избегать всех разговоров, касающихся будущего семьи Калленов. Он ненавидел наркотики, оружие, да и вообще, не переносил насилие. Эммет и я были «толстокожими», а Джаспер, наоборот, очень чувствительным и ранимым. Этим он был похож на маму. Нет, по внешности я был практически ее копией, а вот по характеру и чувственному восприятию мира Джаспер и, правда, был на нее очень похож.

Мама прекрасно знала о жизни папы, но никогда не осуждала его. Она его очень любила… Еще, она никогда не одобряла рабов и рабство. Так же вел себя и Джаспер.

Отчасти, я соглашался с ним, но с другой стороны… в этом была и своя логика. Если ты хочешь лояльности и тишины, то просто необходимо совершить такую покупку.

И я знал, что в нынешней ситуации Джаспер был расстроен намного сильнее, нежели раньше. А все из-за того, что сладкий и невинный голос из телефона принадлежал девушке, а не женщине. Папа никогда не говорил, но по прошлому опыту мы предположили, что он привезет пожилую женщину. Но мы ошиблись. Она оказалось очень молодой.

Весь остаток дня я провел, запершись в своей комнате. У меня не было настроения даже думать о том, как же мне попадет, когда отец вернется домой. Немного вздремнув, я взял гитару и занялся игрой. В итоге, я все же позвонил Джессике, и мне пришлось выслушивать всю ее болтовню на протяжении нескольких часов. Я прекратил наш разговор, как только услышал, что она хотела бы ко мне приехать.

Вечером приехал папа. То ли он очень устал, то ли из вредности, но он не стал подниматься ко мне в спальню. А просто, позвонив мне по мобильному, вызвал к себе в кабинет.

Я подозревал, что он снова станет грозить мне школой-интернатом, или тем, что он отберет у меня машину. Он, правда, отчитал меня по полной программе. Хоть он не упрекнул меня, в том, что я выбил Ньютону зубы, но зато, был очень недоволен потасовкой, устроенной мною в больнице. Он наказал меня на все предстоящие выходные. А ведь они были так нужны мне. Они должны были стать моими первыми улетными выходными после вечерней игры, которую мы должны были провести дома. Теперь все это превратилось в настоящий ад. Я с нетерпением ждал очередных выстрелов от Патрона, новых ударных хитов и хорошего жесткого секса.

Я провел остаток ночи в своей комнате. Заснуть я так и не смог, я был слишком зол. Устав валяться в кровати, я решил спуститься на кухню. На кухне я открыл холодильник и стал наливать себе апельсиновый сок. И тут я услышал шум. Он прозвучал так внезапно, а все от того, что в доме было слишком тихо. Я обернулся и был настолько поражен увиденным, что пролил свой гребаный напиток.

Перед тем как меня охватил гнев, я испытал целую гамму чувств и эмоций. Сначала я был очень удивлен, потом на меня вдруг накатил стыд. Я стоял перед девушкой, в мокрых от сока штанах. Что может быть глупее?

Я не мог разглядеть ее полностью, в кухне было темно. Но ее глаза… они были ясными, как день. Они были большими и выразительными. Девушка была похожа на оленя, пойманного в свет автомобильных фар.

Наконец, я опомнился. Решив вытереть сок, разлившийся на полу, я схватил полотенце. Но девушка решила опередить меня. Схватив полотенце, она буквально кинулась ко мне. Не рассчитав наши траектории, мы сильно столкнулись головами. Меня пронзила адская боль. Я смачно выругался. Что ж поделать, такая реакция на боль была вполне в духе истинного Эдварда Каллена.

Очевидно, я испугал ее, потому что она боялась поднять на меня глаза и, еще, она вся дрожала. Я схватил ее за запястье, чтобы оторвать от этого гребаного мытья полов. Она была смешна, а я этого не любил. Когда я схватил ее, то почувствовал, будто через меня прошел легкий разряд статического электричества. Она, наконец, подняла на меня глаза… Я был просто ошеломлен.

Ее щеки были красными и потрескавшимися от солнца. Но больше всего меня поразил огромный ушиб на ее лице. Было ясно, что этот след оставлен чьей-то рукой. Ее глаза были полны беспокойства, а по щекам текли слезы. Она была очень испугана, и это было ясно без слов. И она была… молода, чертовски молода. Возможно, она даже была младше меня. На ее лице читалась невинность.

Но финальным и самым ошеломляющим для меня стало то, что она была… красива. У меня было много горячих девушек, сексуальных, в эротичных мини, которые обтягивали их задницы. А вот девушка, которая сейчас была рядом со мной, оказалась не похожей на них… вообще. Она не была похожа на топ-модель, не источала сексуальную привлекательность. Она была просто… красива.

Я спросил ее, что случилось. О Господи, зачем я задал этот гребаный глупый вопрос? Она видимо его не совсем поняла, а я лишь хотел знать, как она очутилась в той ситуации, в которой, собственно, сейчас и находилась.