Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Но, тем не менее, этого было недостаточно, чтобы заставить меня остановиться.

В конце концов, я сходил в больницу, чтобы мою руку осмотрели, а на следующий день Изабелла предложила мне, наконец, распаковать все свое дерьмо, распиханное по коробкам. Мы проводили много времени вместе, лишь разговаривая, веселясь и наслаждаясь обществом друг друга, как в старые добрые времена.

И все было хорошо, даже слишком хорошо, на самом деле.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. К моему большому удивлению, нас никто не трогал. Я был уверен, что братья будут ломиться в долбаную дверь, чтобы увидеться с Изабеллой, или Алек будет звонить мне и велит заняться делом, но ничего из этого не происходило. Ни визитов, ни телефонных звонков, ничего.

И лишь почти неделю спустя в дверь кто-то постучал, и, неохотно открыв ее, я был удивлен, увидев на пороге почтальона. Он взглянул на конверт в руках, чуть прищурившись, чтобы прочитать имя.

– Эдвард Э. Каллен?

– Да, это я.

– На ваше имя получено заказное письмо, – ответил он, протягивая на подпись небольшую карточку.

Я вывел внизу свое имя и вернул ему, а он передал мне конверт. Я поблагодарил его и закрыл дверь. Прошел в гостиную и плюхнулся на диван рядом с Изабеллой. Я прочел, что письмо было от мистера Риччи, и, разорвав конверт, вынул из него лист бумаги.

– Что это? – с любопытством спросила Изабелла.

– Уведомление от адвоката, – ответил я, быстро окинув взглядом текст. – В понедельник они будут зачитывать завещание отца. Видимо, он оставил мне что-то.

– Почему ты удивлен этим? – спросила она. – Ты – его сын.

– Не знаю, – сказал я, пожав плечами, и кинул письмо на стол. – Думаю, что еще не до конца это осознал. В смысле, черт, я, конечно, знаю это – знаю, что он мертв. Я, б…ь, видел его смерть. Но мне по-прежнему трудно поверить в то, что это произошло на самом деле.

– Понимаю, – ответила она. – Хочешь поговорить об этом?

Я покачал головой.

– Не сейчас. Это последнее, о чем сейчас мне хотелось бы даже думать.

– Хорошо, – согласилась она, наклоняясь вперед и опрокидывая меня на диван.

Она обняла меня и положила голову мне на грудь, а я схватил пульт и, включив телевизор, принялся листать каналы.

Мы пролежали так весь вечер, забыв обо всем, кроме того, что происходило в стенах дома, не замечая ничего вокруг – лишь мы вдвоем.

И этот раз был не последним. Уже на следующий день, точно в то же самое время, раздался еще один долбаный стук в дверь. Заворчав, я пошел открывать и, потянув на себя дверь, застыл в замешательстве. На крыльце стоял все тот же ублюдочный почтальон, держа в руках гребаный – очень знакомый на вид – конверт.

– Сраное дежа вю, – буркнул я. – Разве ты уже не приносил сюда это дерьмо?

Он кивнул и посмотрел на конверт.

– Да, но на этот раз письмо не для вас, – ответил он. – Здесь проживает Изабелла Свон?

– Оу, да, есть такая, – ответил я, шире открывая дверь, и крикнул Изабеллу.

Она появилась через минуту и недоумевающее посмотрела на меня и на почтальона. Я улыбнулся и ткнул на конверт в его руке, а он протянул ей бланк.

– Это тебе, tesoro.

– Мне? – спросила она с удивлением, забирая у почтальона карточку.

И подписала внизу свое имя идеально ровным, каллиграфическим почерком. Я улыбался, глядя на нее и зная, как много она трудилась, чтобы научиться писать. Она отдала карточку обратно, а почтальон передал ей конверт, пожелав приятно провести последний день перед отъездом. Она ничего не ответила, а просто стояла в дверях и смотрела на конверт, выглядев при этом крайне удивленной. Я усмехнулся, наблюдая за ее растерянностью.

– Чему ты удивляешься? – спросил я, игриво повторяя ее вчерашние слова. – Ведь ты – девушка его сына.

Она взглянула на меня и подняла брови.

– Правда? – спросила она.

– Что правда?

– Я – твоя девушка?

Ее вопрос поставил меня в тупик, и я подумал, что, может, мне, черт возьми, не стоило этого говорить.

– Я не знаю, а ты?

Она улыбнулась.

– Я первая спросила.

– Может быть, наверное. Как ты думаешь, еще слишком рано утверждать это дерьмо?

– Я не знаю, а ты?

Я смотрел на нее и старался уловить смысл нашего разговора.

– Не знаю, – покачал головой. – Это капец как глупо, Белла.

– Это точно, – согласилась она. – Да и это неважно. Я имею в виду, что это просто слово, обозначение. Ты всегда говорил, что ни одно название не способно определить нас так, как мы сами себя определяем.

– Истинная правда, – сказал я, оборачивая руки вокруг ее талии и притянув в объятия. – А знаешь, оказывается, я – чертовски умный ублюдок.

– Ты только посмотри – сам себя по головке гладишь… – протянула она игриво.

Я усмехнулся и зарылся лицом в ее волосы, а потом склонился губами прямо к уху.

– А может, ты желаешь погладить меня по 'головке', tesoro? – прошептал я.

Она вздрогнула от дуновения моего дыхания и, нервно хихикнув, оттолкнула от себя.

– Какая банальная шутка, – заметила она.

– Я вовсе не шутил, – ответил я, подмигивая.

Она покраснела и закатила глаза, после чего отвела взгляд.

– Из-за того, что ты сказал это всерьез, твои слова звучат еще хуже, – пробормотала она, возвращаясь к конверту, который вертела в руках. – Интересно, что он оставил мне?

– Все, что угодно, – заверил ее я, когда она открыла письмо и прочла бумагу, предписывающую ей, в какое время и где появиться. – Деньги, недвижимость… да кто, на хер, знает.

– Но зачем? – спросила она, взглянув на меня с любопытством. – Я хочу сказать, что мне, правда, ничего не нужно. У меня и так все есть. Мне не нужны ни деньги, ни дома, ни что-либо еще. Все это не имеет для меня значения.

Я пожал плечами.

– Я не знаю, зачем, – сказал я. – Думаю, мы все узнаем в понедельник.

Мы провели выходные вместе, смотрели фильмы, ходили в ресторан, я показал ей окрестности Чикаго.

Понедельник наступил очень скоро, к полудню я был готов: надел черные брюки и белую рубашку с черным галстуком, стараясь выглядеть хоть немного презентабельно, потому что ни хрена не сомневался, что Алек будет там присутствовать. Надев на ноги черно-белые «Найк», я спустился вниз. Изабелла в это время еще принимала душ. Я открыл холодильник и вынул из него бутылки «Grey Goose». Я дьявольски нервничал, потому что этот день делал все происходящее еще более реальным. Я сделал большой глоток прозрачной жидкости. Она обожгла горло, при этом успокоив нервы – мое беспокойство сразу снизилось.