Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Я люблю тебя, – тихо проговорил он. – И ты должна знать, что я на все пойду ради тебя. Я отдам что угодно ради тебя. Нет ничего важнее тебя, tesoro. Я отдам ради тебя свою гребаную жизнь.

– Ты меня пугаешь, Эдвард, – сказала я дрожащим голосом.

В его глазах стояли невыплаканные слезы, и это вызывало ужас. Что-то, определенно, пошло не так.

– Не надо бояться, – ответил он. – Б…ь, последнее, чего я хочу, это чтобы ты боялась. Я был в отчаянии, Белла. Мне нужно было, на хер, найти тебя. Я не лгал, когда говорил, что не смогу выжить без тебя. Мне нужно было, чтобы ты жила. Нужно было увидеть тебя, и теперь, когда ты в безопасности, я не могу ни о чем сожалеть. Б…ь, это трудно, и мы этого не хотели, но когда я вижу тебя тут, я понимаю, что оно того стоило.

– Я не понимаю, – сказала я.

– Я не удивлен, – пробормотал он, отпуская мою руку и глядя на часы. – Мне нужно уйти на несколько минут.

– Уйти? – недоверчиво спросила я.

– Да, уйти. Я ненадолго, – сказал он. – Может, когда я вернусь, мы продолжим разговор.

– Нет! Я хочу знать сейчас! – закричала я, эмоции взяли верх.

– У меня нет для этого времени, – раздраженно сказал он. – Я не могу опаздывать.

– Ты не можешь опаздывать куда? Скажи мне, что ты делаешь, Эдвард! – потребовала я, из глаз катились слезы.

– Я еду к Аро, ясно? – выплюнул он. – Это, б…ь, ты хотела знать? Когда меня выпустили, я пошел прямиком к Аро.

Я шокировано смотрела на него.

– Что значит – ты пошел к нему? – спросила я, уже зная ответ.

– Это значит, что я дал клятву. Я, на хер, присоединился, ясно? – ответил он, подтверждая мои страхи.

Я яростно закрутила головой и села, плача от боли, которая пронзила тело, стоило мне двинуться.

– Дерьмо, просто лежи! Расслабься, не то навредишь себе.

Он потянулся ко мне, но я оттолкнула его руку, ошарашенная новостями.

– Нет! Ты должен забрать ее назад! – кричала я, глаза жгло от слез.

– Не могу, – сказал он. – Уже все сделано, Белла. Нет способа забрать это дерьмо назад.

– Должен быть, – парировала я, не желая верить. – Ты не мог это сделать! Только не ты! Ты не можешь стать одним из них, Эдвард!

– Я уже один из них, – сказал он.

– Нет! – крикнула я. – Нет! Ты не можешь делать то, что делают они. Ты не можешь быть таким человеком!

– А ты думаешь, что я хочу быть таким? Думаешь, я хотел всего этого? Конечно, нет, черт подери! – выплюнул он в ответ.

– Тогда почему ты сделал это? Почему присоединился к ним, Эдвард? – с отчаянием спросила я. – Как ты мог согласиться на это? После всего, через что мы прошли, о чем говорили, как ты мог это сделать?

– У меня не было другого выбора, Изабелла. Я сделал то единственное, что мог. Мне нужно было, б…ь, найти тебя, и мне больше не к кому было обратиться, а только так он мог помочь. Иисусе, я не знал, с чего, черт возьми, начать! Если бы не Ройс, я бы даже не узнал имена этих проклятых русских, – пытался объяснить он. – Ты была почти мертва, черт подери, когда мы нашли тебя, Изабелла. Если бы я это не сделал, ты бы наверняка погибла! Как ты можешь поворачивать это дерьмо против меня, если ты сама сказала, что после аварии пыталась поступить так же, мать твою!

– Это не одно и то же! – сказала я, пытаясь сдержать рыдания.

– Разве? Ты умоляла этих уродов забрать тебя и оставить меня в покое, пыталась защитить. Ты так легко предлагала свою жизнь в обмен на мою, и не можешь понять, что, б…ь, я могу сделать ради тебя? Я понимаю, но если ты, б…ь, расстраиваешься, и я расстроюсь. Это уже сделано, возврата нет. Я в деле, и выхода не будет, – сказал он, умолкая на миг. – Пока я жив.

Я смотрела на него, его слова ударили меня, а вся ситуация сводила с ума. Он не отводил от меня умоляющего взгляда, прося понять его, но я не могла, только не сейчас. Я отвернулась, не в силах выдержать то, как он на меня смотрел. Он подошел и вытер мои слезы. Его прикосновение было нежным и должно было успокоить меня, но боль была слишком сильна.

– Все будет хорошо, Белла, – нежно проговорил он, а я откинулась назад на кровать.

Он посмотрел на часы и лег рядом со мной.

– Ничто не изменилось.

Я прикрыла глаза, сердце отчаянно хотело поверить ему. Больше всего на свете я желала, чтобы все осталось прежним, чтобы сбылось все, что мы планировали, но я не наивна. Я знаю, что теперь все переменилось, и пути назад нет. Я помню слова доктора Каллена в госпитале, как он хотел уберечь Эдварда от такой жизни. Жизнь в преступности, жизнь в жестокости, где опасность ежедневно стучится в дверь и пытается достать тебя. Мир, в котором мужчины становятся холодными и циничными, в котором они должны делать вещи, о которых не говорят, те, которые я даже не могу понять. Это мир, которого мы пытались избежать, но он все равно засосал нас.

И это совсем не тот мир, который я воображала для нашего будущего.

ДН. Глава 71. Часть 4:

– Что еще произошло? – тихо спросила я, прежде чем он успел сказать еще что-то, убеждая меня, что ничто не изменилось.

Могу сказать по его тону, что он сам в это не верил. Он колебался какое-то время, а потом начал рассказывать о некоторых событиях, последовавших за его инициацией. Я едва слушала его, лежа с закрытыми глазами. Все, о чем я могла думать – это наши планы, живот подводило от боли, когда я прощалась с каждым из них. Побег в Калифорнию, игра Эдварда в футбол, мое обучение искусству – все это становилось мечтой, которая никогда не сбудется. Женитьба, семья – ситуация бросала тень даже на это. Я больше не знаю, что для нас возможно, что мы может делать и куда можем отправиться. Он сможет ходить в школу? Сможет путешествовать? Сможет родить ребенка в мире, в котором мы теперь вынуждены жить?

И, что важнее, что будет с Эдвардом? Как он выживет в этой жизни, будет ли он тем же человеком, которого я любила? Или эти события превратят его в кого-то другого, кого-то хуже? Может ли кто-то совершать плохие поступки и не быть плохим человеком? Алек и Карлайл поставили на кон свои жизни, пытаясь спасти меня, они всем пожертвовали, чтобы вытащить меня… они могут считаться плохими только потому, что живут такой жизнью? Как я проживу свою жизнь, зная, что мужчину, которого я люблю, могут убить, забрать у меня по какой-то глупой причине? Как я смогу простить его за ту боль, которую он причинит людям? После того, как всю мою жизнь меня мучили, покупали и продавали внутри этой организации, как я смогу просто принять, что он станет одним из них? Как, во имя всего святого, это удалось Элизабет?

Я просто лежала и ощущала, как свобода уходит от меня. Все, на что я надеялась, грозилось исчезнуть, мир, о котором мечтала для меня моя мама, ускользал из-за слов, которые он произнес. Что теперь значит быть свободной? Я боялась, что уже никогда не смогу это узнать.

Вдруг Эдвард сел и сказал, что должен идти, он пообещал закончить, когда вернется. Я едва кивнула, глядя, как он быстро покидает комнату, его шаги затихали на лестнице.

Остаток дня прошел в тумане, следующий день наступил быстро. Я оставалась в постели, а Эдвард как можно больше старался быть со мной, иногда пытаясь завести разговор, но в основном сохраняя молчание. Он больше ничего не рассказывал мне о случившемся, а я не спрашивала, часть меня боялась это знать – атмосфера между нами могла только ухудшиться. Он казался глубоко погруженным в мысли, как и я, на его лице появились морщины от переживаний. Иногда он притягивал меня в объятия и гладил волосы, и каждый раз понимающе смотрел на меня, словно знал, о чем я думаю.

На закате я, наконец, попыталась встать, ноги подгибались и не держали меня. Я доплелась до кресла на другом конце комнаты около огромного окна и села в него, впервые за долгое время глядя на окружающий мир. Я была удивлена, заметив детей на улице, они были одеты в костюмы – сегодня Хэллоуин. Я с любопытством наблюдала, как они ходили от дома к дому за сладостями, внутри меня разгоралось странное чувство тоски. Они были такими молодыми и беззаботными, никакой ответственности, никакой ноши на плечах. Они игнорировали опасность, которая притаилась в нескольких шагах от них, они не замечали ничего за пределами своего пятилетнего мира. В их возрасте меня истязал настоящий монстр, такой, который в их воображении может жить только в шкафу – я никогда не знала такой наивности, и сейчас я больше всего сожалела именно об этом.