Декоратор. Книга вещности
Шрифт:
— Это дом, о котором ты рассказывал? — спрашивает она.
— Да, он почти готов.
— А когда ты вернёшься?
— Не знаю.
Поди ж ты, какая спешка, думаю я. Но потом соображаю, что неправ, что в моих же интересах поговорить с ней — хотя бы для того, чтобы убедиться: наваждение растаяло, Сильвия меня больше не тревожит.
— Можешь съездить со мной. Заодно дом посмотришь, и поболтаем по дороге, — предлагаю я.
— Да у меня тоже времени в обрез. Я завтра уезжаю в отпуск, на три недели.
— Вот оно что, — отвечаю я, закрывая окно.
Я так и не посмотрел на неё толком. Три недели — это отлично. То,
Она дёргает ручку дверцы. Мне не остаётся ничего другого, как распахнуть её.
— Незачем так злиться, — произносит она, втискиваясь в машину. Свою серо-синюю кошёлку она кладёт на колени.
— Я не злюсь, — отвечаю я, стараясь подавить стон.
— Не страшно, что я поеду с тобой? Если ты там застрянешь, я могу вернуться на такси.
— Конечно не страшно. — Я оборачиваюсь к ней. Но встретиться с ней глазами оказывается для меня ударом, как если бы собственноручно закрытые дверцы вдруг распахнулись на полном ходу. Я улавливаю запах парфюма, которым она прежде не пользовалась. Приторный, но ей в масть. Такая она и есть, думаю я, переспелая и слегка удушливая.
— Классная тачка, — говорит Сильвия.
Я теперь никогда не спускаю глаз с дороги во время движения, поэтому не могу глядеть на неё. К счастью.
— Что купила?
— Новый купальник. Я еду в Грецию. Пару дней в Афинах, а потом три недели без малого на острове Лефкас.
Порывшись в сумке, она предъявляет добычу. Желто-зелёное бикини слоновьего размера. Я невольно вспоминаю нашу последнюю встречу, бюстгальтер, который не запихивался в почтовый ящик. И обнажённый торс тоже.
— С кем ты едешь?
— Одна. Это не проблема. Всегда с кем-нибудь знакомишься. Ты бывал на греческих островах?
— Не вижу смысла посещать цивилизацию, которая пережила свой золотой век две с половиной тысячи лет назад и с тех пор деградирует, — отвечаю я.
— Меня там привлекает, так сказать, отсутствие цивилизации. Мне её дома по горло хватает. Как и снега, кстати.
Она опускает зеркало, выуживает из кармана помаду и принимается наводить марафет. Припомнив всё слышанное о Греции и одиноких туристках, я представляю себе Сильвию на пляже в компании коряво курлыкающего по-английски бронзового Диониса, который собирается попользоваться не только её телом, но и кошельком. Этого могло и не случиться. Но она сама выбрала, что захотела.
— Я собиралась попросить вас кормить мою птичку, — щебечет Сильвия, — но потом отдала её подруге.
— Понятно.
Я не отрываю глаз от дороги.
— Я ещё хотела сказать, что ценю, что ты с уважением отнёсся к моей просьбе оставить меня в покое, — говорит Сильвия.
— Ты угрожала полицией, если мне не изменяет память. Не знаю, известно ли тебе, но мало кто стремится к неприятностям с полицией.
— Правда, я угрожала полицией? Видно, вспылила. Да нет, не стала бы я звонить в полицию.
— Ну и уязвлённое самолюбие могло сыграть свою роль, — признаюсь я.
— Могло или сыграло?
— Сыграло, — смеюсь я, посылая ей быстрый взгляд. Ещё как!
— Как у тебя с Катрине? — спрашивает она.
Это, милочка, тебя ни капли не касается, думаю я, но вслух говорю:
— Гораздо лучше. Можно сказать, мы заново обрели друг друга.
— Так я и знала! — с торжеством откликается Сильвия. — Я тебе говорила, что подумывала обсудить ситуацию с ней? В самый разгар страстей. Уладить вопрос по-женски.
— Бог
мой.— Да, идея не блещет. Но я только подумывала. Пожалуй, мне стоит поближе с ней сойтись. С Катрине, она мне симпатична.
Так и вижу эту картинку. Обе две, рука в руке, плечо к плечу, связанные общей забавой: выставить меня посмешищем. Представляю, как тактично держалась бы Сильвия. Никакого буйства.
— Вы могли бы как-нибудь позвать меня на обед, — предлагает Сильвия. — Или на этой моднявой кухне не готовят?
— Эта симпатичная Катрине наставила мне рога, — рассказываю я. — Со шведом.
— Ой, бедный. Это тянулось долго? Так вот почему ты...
Я не опускаюсь до ответа на этот вопрос, а говорю:
— Приехали.
Мы остановились перед домом, солнце стоит высоко. Вилла смотрится потрясающе.
— Да, не отказалась бы я так жить! — говорит Сильвия, вылезая из машины. — Мечты, мечты...
— Дом обошёлся ему не баснословно дорого, — отвечаю я, вытаскивая связку ключей от новой двери. Их три.
Когда мы переступаем порог, меня настигает слезливое видение: будто мы с Сильвией молодожёны и впервые входим в наш новый, отремонтированный общий дом. Мираж сколь смехотворен, столь и реален. Он настолько сбивает меня с толку, что я набираю неверный код на сигнализации, и еле-еле успеваю перенабрать его, пока не включилась тревога. Одной клавишей я включаю все тридцать восемь галогенок первого этажа. Все они заведены на один выключатель, но в гостиной есть настенный реостат для плавного подкручивания света (да ещё я решил побаловать Йэвера и придумал ему джойстик для управления освещением на этом этаже, пусть поиграет). Сегодня свет не нужен. Солнце наводняет комнату через огромные окна гостиной, но мне хочется продемонстрировать ей все прелести.
— Как красиво! — ахает она. — И так просторно!
— Мне придётся попросить тебя разуться, — говорю я, развязывая забившиеся снегом шнурки. Потом снимаю пальто — в доме жарко. Наверно, плотники подкрутили термостат. Она снимает свои высокие сапоги и сразу делается ниже меня. Потом она стаскивает пальто, скатывает его и кладёт поверх моего. Под ним короткая, узкая юбка из бирюзово-чёрной шотландки и белый, связанный в резинку свитер под горло. Цветочный орнамент на чёрных чулках драматически не сочетается с клеткой юбки. Сильвия верна себе.
Она ощупывает одну из тонюсеньких стальных штанг на лестнице на второй этаж.
— Какая-то она хлипкая, — говорит она.
— Конструкция гораздо надёжнее, чем кажется, — отвечаю я.
— И пол новый? Обалденный!
— Новый.
— Недёшево. — Она наклоняется и проводит рукой по бразильскому ореху. — А кто здесь будет жить?
— Один торговец лекарствами, — отвечаю я.
— А потом мы удивляемся, что болеть стало так дорого! У него большая семья?
— Он будет жить один. По крайней мере, пока.
— Ничего себе буржуйство! — вскрикивает Сильвия.
— Ты тоже не в тесноте ютишься.
— Нет... в общем-то, мы все превращаемся в одиночек. Каждому подавай побольше жизненного пространства подальше от соплеменников.
— На этом этаже я сломал все стены. Теперь это единое пространство, — рассказываю я, когда мы входим в помещение. —Там кухня.
Я показываю налево, где только водонагреватель и шкафчики по бокам окна намекают на наличие за стойкой кухни. Шкафчики светло-серого тона, который почти сливается с белыми стенами.